Мертвые сраму не имут - Игорь Болгарин

– Я не рискнул бы отправиться к тебе, если бы не был уверен, что тебе нечего бояться.

– Я знаю, что ты веришь им, иначе не отправился бы ко мне. Но, по-моему, это мышеловка. Троцкий – человек мстительный. Он не забывает обиду, – и после долгого молчания Слащев спросил: – Ну, скажи, зачем я им? Я понимаю, им Врангель нужен. Почему они не послали тебя к нему?

– Потому, что он мне не поверит, и потому, что у него есть какой-то уголок на земле, кроме России.

– Думаешь, у меня нет?

– Нисколько не сомневаюсь, что нет. Иначе ты не сидел бы здесь.

– Логично, – согласился Слащев. – Давай начистоту! У меня семья: жена, дочь. Ну, вернусь я в Россию. И что? Я всю жизнь воевал. Но в вашу рабоче-крестьянскую меня не возьмут. Ничего другого я не умею. Скажи, каким способом я смогу заработать у вас там семье на кусок хлеба?

– Не пропадешь ни ты, ни твоя семья.

– Это опять же слова. А я гордый. Я далеко не на каждую работу пойду. У меня неуживчивый характер. Меня нельзя унижать. Униженный, я делаю много глупостей. Порой непростительных.

– Не исповедуйся! Я не священник, – улыбнулся Кольцов. – Я сказал то, во что верю. А тебе решать.

Вроде бы исчерпан разговор. Но уходить не хотелось, и он понял почему: к ним ни разу не вышла жена. А ведь он спас тогда и ее. Почему она не вышла? Почему Слащев ее ни разу не окликнул, не позвал?

– Нескромный вопрос, – сказал он Слащеву. – Я ухожу, но так и не поздоровался с твоей женой.

– А мы поменялись с нею ролями. Я ухаживаю за Маруськой, а она работает гувернанткой у одного богатенького жулика. Пока я воевал, он наживал на нашей крови капиталы. Такая вот метаморфоза! – и после длинной паузы он куражливо добавил: – А что! Вполне могу ухаживать за детьми. Мне это даже нравится. Буду работать у вас там нянькой в каком-нибудь детском инкубаторе. У вас, говорят, будет теперь все общее: жены, дети.

– Ты начитался много глупостей. Выбрось их из головы.

– Подумаю.

Кольцов решительно встал. Продолжать разговор дальше не имело смысла. Зерно вброшено. Предложение вернуться в Россию Слащев никогда и ни от кого не получал и, соответственно, не рассматривал. Ждать сейчас от него большего, чем он уже сказал, не следовало. Спустя несколько дней он наведается к нему еще раз, чтобы узнать, какие новые мысли родились в его голове. И тогда примет какое-то решение

– Уходишь? – спросил Слащев.

– Если пригласишь, еще зайду.

Он проводил Кольцова к калитке. Шли медленно.

– Да, бывает ведь такое, – с некоторым удивлением задумчиво сказал Слащев.

– Ты о чем?

– О тебе, о себе. Скажи мне кто, что мы с тобой еще встретимся… Такое и во сне не приснится. А может, это и правда сон?

– Один человек мне как-то сказал: в жизни такое бывает, чего не может быть, – вспомнил Кольцов слова Деремешко. – Ну, будь здоров!

И, уже на улице, когда Кольцов отошел от калитки, Слащев окликнул его:

– Слушай, комполка!

– У меня есть имя – Павел Андреевич. Фамилия не обязательна. И комполка я тогда был по несчастью: друга убило.

– Догадываюсь, ты по другому ведомству. Хоть скажи мне, где тебя искать, если в моей дурной голове вдруг возникнет мысль еще раз повидать тебя?

– Не нужно искать. Если ничего не случится, я еще зайду к тебе, – пообещал Кольцов.

– А если случится?

– Тоже узнаешь.

– Ничего не случится. Зайди обязательно.

Кольцов еще издали увидел сидящего в конце улицы под чьим-то забором Красильникова. Тот встал, давая знать, что увидел, и неторопливо пошел обратно. Теперь, по их уговору, Кольцову надо было обогнать Красильникова и уйти вперед.

Он оглянулся. Слащев все еще стоял у калитки.

Уже перевалило за полдень. Стало оживленнее. Даже по этой тихой улице шли одинокие прохожие.

Кольцов шел неторопливо, анализировал встречу. Что это? Неудача? Провал? Но тогда что бы могли означать эти его последние слова «Зайди обязательно»? Видимо, эта встреча как-то его «зацепила», что-то всколыхнула в душе.

