Итоги № 44 (2011) - Итоги Итоги
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
РАЙКИН: С министром культуры.
БРЕЖНЕВ: (Звонит Демичеву.) Петр Нилыч, у меня Райкин, хочет переезжать с театром в Москву. Я — за, Гришин — за, ты как? Ну все.
РАЙКИН: Еще Романов может возражать.
БРЕЖНЕВ: Я сейчас ему позвоню. Григорий Васильевич, я — за, Гришин — за...
И вот вся компания переехала. Всем дали квартиры и, более того, стали искать помещение для размещения театра. Дальше началась другая глава этой истории.
— Вы стали работать вместе. Какого рода были конфликты?
— Творческого. И человеческого, конечно. Папа с сыном, оба без кожи, ругались, словно дети в песочнице, и потом вместе рыдали. У нас отношения были всегда ужасно нежные, замешенные на любви. Виделись редко, но очень чувствовали друг друга. А тут стали видеться каждый день. Очень болезненное время. Я же не просто попросился к нему в театр как артист, я свое дело хотел организовывать. У меня в «Современнике»-то все было в порядке. Галина Борисовна ко мне хорошо относилась, я много играл, был востребован. Там работал Фокин. Карьера складывалась хорошо. Но я сразу сказал папе, что мне надо будет привести молодых артистов, с которыми начну работать сам. Конечно, что-то мы будем вместе играть (так и случилось), но должны еще, наверное, делать и какие-то спектакли без его участия. Я на таких условиях шел. Не собирался просто подыгрывать Райкину. Прекрасно понимаю, почему от него уходили. Нельзя же всю жизнь говорить: кушать подано, подано кушать, просто кушать, просто подано. Так артистом же не станешь. Безусловно, они взлетали благодаря папе, но дальше надо было улетать как можно скорее. А еще рядом толклись наушники, нашептывали: «Аркадий Исаакович, он, может, талантливый человек, но мы же Театр миниатюр, мы же маленькие. Вы видели, какие там декорации?» И папа мне начинал вдруг что-то выговаривать с чужого голоса. Поддавался влияниям...
— Ну здесь у тебя были преимущества перед другими.
— Но это стоило очень больших нервов и ему, и мне. Потом встречался отдельно с некоторыми людьми. Я с ними, знаешь, какие имел разговоры, как я их шугал. Расскажи мне кто-нибудь раньше, что я так буду разговаривать с людьми, не поверил бы. Но я их пугал до смерти просто. Вычислить же очень легко, кто там что ему шепчет. Такие люди были и в Министерстве культуры. Я и до них дозванивался и очень с ними жестко разговаривал.
Театр миниатюр всегда оставался театром одного артиста, а тут вдруг какой-то другой появился и стал качать лодку. Все же было под него отцентровано. С одной стороны, театр-семья, а с другой — так много рутины. А тут я — энергичный, людей привел, заставляю работать как-то по-другому. Если бы папа меня выгнал, я бы ужасно расстроился, на какое-то время даже обиделся, но я бы его понял. И житейская мудрость подсказывала именно так поступить. Но его мудрость была, если можно так сказать, в его нюхе. Он был большой интуит. Он почувствовал, что я могу этот театр подхватить, разглядел возможность продолжения. Да, в другом виде, в другом качестве. Но увидел, что я это дело не уроню. Более того, я увидел, как он это увидел.
— Какой-то конкретный момент?
— Нет, но он стал нами гордиться, ему стало нравиться с нами играть, ему стало нравиться со мной играть. Я увидел моменты позитивные, потому что прошло уже шесть лет совместной работы.
— Ты продолжаешь с отцом разговаривать, оглядываешься на его мнение, чтишь заветы?
— Нет, но иногда — может, это звучит как-то глупо — мне бы хотелось, чтобы он увидел, какой у меня загородный дом. Ничего особенного, но в нем не советское пространство. Оно ровно такое, какое мне надо, ни на метр больше. Более того, мой дом совсем не похож на роскошную переделкинскую дачу Кассиля, на которой мы бывали с родителями (своей у них никогда не было). Там другая высота, другое количество воздуха. Он бы восхитился.
