Судный день Орбитсвиля - Боб Шоу

Для всех остальных. Как зачарованный, он с ужасом и страхом наблюдал, как захватчик, овладевший его телом, творит свое черное дело, притворяясь живым, хотя в нем давным-давно погасла та главная искра, что делает человека человеком. Наблюдать за встречей этого чужака с Зинди Уайт было тяжело и больно. Никлин с горечью признал, что он сам и этот уродливый незнакомец – одно и то же лицо, что они едины и вместе несут ответственность за содеянное.

"Я был мертв! Я был ходячим трупом… Зинди явилась из того благословенного времени, которое я утратил… Она напомнила мне обо всем хорошем и чистом, чего я лишился, а я…

Как я отплатил ей за это напоминание?”

Никлин почувствовал, как кровь приливает к лицу. Кофе стыл в чашке, рука замерла не донеся его до рта. Через какое-то время Джим почувствовал на себе чей-то взгляд. Из-за соседнего стола на него задумчиво смотрела Дани. Он улыбнулся, словно только что вспомнил о чем-то очень важном, поспешно вскочил и вышел из столовой.

На тесной площадке у лестницы Никлин на мгновение замер, затем направился к рубке управления. Добравшись до третьей палубы, которую легко было узнать по люку капсулы, Джим взглянул на двери кают Монтейна и Воорсангера. Красные лампочки свидетельствовали о том, что каюты заперты изнутри. По всей видимости, оба еще спали – один в обществе своей давно почившей жены, другой, лишенный общества своей живой жены. "Характерный штрих, о, Газообразное Позвоночное".

На второй палубе, где располагалась каюта пилота, Никлин обнаружил Нибза Аффлека, охранявшего путь наверх. Когда он проходил мимо, Аффлек едва заметно кивнул. Войдя в рубку, Никлин обнаружил там Хепворта и Флейшер. Они сидели в креслах перед основным экраном, куда вновь подавалось изображение с хвостовой камеры, но теперь экран заполняла вовсе не кромешная тьма.

Корабль ускорялся уже в течение пятнадцати часов, так что камера охватывала гораздо большую область Орбитсвиля; картина изменилась самым кардинальным образом. Весь экран заполняли светящиеся зеленые линии, образуя сложные кривые, напоминающие переплетения причудливых цветов. Орбитсвиль походил на работу художника, решившего покрыть гигантскую поверхность ярко светящимися неоновыми трубками. На вспомогательных экранах эти яркие нити тянулись во всех направлениях, образуя облако холодного зеленого сияния.

– Каково зрелище, а, Джим?

Хепворт повернулся вместе с креслом и взглянул на Никлина. Он выглядел изможденным и усталым – похоже, так и не ложился спать. Вчерашней враждебности как не бывало.

– Никогда не видел ничего подобного, – ответил Джим, радуясь тому, что добродушный физик не способен таить неприязнь. Приятно сознавать, что не все отшатнулись от тебя.

– Да, старушка решила показать нам напоследок роскошное представление.

Хепворт извлек из бокового кармана куртки серебристую фляжку и протянул Никлину:

– Хочешь выпить?

Никлин взглянул на Меган Флейшер, та спала глубоким сном, хотя и сидела абсолютно прямо.

– Нет, спасибо.

– Смотри, больше не попробуешь, Джим. У меня не осталось ни одной бутылки. Когда закончится эта, мы усядемся на строжайшую диету из какао, морковного сока и прочей дряни. – Гримаса отвращения мелькнула на толстом лице Хепворта. – Боже! Возможно, мне даже придется хлебать этот чертов чай!

Никлин усмехнулся и протянул руку за фляжкой. Неразбавленный теплый джин – какая мерзость! – но это знак дружбы, а именно в дружбе он сейчас так нуждался.

"Знак дружбы, – Никлин глотнул теплую противную жидкость. – Несколько лет нас было двое, только двое. Пара атеистов, пара циников. Пара последователей Газообразного Позвоночного, подкидывающего монетку случая в окружении благочестивых святош. Но именно мы возродили этот корабль. Именно мы".

– Садись, – хлопнул по соседнему креслу Хепворт. – Ее милость сейчас не станет возражать.

– Хорошо. – Никлин сел рядом с приятелем и вернул ему фляжку.

Он вновь уставился на фантастический узор, сияющий на основном экране.

– Что, по-твоему, произошло там?

Хепворт глотнул джина и пожал плечами.

– Если хочешь знать мое мнение, это еще не конец. Нутром чую, Джим. Это совершенно ненаучно, я знаю, но я нутром чую, что все только начинается.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду. – Никлин не мог оторвать взгляда от экрана. – Эти линии должны быть очень яркими, если мы видим их с такого расстояния. Я хочу сказать… Как далеко мы удалились от Орбитсвиля?

– Недавно прошли двухмиллионную отметку.

– Никогда не думал, что со мной может произойти что-то подобное. Джеймс Никлин – космический путешественник!

Надеясь, что наконец-то разговор перешел к предмету, допускающему естественное объяснение, он попытался разобраться, почему от названной Хепвортом цифры у него по спине пробежал неприятный холодок. Пятнадцать часов лету с ускорением, скажем, 0.5 "g" составят… Способность к умственной деятельности, казалось, покинула Джима, когда он осознал, что к настоящему моменту на звездолете должна установиться нормальная сила тяжести, так как с ростом скорости двигатели начинают работать все более эффективно, обеспечивая все больший захват реактивной массы. Но сейчас ускорение, согласно его внутренним ощущениям, составляло треть или даже четверть от нормального. А пока он спал, ускорение могло колебаться, от чего ему и снились бесконечные падения в пустоту.

– Смотри, не перегрей мозги, – дружески заметил Хепворт и снова протянул фляжку Никлину – верный признак, что он не собирается спорить. –При нормальных условиях мы находились бы сейчас гораздо дальше.

– Я…

Не решался спросить тебя об этом.

– Я понял. Что-то ты стал слишком тактичным. – Хепворт недоуменно вздернул брови. – Никогда прежде не замечал за тобой особой дипломатичности. Что случилось, Джим, ты случаем не заболел?

Никлин вымученно улыбнулся.

– Решил взять выходной. Так что ты говоришь о двигателях?

– О двигателях? Ничего! Ни слова! Ни звука! Ни писка! Двигатели в отличном состоянии.

– Но ведь ты сказал…

– Я сказал, что при нормальных условиях корабль преодолел бы гораздо большее расстояние.

– Так что же неисправно?

– Само пространство неисправно. – Хепворт был совершенно спокоен. –Ты должен помнить – мы теперь находимся во Вселенной, состоящей из антиматерии. В Антивселенной, Джим. Многое теперь иначе. И скоро я смогу сказать, что именно иначе. Перемены, скорее всего, касаются плотности и распределения межзвездной пыли, но, может быть, и чего-нибудь более существенного. Если есть отличия в ядерных взаимодействиях, как в случае с кобальтом-60, то могут измениться и какие-то характеристики корабля. Например, наше захватывающее поле может оказаться частично проницаемым для античастиц. Говорю тебе, Джим, – перед нами открываются целые области неисследованного.