БЫТЬ - Зор Алеф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Искупление, сопровождающееся смертью старой личности и рождением новой, может быть названо Инициацией души.
Состояние Инициации, отсекающее в нас прошлое от будущего и «землю от огня», передано в «Священной Терапевтике»:
«Ты пришел за Инициацией? Тогда приготовься к смерти, ибо пришло время старому умирать, а новому рождаться и крепнтуть. Но родясь заново – не узнаешь себя в прошлом,, и самому себе сделаешься чужим Человеком, так, что оглядываясь назад, скажешь: «Кто ты? Я никогда не знал тебя».
Так будь благословен припадающий с чистым сердцем к Источнику Святого Огня! Да пребудет в тебе Отец, и да продлится милость его над душою твоей вовеки, и пусть слава Его льется дождем на твоих детей, ибо они – есть будущее.
Входи. Кольцо Завета ждет тебя».
ГЛАВА XIII. КОРЕНЬ ИСТИНЫ
Альберт Больштедский, прозванный Великим, повернул массивный ключ в замке окованной железом двери. Открылась узкая, уходящая в темноту лестница.
– Фома! – позвал он. – Фома!
– Я здесь, Учитель, – донесся приглушенный голос.
– Дай свет.
Появился факел, который нес долговязый человек. Увидев бледное лицо своего Учителя и то, с каким трудом он держался на ногах, Фома Аквинский неодобрительно покачал головой и, перехватив факел, предложил руку.
Лестница привела в обширное помещение с каменным полом. В одной его части стоял длинный стол с множеством сквозных отверстий разной величины. В некоторые из них были вставлены кривые металлические трубки, едким концом подсоединенные к различного рода стоящим на полу сосудам, а другим – выходящие в некое подобие камина, вделанного в стену на уровне груди человека среднего роста. Это зрелище дополняли сложные приспособления для удерживания предметов на весу, кипы пергамента и широкие, массивные свечи с толстыми фитилями, по-видимому, используемые в качестве миниатюрного источника сильного тепла.
Большую часть другой половины помещения занимал тройной концентрический круг, расстояние между частями которого было покрыто четкими знаками, нанесенными углем.
Перед большим кругом был изображен меньший, в котором среди свечей стояла колба с зеленоватой жидкостью. Справа, в трех локтях от основного круга, сквозь дымовую завесу ароматических курений проступал алтарь. Над ним висело распятие, с четырех сторон окруженное письменами на выбеленной стене.
Все это было магической лабораторией второй половины тринадцатого века.
– Оставь меня, Фома. Я хочу побыть один.
– Но, Учитель, я думаю…
– Прошу тебя.
Вздохнув, Фома Аквинский толкнул протяжно заскрипевшую деревянную дверь и исчез в проеме стены.
Оставшись наедине с самим собой, Альберт Больштедский, тот, кого называли великим в магии, еще более великим в философии и величайшим в теологии, некоторое время стоял, пытаясь совладать с гнетущей его тяжестью. Затем, словно в приступе внезапной слабости, бросился перед алтарем на колени. Сердце его разрывалось от муки.
– Omnipotenti Dominus![149]
Долго я шел путем Твоим, многие совратились и блуждали во тьме, – я вытерпел все. Я вступил в орден Доминика, меня, меня… называли «псом Господним» – я пошел на это, Господи, чтобы найти Корень, донести завет Твой… Всю жизнь я искал Корень Истины, я презрел богатство, славу, возобладал над страстью, на Твой алтарь я принес сердце свое, неужели все это – тщетно? Мне угрожает костер, и пепел труда моего развеется, смешавшись с моим пеплом. Так ли придется покидать мне этот мир скорби, чтобы снова родиться в мучениях для завершения начатого? Не позволь, не допусти!
Коленопреклоненная фигура застыла в молитве, а перед внутренним зрением Альберта Великого поплыли образы.
…Вот он, молодой монах, принимает из рук мудреца глиняную табличку, привезенную торговцами из далекого Египта. Его не пугает клинопись, смысл ее становится ясен при взгляде на таинственную фигуру, выдавленную на другой стороне.
– Знать, сметь, хотеть, молчать! – шепчет молодой посвященный, склонившись над драгоценным предметом.
Вот бессонные ночи; десятки, сотни оплывших свечей. Текст Священного Писания, озаренный вспышкой мгновенного откровения; символы, их значения; растущая гора книг, тщательно скрываемых от посторонних глаз. Он пишет, пальцы немеют и выпускают перо, но проясняется смысл древнееврейского письма. Иероглифы выстраиваются в стройную систему, заполняют собой схемы и таблицы, находят свое соответствие. Приходит мудрость.