Уверен, все, что мы здесь делаем, ему бы очень понравилось и, думаю, больше, чем мне, например. Я в этом театре нахожусь совершенно правильно и считаю своим счастливым долгом продолжить дело, которое начал мой папа. В этом есть некая преемственность. И хотя я основательнейшим образом поменял жанр, изменил направление движения, но главные традиции папиного театра я сохраняю. А они прежде всего в позитивном отношении к жизни. Папа был горестный оптимист, и я такой же. Подобный оптимизм возникает не от неведения, дурошлепости или благополучия, а где-то на генном уровне. К сцене папа относился как к одушевленному существу: «Такая ревнивая баба, сволочь, только расслабишься — обязательно отомстит. Никогда ничему нельзя уделять больше внимания, чем ей». И я так чувствую. А еще папа завещал мне большую любовь к зрительному залу. Это, может быть, главная позиция театра его имени — художественная и человеческая.
Мария Седых
Вожак стаи / Общество и наука / Exclusive
Неформальное движение «Ночные волки», родившееся на закате СССР, в новой России превратилось во влиятельный клан, объединяющий тысячи адептов по всему миру. Уже многие годы его возглавляет легендарный персонаж по прозвищу Хирург, превратившийся в последнее время в фигуру прямо-таки политическую. Неформал, дорожный хулиган и нонконформист, чуравшийся власти, стал появляться на телеэкранах в компании с Владимиром Путиным. Что это — креатив кремлевских политтехнологов или спонтанно возникшая мужская дружба? На этот и другие вопросы «Итогам» ответил сам Александр Залдастанов — таковы паспортные данные нашего героя.
— Никак в политику подался, Александр?
— Да нет. В политике все время надо вить вьюна, оглядываться на кого-то, а это не для меня. Всплеск интереса к своей персоне объясняю исключительно тем, что этим летом на байк-шоу в Севастополе и Новороссийске действительно произошло нечто совершенно особенное — по накалу страстей, по эффекту, который был достигнут. На наше шоу в Севастополе, не зная, что туда приедет Путин, пришло более 80 тысяч человек, хотя ни одно патриотическое мероприятие не собирает больше тысячи, да и то кого-то туда пригонят. А здесь, мне рассказывали, гостиницы опустели. Исчез даже персонал — все ушли смотреть наше шоу. Такое количество гостей никак нельзя списать на случайность, люди специально ехали. А потом как приехали, так и уехали — опустело все моментом.
— А как Путин-то угодил в ваши дружные ряды?
— Я для него, видимо, как некое ископаемое, непонятное и потому привлекательное. Первый раз мы пересеклись в 2009 году в байк-центре в Москве как раз перед стартом колонны в Севастополь. Обстановка в то время была весьма тревожная. Самый пик противостояния с Россией, Черноморский флот всеми силами пытались выгнать из Крыма, а мы как раз этому флоту и посвящали свое шоу. Представляешь, я все свое детство лето проводил под Севастополем в пионерлагере Черноморского флота и не думал, что когда-нибудь буду за этот самый флот заступаться. Нас, естественно, никто не посылал на подмогу, денег не давал, мы все делали по собственной воле. И вот уже в финале подготовки появился Путин. Согласись, абы к кому, к каким-нибудь чертям, он не поехал бы. И в таком признании для меня совершенно комплиментарная ситуация. Интернетовские писаки сразу начали искать в этом какой-то подвох. А было все просто. То, что Путин появился, действительно для нас было сюрпризом. Перед камерами он подписал мне карту маршрута и вручил флаг России, причем с такими словами, какие обычно говорят, когда дарят иконы: «Пусть он тебя хранит и бережет в дороге». Теперь этот флаг я всегда вожу с собой как своего рода икону. Хотя до этого возил только флаг клуба.
— Кто придумывает акции «Ночных волков»?
— Сообща. До последнего момента никто не ведает, что получится. Часто вдохновение приходит в момент подготовки и зависит от тех событий, от которых набираюсь эмоций. Например, если бы не было футбольного матча в Белграде 23 марта 2011 года, на котором Владимир Путин побывал вместе с «Ночными волками», я бы не сделал байк-шоу в Севастополе. Во время матча весь стадион скандировал: «Сербия — Россия, Россия — Сербия». Но зацепило даже не это, а слова, которые написали футбольные болельщики на баннере, развернутом во всю трибуну: «Старший брат (это обращение к премьеру), поклонись матушке нашей (России) и скажи: мы достойны, мы боремся и будем бороться, и скажи ей, что мы любим ее». После этого весь стадион грянул «Катюшу». Тут я понял — вот он, финал, вот что будет кульминацией байк-шоу на Украине: эти строчки, написанные сербами.