В панике. Что делают люди, когда им страшно? - Поль Реньяр

коричневую полоску, ее шляпа отличалась изяществом и простотой. На вид ей нельзя было дать более 22–23 лет. Это была брюнетка с открытым и приятным лицом. По ее вышитому саквояжу, замочку, приделанному к нему, и по некоторым другим мелким деталям я заключил, что передо мной немка.

– Вы чуть было не опоздали, сударыня, – сказал я ей по-немецки.

– Это правда, – ответила она с полуулыбкой и несколько озабоченно, – но мне почти что хотелось остаться.

На моем лице, вероятно, отразилось удивление, так как прекрасная собеседница добавила:

– Я путешествовала вместе с братом и не знаю, что с ним теперь случилось.

Мое любопытство было возбуждено – я мог оказать незнакомке услугу. Рискуя показаться нескромным, я решился задать ей кое-какие вопросы. К тому же язык, на котором мы объяснялись, был непонятен обоим нашим спутникам, и мы могли разговаривать свободно. И вот что я узнал от нее. В Люттихе ее брат вышел на минуту в буфет, но не успел вернуться в купе ко времени отхода поезда. В Пепинстере, думая, что он, вероятно, находится в одном из последних вагонов поезда, она вышла и всюду тщетно разыскивала его. У нее не хватило времени осмотреть все вагоны, и она все еще не теряла надежды соединиться с ним на Вервьеской станции, где поезд останавливается по крайней мере на четверть часа, чтобы перейти с Бельгийской железной дороги на Рейнскую.

Одно обстоятельство, однако, усиливало ее опасения – поезд, в котором мы находились, шел только до Ахена, куда нам предстояло прибыть к трем часам утра. Она должна была остановиться там с братом, а на следующий день продолжать путь до Кельна.

Я прекрасно понимал ее тревогу. Молодой и хорошенькой женщине приехать одной в город, где ничего не знаешь, быть поставленной в необходимость провести там половину ночи (от трех до восьми часов утра), имея при себе багаж, будить прислугу в гостинице или даже обращаться к незнакомым с просьбой указать путь – все это, конечно, не могло ей особенно улыбаться.

Я попробовал предложить ей свои услуги, и было решено, что, если она не встретит своего брата в Вервье, то мы займем в рейнском поезде места в одном купе, а по приезде в Ахен я повезу и устрою ее в одном из отелей. В Вервье мы никого не нашли. Оба усталые, мы отлично выспались до Ахена в купе первого класса. Там я принимаю на себя все хлопоты о багаже, вооружаюсь вышитым саквояжем и предлагаю ей руку.

Уже светало, когда мы выходили из вокзала.

– Вам не долго придется поспать, – сказал я своей спутнице.

– Ах! Я не хочу ложиться, – ответила она, – а то еще, пожалуй, опоздаешь на поезд, а я хочу как можно скорее приехать в Кельн. Брат, вероятно, уже телеграфировал, что отстал на дороге, и попросил кого-нибудь встретить меня на вокзале. Если бы я не приехала, мои родственники очень бы обеспокоились.

– Я могу предупредить прислугу, чтобы вас вовремя разбудили. Вам надо немного отдохнуть, утомление…

– Ах! – вскрикнула она с легким судорожным трепетом, как будто бы с ней уже начиналось неприятное приключение. – Я не хочу ложиться в гостинице – мне будет страшно.

– Неужели вы меня боитесь, сударыня? – спросил я ее, улыбаясь.

– Вы были так любезны и предупредительны, что… – она взглянула на меня с доверием.

– В таком случае, вот какое предложение я осмелюсь вам сделать. Мы не отправимся в гостиницу, а завернем ко мне. У меня маленькая квартира, состоящая из двух комнат. Я займу одну комнату, а вы другую, и до восьми часов утра хозяин квартиры будет вашим слугой – я сам вас разбужу.

Взгляды, брошенные с обеих сторон – почтительные и доброжелательные с одной и благодарные с другой – быстро заключили дело.

Я заметил, однако, небольшое колебание в моей спутнице, когда пришлось позвонить у подъезда. Я не мог не чувствовать, как трепетала ее рука, пока я вел ее по темной лестнице. Но вот, наконец, мы уже достигли цели и находимся в моей квартире.

Пока я запирал дверь, ее глаза блуждали по комнате. Но вдруг взгляд ее стал неподвижен, и она остановилась, как будто пригвожденная к порогу, опустив глаза в землю. Ах! Как она была хороша в этот момент!

Я взял ее за руки, и, обменявшись улыбками, мы сели на диван. С этой минуты я почувствовал свою власть над ней. Она была спокойна.

– Я бы посоветовал вам, сударыня, снять пальто и шляпу, – сказал я ей, вставая, – мне же позвольте переменить платье, оно все в пыли.

Сбросив при этих словах шляпу и пальто на стул, я накинул на себя черную шерстяную куртку, окаймленную зеленым шнурком.

Она сняла перчатки, пальто и шляпу и пошла к умывальнику.

Я достал свои лучшие полотенца, и мы оба, освежившись и весело улыбаясь, обменялись первым поцелуем.

Прекрасная незнакомка распустила свои роскошные волосы, чтобы привести их в порядок после дороги. Они ниспадали до земли…

– Как вы хороши! – воскликнул я, добиваясь второго поцелуя, в котором, однако, мне было отказано столь категорично, что о новой попытке нечего было и думать.

Мне стало стыдно и неловко. В гостиную я возвратился один. Когда же она пришла ко мне в комнату, то я выразил ей сожаление по поводу отсутствия в моем холостом хозяйстве каких-либо освежительных напитков или закусок.

– Сядемте и дайте мне мой саквояж, – весело ответила она.

Я повиновался. Она вытащила из своего мешка дюжину сухих пирожков и большой хрустальный флакон с мадерой, взятой в дорогу для ее брата. С этого момента наша беседа уже не прерывалась, и наш скромный ужин был восхитителен.

Мы обменялись визитными карточками, чтобы в точности узнать, как пишутся наши имена. Незнакомка задавала мне массу вопросов о моих занятиях, вкусах, времяпрепровождении и т. п.

В свою очередь я узнал, что она была сиротой. Беседуя, закусывая и поглощая мадеру, мы засиделись почти до пяти часов утра.

Г-жа X. была страшно утомлена, и разговор начинал иссякать.

– Я бы советовал вам немного поспать. У вас еще осталось два с половиной часа до отхода поезда. Ложитесь на мою постель, я же займу диванчик, на котором вы в настоящую минуту сидите.

– Предоставьте диван мне, – сказала она.

– Сударыня, вам гораздо удобнее будет на постели.