Сокровища Перу - Верисгофер Карл

— Что же, гуанако не кусается? — спросил Рамиро.

— Нет, зато плюются!

— Ну, это не беда! Смотрите, Бенно, не зевайте: сейчас Педрильо вскочит, и тогда мы будем стрелять!

В этот самый момент акробат ловко подбросил в воздух мех, в который он кутался, и, проделывая удивительное «сальто-мортале» то на руках, то на ногах, выбежал из круга баранов.

Почти одновременно раздались два выстрела. Пока все стадо мчалось в паническом страхе, два больших барана остались на месте: один — убитый наповал, другой — раненый.

С помощью веревки, перекинутой через сук гигантской сосны, Рамиро и Педрильо, вскарабкавшиеся наверх по спущенной веревке, втащили свою добычу и с триумфом вернулись домой. В этот день Рамиро был особенно радостно настроен.

— Еще несколько дней — и мы с вами, быть может, будем миллионерами! Да! Ах, Бенно, тогда мне остается только пожалеть, что нет у меня крыльев, чтобы полететь к моим дорогим, — говорил он, — чтобы положить их к ногам женщины, сердце которой устало надеяться и бояться за меня.

Вечером вернулся сеньор Эрнесто, а сутки спустя прибыли и индейцы с мулами, съестными припасами и всем необходимым. Теперь спутникам столь долгого и тяжкого пути приходилось разойтись: перуанцам-добровольцам, желавшим пристать к действующей армии, расположенной по линии побережья, приходилось сворачивать влево, тогда как маленький городок Концито, родина сеньора Рамиро, лежал в равнине, вправо от их сегодняшней стоянки.

Шестеро больных, не совсем еще оправившихся от трудностей пути, должны были остаться в деревне индейцев, тогда как остальные с сеньором Эрнесто готовились выступить вперед. Во избежание препятствий со стороны занимавших страну испанцев, решили выслать вперед разведчиков.

— Концито, — сказал сеньор Эрнесто, — занят теперь испанскими войсками, а потому нам придется переодеться прежде, чем явиться туда. А уж там-то мы как-нибудь просуществуем, не показываясь испанцам на глаза: ведь в городе у меня есть собственный дом.

— О, как это прекрасно, как удобно! — обрадовался Рамиро, сжигаемый одною лишь мыслью: поскорее добраться до родного города и выполнить до конца ту задачу, которая стоила всем им таких трудов и лишений.

— Будем надеяться, что все будет хорошо, — возразил Эрнесто, — пока же отправимся на мою гасиенду, находящуюся в нескольких милях от города, где все вы будете желанными гостями!

— Так нам все-таки еще придется выжидать? — спросил обескураженный наездник, — а я думал немедленно отправиться в Концито!

— Нет, друг мой, и на гасиенде, дай Бог, чтобы все было благополучно. Эти разбойники-испанцы могут нагрянуть и туда, и по своему обыкновению подвергнуть самому беззастенчивому грабежу мое имение с его фруктовыми садами, скотом, запасами, лошадьми и всем, что им нужно и не нужно!

— И вы так хладнокровно говорите об этом! Вы можете спокойно отдать во власть неприятеля все свое состояние?

— Ну, нет! До более существенного они не доберутся. Пускай они жгут дом, обгложут ветви фруктовых деревьев и обыскивают кладовые. Все наиболее ценное, все, что только можно спрятать и угнать подальше, не попадется на глаза неприятелю!

Через два дня небольшой отряд выступил из индейской деревушки, выслав вперед проводников, вместе с которыми находились Обия, Тренте и другие. Вид встречавшихся на пути туземцев, обрабатывающих поля и занятых сбором фруктов, поразил Обию. Он уже понял смысл часто произносимого белыми слова «дикарь» и теперь еще более был поражен тем, что его соплеменники, люди одной с ним расы, встречавшиеся повсюду, носили такую же одежду, как и белые, и говорили на одном с ними языке.

Честолюбие закралось в душу проводника, результатом чего явилось немедленное исчезновение оловянной ложки из его волос, которым, несомненно, скоро придется встретиться с ножницами парикмахера. Татуировку же, так безобразившую его стройное тело и смытую во время дождливого времени года, он и не думал возобновлять.

С большой осторожностью продвигались путники вперед. Однако испанцев нигде не было видно. Кругом все дышало тишиной и миром. Среди густой растительности изредка показывались всадники, не возбуждавшие, однако, никаких опасений: это были мирные пастухи-пеоны.

