Мальчик-менестрель - Арчибальд Кронин

— Мне кажется, у меня есть пара ботинок, которые этот джентльмен сможет носить, пока не будет готов ваш заказ.

Он прошел в подсобное помещение и вернулся с парой новеньких черных ботинок.

— Джентльмен, который их заказал, наш старый и уважаемый клиент, мы обслуживали его пятьдесят лет, а тут он скончался, не успев получить заказ. Мы, естественно, не стали требовать от родственников оплаты.

Ботинки оказались Десмонду как раз впору, хотя Черчилль и заметил пренебрежительно:

— Неплохо, сэр. Слишком свободно в ступне, но на первое время сойдет.

Я поблагодарил Черчилля, сказал, что мы их берем, и попросил включить стоимость и этих ботинок в счет.

— Уверен, те, что на вас, сэр, — произнес Черчилль, — очень хорошо носятся. Только не говорите мне, что отдавали их в починку!

— Боже упаси, Черчилль, конечно же, нет, — солгал я. — У меня и в мыслях такого не было.

— Я всегда использую кожу самого высокого качества, — сказал Черчилль и грустно добавил: — Моей обуви сносу нет.

Когда мы вышли из ателье, я спросил Десмонда:

— Ну как тебе в ботинках, шитых для покойника?

— Я будто заново родился. Ты даже представить себе не можешь, какое блаженство чувствовать, что у тебя на ногах добротная обувь!

Офис «Италиан лайн» был последним пунктом на сегодня. И здесь нам опять сопутствовала удача. Принадлежащий компании флагманский корабль «Христофор Колумб» через десять дней отплывал из Генуи. Я узнал девушку за стойкой регистрации.

— Скажите, у вас есть двухместная каюта в середине корабля, по левому борту?

Она внимательно изучила план судна.

— Если пожелаете, сэр, можно взять каюту Си-девятнадцать. В прошлом году вы с женой занимали именно ее.

— Это было бы замечательно.

— Зарезервировать для вас столик в ресторане, сэр?

— О, ради бога, не утруждайтесь! На борту я увижу Джузеппе. Не сомневаюсь, что он меня узнает.

Когда, закончив с делами, мы вышли на улицу, я повернулся к Десмонду и сказал:

— Вот теперь ты точно устал. Так что больше никаких автобусов. Все, домой, и не будем тратить бензин понапрасну!

Я поймал такси, и вскоре мы были дома, причем нам ужасно хотелось чаю, который я попросил миссис Палмер принести в кабинет — заставленную книжными полками уютную маленькую комнату, вход в которую был прямо с лестничной площадки первого этажа.

— Какие-нибудь сообщения, миссис Палмер? — поинтересовался я у нее, когда она вошла в кабинет с хорошо сервированным подносом в руках.

— Звонила мисс Рэдли из Меллингтона, сэр. Говорит, ничего срочного. Так, кое-какие контракты на подпись, мальчики вернулись в Эйлсфорд, у мадам все в порядке, и она надеется, что вы скоро приедете.

— Спасибо, миссис Палмер, особенно за эти аппетитные кусочки торта.

— Да всего и трудов, что испечь один торт, сэр. Совсем простой. Именно так, как вы любите.

— Ну, тогда еще раз благодарю вас за вашу заботу обо мне, — сказал я, и миссис Палмер прямо-таки зарделась от удовольствия.

Первую чашку чая мы выпили в полной тишине, наслаждаясь каждым глотком. После того как я налил Десмонду вторую чашку, он решился нарушить молчание.

— Алек, надо же, как здорово ты умеешь обращаться с людьми! Знаешь, как найти к ним подход. Я весь день за тобой наблюдал и еще тогда это заметил. И как счастливо и удачно складывается твоя жизнь!

— Да, и я каждый вечер благодарю за это Господа на коленях, — произнес я, уже в который раз заметив, что при одном упоминании о Всевышнем на лицо моего друга ложится тень.

— Так теперь ты, должно быть, очень богат, — продолжал Десмонд.

— Вовсе нет. Да, у меня неплохие доходы, но по доходам и расходы. Я трачу все до последнего пенни, — заявил я, решительно вставая с места и направляясь к двери. — А сейчас мне надо позвонить жене.

Спустившись в холл, я позвонил в Меллингтон. К телефону подошла мисс Рэдли.

— Ну что, Нэн, мамочка поблизости?

— Только-только вышла в сад. Позвать ее?

— Нет, Нэн, я просто хотел сказать, что завтра буду.

— Замечательно. У меня для вас тоже хорошие новости.

— Не может быть. Передай мамочке, что я привезу с собой друга. Мы пробудем только один день. А как там мой сад?

— Чудесно. Клубника почти созрела!

— Небось общипываешь потихоньку?

— Хозяин! Эта милая привычка свойственна только вам. А кроме того, Дугал накрыл ягоды сеткой.

