Подарок тролля - Сакариус Топелиус

Эльфа поднялась, чтобы уйти. Но вдруг громко воскликнула, а через секунду уже стояла на столике с подарками.

— Какая чудесная ткань! — воскликнула она, поднимая платочек своими тоненькими нежными пальчиками. — Милая моя, чудесная моя! — Слова буквально посыпались у нее изо рта. — Можно мне взять эту ткань? Я бы не просила, если б это не было так важно для меня! — умоляла она. — О, я даже не знаю, что и делать, если ты мне откажешь!

Чуточку поколебавшись, Лена сказала:

— Вообще-то это подарок ко дню рождения. Но тут уж, видно, ничего не поделаешь. Возьми.

Маленькая эльфа прижала платочек к лицу.

— Неужели это правда? — воскликнула она. — Теперь и я смогу танцевать!

— Платье сперва надо сшить! — сказала Лена. Она не раз слышала, как трудно в спешке найти хорошую портниху.

— Смотри, как это делается! — Эльфа повертела платочек, помахала им в воздухе и — Лена так и не поняла, как это произошло, — уже стояла в сверкающем платье с широкой колышущейся юбкой, отделанной шитьем и кружевами.

Лена и не думала, что на всем свете найдется платье красивее этого.

Эльфа весело танцевала на столике и смеялась от счастья.

— Муй! Где ты? Где ты, Муй? — послышалось из сада.

— Меня зовут, — сказала эльфа. — Мне пора. Но я никогда не забуду, что ты для меня сделала.

— Это от всего сердца, — ответила Лена точь-в-точь как мама. — Надеюсь, тебя ожидает много радостей!

— Конечно — в таком-то платье!

Эльфа совсем было собралась выпорхнуть из окна, как вдруг остановилась:

— А тебе не хочется поглядеть на наш бал? Ты могла бы взобраться на яблоню и оттуда все-все увидеть.

Лена быстро выскочила из кровати:

— Ты думаешь, это возможно?

Муй кивнула:

— Только поскорее! Поскорее!

Лена надела красные туфельки, накинула на себя голубое шерстяное одеяло и вылезла из окна. Яблоня росла перед самым окном, а на ней была ветка, на которой можно было сидеть. Лена там часто пряталась, когда мама звала ее вытирать посуду.

Завернувшись в одеяло, Лена устроилась на ветке и стала смотреть вниз. Никогда еще не доводилось ей бывать в саду в такое позднее время.

Яблоневые деревья казались совершенно белыми на фоне темно-голубого весеннего неба. Сад дивно благоухал, был озарен каким-то сумеречным светом и жил томительным ожиданием.

И тут издалека донесся бой барабана.

В саду послышался шорох: эльфы столпились у самых ворот и взволнованно глядели на дорогу.

Бой барабана раздался ближе. Ворота отворились, и придворные эльфы присели в реверансе, потому что в ворота входили король эльфов и вся его королевская свита.

До чего же был красив король эльфов! Лена прекрасно понимала, почему он так нравился Муй.

Сумерки сгустились. В сладостной тепловатой майской ночи послышались нежные звуки танцевальной музыки, и тут Лена увидела Муй — она стояла, скромно опустив глазки, в таком красивом платье, какого ни у кого не было!

Король тотчас подошел к ней и склонился в низком поклоне.

Вскоре весь сад наполнился танцующими парами. Словно легкое прозрачное облако парили они в воздухе, но всех красивее танцевали король эльфов и Муй. У нее был такой счастливый вид!

Лена не помнила, сколько времени просидела она на дереве.

Но тут — снова бой барабанов. Бал кончился. Все-все — король, его свита, Муй — исчезли словно по мановению волшебной палочки.

Лена вернулась в комнату.

А что это там белеет на подоконнике?

Это — Муй.

— Спасибо тебе, — прошептала она. — Спасибо. Я так счастлива!

— Он женится на тебе?

— Это не имеет значения, — сказала она. — Если даже я стану королевой, все равно прекраснее нынешней ночи в моей жизни не будет ничего!

И она посмотрела на Лену счастливыми сияющими глазами.

— Всем этим я обязана тебе, — тихонько вымолвила она и тут же исчезла.

— Не мне, — улыбнулась Лена, — а моему носовому платочку. — А потом задумалась: как объяснить маме, что платочек исчез? Мама будет сердиться.

«Ну и пусть, — решила Лена, — скажу, что пожертвовала его на благотворительные цели».

И когда первые солнечные лучи заиграли в яблоневых цветах под ее окном, Лена уснула.

Астрид Линдгрен

Солнечная полянка

Давным-давно, в пору бед и нищеты, жили-были брат с сестрой. Остались они одни-одинешеньки на свете. Но маленькие дети не могут жить одни, кому-то да надо их опекать.