Ему открывается посвящение жреца Хозарсифа, который позже станет Моисеем и вождем Израиля. Он видит, как рождается Каббала – преемница египетских мистерий, как передаются – в тайне и молчании – ее истины. Вот Иерофант каббалистического ордена Иессеев беседует… нет, он не ошибся, с молодым Назарянином!
С истлевших страниц, из вороха старых книг доносится до него голос старца:
– Ты превзошел всех нас мудростью, Иисус, твой разум вобрал в себя всю Истину и все Учение, ты постиг Знание древних – ступай, нет над тобой человеческой власти!..
Годы, долгие годы он искал. Искал начало всех начал, Magister Magisterium – Учителя Учителей, Корень Истины. И вот настал день, когда Альберт Великий оторвался от рукописей и поднял голову. Лучи восходящего Солнца заливали комнату и золотили его растрепавшиеся, с проседью волосы. Исчезли противоречия, все религии встали из пепла невежества, полные первоначального сияния. Изида и Мария протянули друг к другу руки. Он нашел Корень. И тогда с губ его сорвались слова:
– Изида, мать всех наук, ты – Корень Истины!
То был час радости. Он нашел Истину, и она наполнила его душу спокойствием и твердостью. Но потом настал час скорби.
В его сознании уже зрела великая реформа, он видел Землю без религиозной розни, народ – просвещенным, церковь – обновленной. Погаснут костры, исчезнут с лица Земли религиозные войны, уйдет на покой орден Доминика…
Этими мыслями Альберт Великий и поделился со своим ближайшим другом, Епископом, человеком большой и благородной души.
– Что ты, безумец, одумайся! – в ужасе вскричал тот, и сутана его заколыхалась. – Братьям и так с трудом удается закрывать глаза на твои занятия тайной наукой. Слышны разговоры о духовном судилище, отлучении. Ведь и сам ты – доминиканец, пусть схоластик. Ради всего святого, заклинаю тебя, держи при себе свои помыслы, которые, если, не приведи Господь, – Епископ благоговейно перекрестился, – дойдут до суда, будут сочтены еретическими и преступными! Ты же знаешь наших теологов! – он беспомощно развел руками. – Твои рукописи сожгут, а имя предадут позору. Молчи, говорю тебе, молчи!
Альберт Великий стоял перед алтарем, в глазах его впервые за много лет блестели слезы. Живая могила! Вот во что хотят они его превратить. Труд всей жизни оказался тщетным – его мысли не дойдут до людей, его дело будет уничтожено. Слепая ярость начала просыпаться в его душе. Бог, которому он посвятил жизнь, волю, труд, – отвернулся от него. Какой-то внешний, чуть слышный, но все же внятный голос шептал ему:
– Отрекись! Я дам тебе все, отрекись! Ты забыт, несчастный!
Проклятие уже было готово сорваться с его губ, когда внезапная мысль озарила сознание. Он поднялся с колен, чувствуя, что раздваивается. Одна часть его существа была полна горечью и сомнением – о, как слаба, как ничтожна она была! В другой вспыхнул спасительный гнев – гнев на себя самого.
– Дьявол! – медленно, с расстановкой произнес он. – Ты искушаешь меня! Но и в час муки – я сильнее! Что ж, лукавый, тебе нужна моя душа?
Альберт Великий схватил со стены тяжелый двуручный меч и вступил в круг.
Воздух в лаборатории отяжелел, исполненный напряжением.
– Ты, известный под именем Астарота, Бафомета и Сатаны, яви мне облик свой! Ты посеял и в моей душе сомнение, но хватит ли у тебя сил, нечистый, чтобы удержать такую душу? Явись! Я хочу видеть лицо твое! Заклинаю тебя именем Того, кто устанавливает законы и кому повинуется Вселенная, заклинаю тебя именем Того, чей образ я нашел в себе и еще не утратил! Священным именем Тетраграмматон заклинаю тебя – явись!
Вода в колбе, стоявшей в маленьком кругу, потемнела. Мрак наступал со всех сторон – тяжелый как свинец, он был полон ненависти.
Альберт Больштедский положил левую руку на пантакль Соломона, правая сжимала меч. Его воля уже проснулась, подобно мощному горну выдувая последние остатки зла из сознания и концентрируясь на колбе, над которой зависло и сгущалось темное облако.
Он знал, что такого опыта еще никто не проводил, но проявленная слабость требовала немедленного искупления. Он решил сосредоточить все демонические субстанции, сконцентрированные рядом, в конкретный символ и уничтожить его, освободив таким образом свое сознание от всего искусственно навеянного зла.