— Нэн, я собираюсь приехать на большой машине и оставить ее там. Хочу взять «Моррис». Не возражаешь проехаться с нами, чтобы потом отогнать автомобиль обратно?

— Конечно же, нет, хозяин. Но… надеюсь, вы не собираетесь опять уезжать?

— Всего на три-четыре недели, Нэн.

— О боже! Здесь ведь в начале лета так хорошо. И мне будет не хватать наших прогулок по холмам.

— Я вернусь, Нэн. Отдыхай и береги себя. Когда я вернусь, у нас с тобой будет работы невпроворот. Может, попросишь мамочку приготовить нам завтра на ланч легкий овощной салат?

— С удовольствием, хозяин.

Я повесил трубку и подумал: какая же она все-таки прекрасная девушка — надежная и работящая. Задержавшись у подножия лестницы, я задрал голову и заорал:

— Хочешь поехать со мной завтра в Меллингтон?

— С удовольствием! — крикнул в ответ Десмонд.

Я прошел в комнату, закрыл дверь и прилег на кровать. Впереди меня ждали непрочитанные письма. Но сперва необходимо было хоть немного вздремнуть.

На следующее утро после завтрака, состоящего из кофе со свежими булочками, мы отправились в Меллингтон. День обещал быть хорошим — теплым, солнечным и безоблачным. Я был счастлив, что наконец еду домой, ведь именно в Меллингтоне и был мой настоящий дом, а в Лондоне — всего лишь аванпост, мне хотелось петь, но меня сдерживало присутствие в машине маэстро. Какое счастье снова увидеть любимую жену и Нэн, поговорить о своих сорванцах и вместе с Дугалом проверить, как там мой любимый сад. Нет, я не мог не поддаться охватившему меня порыву.

— Десмонд, спой что-нибудь. Что-нибудь мелодичное, трогательное и незамысловатое.

Десмонд никогда не отказывался от подобных предложений. Он любил петь. И мы ехали по дорогам Суссекса, где я знал все кратчайшие пути, под звуки «The Bonnie Banks of Loch Lomond»[53], обдавая облаком пыли ошеломленных сельчан, которые смотрели нам вслед, широко раскрыв рот, и гадали про себя, то ли это мираж, то ли передовой отряд артистов из цирка Барнума и Бейли.

Но все замерло в нетерпеливом ожидании, когда мы свернули на узкую дорогу на Меллингтон, въехали в распахнутые белые решетчатые ворота бывшей фермы, которые я решил сохранить, и остановились перед старинным домом викария. На меня тут же с радостным лаем бросился, чуть не сбив с ног, ирландский сеттер Пэдди, затем из дому вышла жена под руку с Нэн, за ними выбежала, широко улыбаясь, Энни, низенькая, пухленькая, но сильная деревенская девушка, которая сразу же поинтересовалась, надо ли нести багаж. За ними в тени портика я заметил Софи, кухарку из Австрии, а у сарая — Дугала, ни с того ни с сего набросившегося на клумбу с желтофиолью.

Я нежно обнял и поцеловал жену, порадовавшую меня своим цветущим видом, и пожал руку Нэн.

— Дорогая, наконец ты можешь познакомиться с Десмондом Фицджеральдом, — сказал я жене.

— О, муж столько о вас рассказывал, что мне кажется, будто мы давно знакомы, — улыбнулась она.

— Мадам, — поцеловал ей руку Десмонд. — Ваш муж говорит о вас с такой любовью, что я просто очарован встречей с вами.

— Очарованы? Десмонд, но я вовсе не колдунья. Так что приберегите красивые слова и изысканные манеры для Голливуда. Ну, а о нашей дорогой Нэн вы, наверно, тоже наслышаны?

— Конечно, я слышал о мисс Рэдли, — прошептал Десмонд, самолюбие которого было явно уязвлено.

— Тогда пойдемте в дом. Кофе хотите? Нет? Ладно, в таком случае можете посмотреть сад.

Мы начали с окруженного стеной сада — моей радости и гордости. Там под сенью прелестной розовой стены, построенной еще в восемнадцатом веке, Дугал холил и лелеял ранние растения. Цветочный бордюр радовал весенними красками, а на огороде уже созрели первые овощи: салат-латук, сельдерей, редис, цикорий, красная фасоль, горох и — предмет гордости уже Дугала — кабачки, которые зелеными воздушными шарами красовались на грядке, но наверняка будут срезаны безжалостной рукой Дугала, дабы быть представленными на деревенской выставке садоводов. Затем шли разноцветные кусты смородины, белой, красной и желтой, крыжовника, уже обобранного по вполне понятной мне причине, но все еще украшенные янтарными шариками, надежно огороженные кусты малины с тяжело свисающими спелыми ягодами, шпалерные персики — увы, пораженные типичной для этих мест болезнью, а потому редкие и незрелые, и, наконец, грядки с клубникой, наливающейся первой спелостью роскошной «Ройал соверен».