И оказались тогда Маттиас и Анна с хутора Солнечная Полянка у хозяина хутора Торфяное Болото. Думаете, он взял их из жалости, потому что они сильно горевали после смерти своей матушки? Или его разжалобили их глаза — ясные и добрые? Как бы не так, его привлекли их маленькие руки, верные и надежные, от которых может быть прок. Детские руки могут хорошо работать, когда не вырезают лодочки из бересты, не мастерят дудочки и не строят шалаши на склонах холмов. Детские руки могут доить коров, чистить стойла в хлеву на Торфяном Болоте — все могут делать детские руки, надо только держать их как можно дальше от берестяных лодочек, шалашей и всего того, к чему лежит у них душа.

— Видно, нет для меня радости на свете! — сказала Анна и заплакала.

Она сидела на скамеечке в хлеву и доила коров.

— Просто здесь, на Торфяном Болоте, все дни — серые, будто мыши-полевки, которые бегают на скотном дворе, — постарался успокоить сестру Маттиас.

В пору бед и нищеты, когда дети ходили в школу всего несколько дней в году, зимой, — в крестьянских лачугах часто недоедали. Потому-то хозяин Торфяного Болота и считал, что им, ребятишкам, довольно и картошки, политой селедочным рассолом, чтобы быть сытыми.

— Видно, недолго мне на свете жить! — сказала Анна. — На картошке с селедочным рассолом мне до следующей зимы не дотянуть.

— И думать не смей! — приказал ей Маттиас. — Следующей зимой в школу пойдешь, и тогда дни не покажутся больше серыми, как мыши-полевки на скотном дворе.

Весной Маттиас с Анной не строили водяные колеса на ручьях и не пускали берестяные лодочки в канавах. Они доили коров, чистили воловьи стойла в хлеву, ели картошку, политую селедочным рассолом, и частенько плакали, когда никто этого не видел.

— Только бы дожить до зимы и пойти в школу, — вздыхала Анна.

А как настало на Торфяном Болоте лето, Маттиас с Анной не собирали землянику и не строили шалаши на склонах холмов. Они доили коров, чистили воловьи стойла в хлеву, ели картошку, политую селедочным рассолом, и частенько плакали, когда никто этого не видел.

— Только бы дожить до зимы и пойти в школу, — вздыхала Анна.

А как настала на Торфяном Болоте осень, Маттиас с Анной не играли в прятки на дворе в сумерки, не сидели под кухонным столом по вечерам, нашептывая друг другу сказки. Нет, они доили коров, чистили воловьи стойла в хлеву, ели картошку, политую селедочным рассолом, и частенько плакали, когда никто этого не видел.

— Только бы дожить до зимы и пойти в школу, — вздыхала Анна.

В пору бед и нищеты было так, что крестьянские дети ходили в школу только зимой. Неизвестно откуда в приход являлся учитель, селился в каком-нибудь домишке, и туда стекались со всех сторон дети — учиться читать и считать.

А хозяин Торфяного Болота называл школу «глупой выдумкой». Будь на то его воля, он, наверное, не выпустил бы детей со скотного двора. Но не тут-то было! Даже хозяин Торфяного Болота не волен был это сделать. Можно держать детей как можно дальше от берестяных лодочек, шалашей и земляничных полянок, но нельзя не пускать их в школу. Случись такое, придет в селение пастор и скажет:

— Маттиасу с Анной нужно идти в школу!

И вот на Торфяном Болоте настала зима, выпал снег, а сугробы поднялись почти до самых окон скотного двора. Анна с Маттиасом давай от радости плясать друг с другом на мрачном скотном дворе! И Анна сказала:

— Подумать только, я дожила до зимы! Подумать только, завтра я пойду в школу!

А Маттиас как закричит:

— Эй, вы, мыши-полевки со скотного двора! Конец теперь серым дням на Торфяном Болоте!

Вечером пришли дети на поварню, а хозяин и говорит:

— Ну ладно, так и быть, ходите в школу. Но только упаси вас Бог на хутор к сроку не воротиться! Упаси вас Бог оставить коров недоеными!

Наступило утро, и Маттиас с Анной, взявшись за руки, пошли в школу. Путь туда был не близкий — в ту пору никто не заботился, далеко ли, близко ли в школу идти. Маттиас и Анна мерзли на холодном ветру, да так, что пальцы сводило, а кончик носа краснел.

— Ой, до чего у тебя нос красный, Маттиас! — закричала Анна. — Повезло тебе, сейчас ты не такой серый, как мыши-полевки со скотного двора!

Маттиас с Анной и вправду были как мыши-полевки: болезненно-серые лица, ветхая одежда — серый платок на плечах у Анны и серая старая сермяжная куртка у Маттиаса, что ему от хозяина Торфяного Болота досталась.