Человеческий рой. Естественная история общества - Марк Моффетт

Указывая, что процарапанные кости и ожерелья из ракушек – это варианты национального флага каменного века, археолог Лин Уодли утверждает, что люди стали современными с точки зрения поведения в тот момент, когда они приступили к хранению абстрактной информации вне своего мозга[390]. Проблема в том, что, конечно, мы никогда не сможем доказать, что наши предки думали об узорах, сделанных охрой, или стиле бус и наконечников стрел. Содержалась ли для них в этом какая-то информация, или это был аналог машинально начерченных каракулей? И все же, если некий неутилитарный предмет, такой как определенный вид раковин, постоянно обнаруживается в пещерах Пиннакл-Пойнта, его можно расценивать как маркер: значимые вещи имеют тенденцию появляться вновь и вновь, как в случае изображений кошек в искусстве Древнего Египта. Даже при этих условиях, для того чтобы артефакт обозначал какое-то общество, он не просто должен появляться вновь и вновь, он должен быть специфичным для группы. Существует слишком мало археологических памятников для того, чтобы выявить закономерность для древних людей[391]. Самое большее, что мы можем сделать, – предположить, что определенный объект, вероятно, служил маркером, потому что он был таковым у охотников-собирателей недавнего прошлого.

В связи с тем, что у первых бушменов, вероятно, были общества, дифференцируемые с помощью маркеров, появляется вероятность, что анонимные общества имеют еще более древнее происхождение: возможно, они существуют с момента появления Homo sapiens или даже еще более древних людей. Команда исследователей нашла при раскопках в восточной ветви Восточно-Африканской рифтовой системы на территории Кении свидетельства сложных технологий, датируемые возрастом 320 000 лет, которые можно интерпретировать как символическое поведение. Археологи предполагают, что на обсидиановых орудиях имеются признаки измельчения охры для получения красящего вещества, найденного там же, которое, должно быть, использовалось людьми (возможно, Homo sapiens) для украшения друг друга и обозначения групповой идентичности. То, что эти материалы представляли для их обладателей ценность, является очевидным. Куски охры и обсидиана приносили на эту стоянку, поскольку место происхождения обсидиана находится в 91 км от нее[392].

Пещеры были вовсе не первыми и не единственными местами, где наши предшественники выражали свою идентичность. Я не сомневаюсь, что люди в Пиннакл-Пойнте украшали деревья резьбой и валуны рисунками, которые уже давно выветрились, чтобы заявить: «Это – наше». С появлением Homo sapiens Африка, вероятно, была переполнена знаками обществ, встречающимися ничуть не реже, чем флаги, которые сегодня развеваются на всех континентах, будь то установленные для предупреждения, празднования или выражения уважения к земле. Основанием для моей уверенности служит та легкость, с которой в результате эволюции люди стали зависеть от маркеров, о чем свидетельствуют исследования других приматов.

Эволюция маркеров

Современные человеческие общества настолько пропитаны различными культурами и связанными с ними символами, что трудно представить, что у самых первых людей могли быть общества без этих составляющих. Однако символические культуры и большая численность населения не являются обязательными для существования анонимных обществ. Идентичность колоний муравьев, независимо от их размеров, проявляется в виде химических сигналов, понятных и простых, без символической информации (о которой нам известно). Их общий запах должен только отличать своих («мы») от чужих («они») (при отличении одной колонии врагов от другой у муравьев все несколько сложнее). То же самое касается сигналов «кау» у сосновых соек, щелчков – у кашалотов, и запаха – у голых землекопов.

Простые маркеры первых человеческих обществ вовсе не должны были включать некие абстрактные понятия, такие как патриотизм или связь людей с прошлым. Эти характеристики, вероятно, были добавлены позже. Как только мы перестаем предполагать, что маркеры должны быть наполнены глубоким смыслом, становится проще представить начало анонимных человеческих обществ.

Первые маркеры, вероятно, позволяли лишь снизить вероятность ошибки в том, кто куда идет. Для каждого члена общества существовал риск быть неправильно идентифицированным. Были возможны ошибки двух видов: можно было принять за члена общества потенциально опасного незнакомца и из-за этого подвергнуться нападению или, в крайних случаях, можно было решить, что член общества к нему не принадлежит, и ошибочно напасть. И той и другой ошибки можно было избежать, если вызывающий сомнения человек подавал отчетливый знак, указывающий, что он или она не является угрозой.

В основе развития такого маркера, вероятно, находится стремление соответствовать поведению других членов собственной группы. Наши ранние предки, как и многие виды животных, по-видимому, отличались способностью к социальному обучению. Эта способность может порождать культуру, то есть социально передаваемую информацию в целом, включая традиции. Подобные традиции, например, свойственны кланам сурикатов, которые спят дольше, чем их соседи, или дельфинам и китам, которые передают своим потомкам тактику ловли рыбы[393]. Люди учат присягу на верность флагу в некоторых частях света или отлично обращаются с палочками для еды.

Копирование свойственно не только социальным или умным видам: лесные сверчки, которым угрожают пауки, учатся прятаться, наблюдая за опытными сверчками[394]. Но социальное обучение может быть критически важно для видов, представители которых формируют сообщества. В одном исследовании было показано, что обезьяны, которые выросли в стаде, обученном отдавать предпочтение кукурузе, окрашенной в розовый цвет, а не в синий, будут выбирать синюю кукурузу, если они станут членами стада, которое предпочитает такие зерна, даже если кукуруза обоих цветов легкодоступна[395]. Копирование детенышами поведения старших приводит к тому, что у разных сообществ шимпанзе существуют разные варианты способов действий: обезьяны по-разному пользуются камнями для раскалывания орехов, выуживают термитов с помощью модифицированных веточек, используют пережеванные листья, чтобы набрать, как в губку, воду, которая находится вне пределов досягаемости, или обнимают друг друга во время груминга[396].

Однако по сравнению с человеческими обычаями варианты культур шимпанзе немногочисленны и просты, и, насколько нам известно, они не имеют значения для общественного признания. Шимпанзе не отмечают, каким способом используют листья для впитывания воды, чтобы отслеживать, кто к какому сообществу принадлежит; и дельфины тоже не следят за различиями в стратегии ловли рыбы. Нет ничего, что позволяло бы предположить, будто какого-нибудь шимпанзе, отступающего от местной традиции, скажем держаться за руки во время груминга, замечают его компаньоны, не говоря уже о том, чтобы избегать его, поправлять, ругать или убить[397]. За исключением тех случаев, когда шимпанзе изгоняют искалеченную особь из сообщества, они не смотрят на непривычное поведение с тревогой, то есть шимпанзе не сделали шаг к восприятию своих различий в качестве маркеров. Самка, которая переходит в новое сообщество,