Идя по улице Де-Руни, Кольцов снова и снова перебирал в памяти этот только что состоявшийся разговор, реакцию на те или иные слова Слащева. Он был настолько углублен в этот анализ, что совсем не заметил человека, который шел ему навстречу. Они поравнялись. Незнакомец вдруг резко отвернул голову, словно чего-то испугался, и какое-то время шел так, словно боялся, что его узнают. Но, занятый своими размышлениями, Кольцов ничего этого не заметил.

И, когда они поравнялись с Красильниковым, тот встревоженно спросил:

– Паша, ты ничего не заметил?

– А что?

– Мужика, шел тебе навстречу.

– Ну и что?

– Шут его знает. Или я уже сильно напуган. Мне показалось, что я его уже где-то видел. И даже недавно. И никак не могу вспомнить, – и с сомнением Красильников добавил: – Может, и правда: примерещилось?

– Бывает такое. Может быть, просто похожий на кого-то из знакомых?

– Нет, тут другое! Мне даже показалось, что я его знаю. Откуда, как? Но точно: знаю!

Они разом повернули головы. Но улица была пустынна – нигде ни души.

– Ну, и где он? – скептически спросил Кольцов.

– Может, в переулок свернул или в дом зашел?

– Может, и так, – согласился Красильников.

Если бы Кольцов не был углублен в свои размышления, он наверняка бы узнал этого человека. И, возможно, все дальнейшие события развернулись бы совсем по-другому.

Но случилось то, что случилось. Эта встреча была неизбежна уже хотя бы потому, что этот человек часто посещал Слащева. И сейчас он тоже шел к нему.

Это был Жихарев.

Жихарев шел к Слащеву без определенного дела. Просто у него это вошло в привычку: с тех пор как он поселил Слащева у Мустафы, он время от времени стал наведываться к нему. Ему льстило общение с прославленным генералом и всячески пытался ему понравиться, предполагая, что такая дружба в будущем не будет ему лишней. Случись какая беда, глядишь, генерал своим авторитетом прикроет его, придет на помощь.

Появлялся он у Слащева не слишком часто и лишь тогда, когда его жена Нина Николаевна находилась на работе. Своими разговорами он старался не обременять генерала, понимая разницу не только в образовании, но и в их общественном положении. Большей частью он просто помогал ему и его денщику Пантелею в хлопотных хозяйственных делах. Пока Пантелей занимался с дочкой, Жихарев не отказывался иногда сходить на базар, забрать из прачечной постиранное белье или вместе с генералом скоротать какое-то время за беседой. Слащева интересовали последние слухи, и он охотно их выслушивал. Их каждый день рождалось множество, и какие-то иногда сбывались. Поэтому слухи не девальвировались, не теряли свою цену, и к ним относились так же серьезно, как и к газетным новостям.

Слухи о том, что Русскую армию собираются переселить куда-то на Балканы, будоражили всех русских не однажды. Но если прежде они возникали как некий мираж, который вскоре рассеивался, то на этот раз Жихарев нес Слащеву газету на русском языке, в которой среди прочего находилась перепечатка статьи известного военного журналиста Колена о Проливах, первоначально опубликованная в «Таймсе». Работая в Лиге Наций, он не прерывал и своего сотрудничества в английской прессе. В статье Колен прямо говорил: события развиваются так, что чуть раньше или чуть позже Мустафа Кемаль приберет к рукам всю Турцию, в том числе и ее Проливы. Пребывание там Русской армии грозит серьезными неприятностями. Озлобленные на союзников русские военные обязательно ввяжутся в возникший конфликт, который может перерасти в серьезное сражение, а то и в войну. И французы, которые разместили Русскую армию в зоне Проливов, не могут не понимать своей ответственности за возможные последствия.

В Постскриптуме российский политический обозреватель Николай Пальчиков сообщил, что французы, видимо, озаботились назревающими событиями и собираются предложить Врангелю покинуть Турцию и переселиться в Болгарию и Сербию. Чтобы он легче перенес эту новость и подстегнуть Врангеля, французы наполовину урезали ежедневный продовольственный паек Русской армии, который был обусловлен франко-русским договором, и до настоящего времени русские солдаты получали его в полном объеме.

И если бы не эта неожиданная встреча с советским чекистом Кольцовым, в чем Жихарев нисколько не сомневался, все произошло бы так, как происходило прежде. Но Жихарев успел хорошо его рассмотреть, и его вдруг обожгла жестокая обида, какую нанес ему Кольцов еще там, в Феодосии. «Зачищая» сейфы покинутых богатых крымских особняков, Жихарев в одночасье разбогател, Но после встречи с Кольцовым ему пришлось, спасаясь от расстрела, бросить все награбленное и без гроша в кармане бежать в Турцию.