Вскоре перед отрядом сеньора Эрнесто показалась его гасиенда, Прекрасный дом роскошной архитектуры был окружен целой кучей различных построек и великолепным фруктовым садом. Кругом шла плотная стена колючей изгороди из кактусов, которая была, пожалуй, надежнее любой каменной ограды.

При стуке копыт дверь дома распахнулась и на пороге показалась старушка. Прикрывая глаза от солнца, она долго вглядывалась в подъезжавших и, наконец, узнав среди них и своего хозяина, громко закричала:

— Педро, Педро, иди скорее, господин вернулся!

Когда в дверях показался старик, собака Бенно стрелой бросилась к нему и стала прыгать, ласкаться и ластиться к нему, оглашая воздух радостным лаем.

— Плутон! — вскрикнул старик. — Плутон, неужели это ты?!

Женщина, тоже узнав собаку, спросила хозяина дрожащим голосом.

— Сеньор Эрнесто, Рамон тоже с вами?

Хозяин гасиенды поник головой. Его лицо было бледно.

— Нет, милая, нет! Я о нем ничего не знаю. Ну, да об этом мы еще поговорим!

С этими словами он слез с мула и пригласил своих спутников войти в дом.

— Здесь, в этом доме, — сказал он, — родился и вырос Плутон!

Бенно печально опустил голову и тихо спросил:

— А кто этот Рамон, о котором спрашивает старуха?..

— Тот мертвец, которого вы видели на борту покинутого судна!

— Бедная старуха, — промолвил Бенно, — это был, вероятно, ее сын!

— Тише, тише! — остановил его Рамиро, — смотрите, как побледнел наш хозяин!

— Да, не будем его огорчать, — сказал Бенно, — этот сеньор Эрнесто очень понравился мне.

VII РУЧНОЙ СЕРЕБРЯНЫЙ ЛЕВ. — ДРУГ НА ЧУЖБИНЕ. — ТАЙНИК В СКАЛАХ. — НЕПРИЯТЕЛЬСКИЕ ВОЙСКА. — ВО ВЛАСТИ ИСПАНЦЕВ

— Войдите, сеньоры! — ласково и приветливо сказал хозяин. — Располагайтесь, как вам нравится, и будьте здесь, как у себя дома. Мой добрый старый Педро и его старуха сделают по возможности все для вашего удобства, я же, со своей стороны, от души говорю вам: «Добро пожаловать! Будьте дорогими гостями на все время, пока вы сами того пожелаете!»

Затем, берясь за ручку двери одной из комнат нижнего этажа, он добавил:

— Здесь, господа, есть некто, с кем я тоже должен поздороваться, это моя ручная пума, предупреждаю вас об этом, чтобы никто не испугался!

И, отворив дверь, он едва успел вступить на порог, как громадный серебряный лев одним прыжком очутился подле него и стал ластиться к нему, как кошка, урча и катаясь у ног.

— Я убил на охоте его мать и вынул этого детеныша из убитой, хотя он не был даже еще рожден, но, вероятно, должен был родиться в тот же день. Мы выкормили его здесь из рожка, и теперь это славное животное сильно привязалось ко мне.

В этот момент в комнату вбежал Плутон.

— Карри, смотри, это Плутон, узнаешь ты его? — сказал хозяин дома. Но животные уже скакали друг около друга, катались и кувыркались по земле, виляя хвостами. А затем вместе выбежали в сад, чтобы продолжать играть и забавляться. Появление пумы не произвело на остальных домашних животных, а также и на птиц, ни малейшего впечатления: очевидно, они ее знали и привыкли к ней.

Между тем старый Педро проводил вновь прибывших в отведенные для них помещения, причем все европейцы получили каждый по маленькой, но светлой и опрятной комнатке в главном доме, а индейцы и некоторые из перуанцев были размещены в службах и пристройках дома. Дав время приезжим умыться и привести себя в порядок после дороги, старушка принесла им скромный, но сытный ужин, вино и фрукты. Затем явился к гостям скромного вида человек, постоянно живущий в этом доме, и с любезной улыбкой предложил им свои услуги в качестве брадобрея и портного. Все очень обрадовались его появлению и тотчас же воспользовались его услугами. С индейцев тоже сняли мерки, чтобы изготовить и им из белого холста приличную и опрятную одежду, причем Обия дрожал от страха, воображая, что снятие мерки — какое-то колдовство, какой-то таинственный прием кудесника. Когда же Бенно разъяснил ему, в чем дело, то дикарь глубоко вздохнул и сказал: