33 новеллы о любви - Тимур Зульфикаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А я встаю на цыпочки и не дышу, чтобы не разбудить жемчужномлечного агнца, который мог стать моим сыном, а она женою…
…О Боже! помоги мне… да Чашу эту младую распахнутую готовую напоить да усладить — да пронеси да мимо мимо мимо…
И она проплывает небесно улыбаясь и навек уходит из жизни моей в золотистом купальнике своём… шелест крыл стрекозы уходит…
Ах, на голове у неё мужская соломенная шляпа, а из под шляпы обильно вьются падают свергаются колышатся серебряно ликуют лучатся белосоломенные выгоревшие до живых жемчугов власы власы колосья тучные русские её, выгоревшие льны ржи пшеницы, которых не осталось в русском сгоревшем поле поле полях, где один бушует победный острый желчный бурьян сорняк…
Но её колосья богато маются плещутся по её лицу, сокрывая его, а в колосьях её дивных влас живут влажные синь-васильки фригийские русские глаза невинно покорно на меня глядят молят ждут… текут плачут что ли они…
…Ах, возьми… кликни… пожалей… приюти… окрыли… утешь меня… мя…
Ах, прощай… прощай… прощай…
Ах, далеко залетели вы русские живые васильки полевые далеко забежали бежали от Расеюшки родины своей…
Ах живые васильки — вселенские сиротки мои…
И я не смею поднять глаза вослед, а только кротко вижу несметно полукруглые неистово тугие плывущие навек уходящие ядра ягодицы полнолунья луны луны полулуны златистые златистые златистые Её…
Тугие… гладкие… живые… неслыханно нечеловечески округлые… как двухфунтовые русские зимние яблоки антоновки, которые медово доспевают в соломе зимой, а эти доспели налились под кипрским солнцем…
Её яблоки на миг отвлекают усмиряют меня… мя…
О Боже…
Тогда от жары и от страха, что она уходит, ушла навек из бедной погоревшей жизни моей, я кричу иль мне чудится от жары, что я кричу:
— Ай! Эй! Ах!… Ты уходишь… а не сказала мне даже имени твоего… Как имя твоё?.. Хоть его на прощанье мне скажи… шепни… прокричи… Хоть имя твоё останется со мной…
Тогда она поворачивается ко мне, и в глазах у неё слёзы, и она шепчет, улыбаясь увядая уже умирая для меня, смиряясь:
— У меня редкое имя… Меня звать… Россия… Расеюшка… В детстве меня звали Роса… Так меня назвали мать и отец мои…
Они были сельские учителя, но когда школу закрыли, они остались без работы, стали пить… и сгорели от палёной водки, как тысячи русских беззащитных людей…
Но в моей коляске — сынок… Я назвала его Ваня… Иван… Иван Грозный… Он будущий Пророк Руси… Он изгонит бесов из Руси… как Минин и Пожарский… Он отомстит за всех убиенных и обиженных… за весь народ Русский безвинный…
И она улыбается ускользающей таинственной уже нездешней завораживающей райской улыбкой средневековых мадонн…
Мне чудится, что так улыбалась и улыбается Всевечная Богоматерь… Покровительница Руси… Её Хозяйка…
И она уходит… уплывает…
Но имя её навек остаётся со мной…
О Боже… какое дивнотрепетное пшеничнозолотое кроткое святое имя… Россия… Роса… Расеюшка…
О Боже…
Чашу Золотистую колосистую да пронеси… да мимо… мимо… мимо…
Я же приехал упокоиться умереть неслышно в кипрском виноградном блаженном монастыре, а здесь плывёт царская земная урожайная колосистая золотистая неупиваемая непригубленная непогубленная непочатая Чаша Жизни сия…
Помоги, Господь…
И что ж Ты воздвигаешь Чашу эту на пути к Тебе…
О, вот бы с Ней обнявшись неразлучно уйти в сладчайшую смерть…
Но что я?..
Спаси Господи душу мою и тело грешное…
И спас…
И Чаша прошла…
И все врата её закрылись навека…
Но может быть будет вечная встреча Там?.. Там?.. Там…
О Боже…
…Но этой лунной ночью на Камнях, на песчаном брегу, где выходила и выходит из волн вечных вечная Афродита-Киприда пенная лунная вечнонагая…
Но этой лунной ночью ночию нощью я расстилаю свою вольную рубаху на горячем песке прибрежном шелковом и она сразу подрубленно перезрело перемлело радостно необъятно ложится на рубаху горячую мою разметав распустив разбросав во всю вселенную перезрелые а юные плоды ея…
И я наг и она нага
И я закрыв переспелые глаза мои тихо осторожно бережно льстиво отуманенно сладимо бредово ложусь восхожу на плоды ея…
Покоюсь на плодах ея… а потом воздымаюсь до райских звёзд, а потом опускаюсь до адовых подземелий…а потом бьюсь вьюсь на плодах ея как горная бессонная река на камнях…
И мы течём в ночи лунной как два бешеных ручья
А потом как одна бездонная жемчужная медовая река
И все врата ея открыты и я вхожу во все врата ея
И я объял ея и она объяла меня мя
И я узнал её как вечный муж
И она узнала меня как древляя жена
И я вхожу во все врата ея но не трогаю кишащие млечные сиреневые миндальные медовые соски её, потому что они принадлежат агнцу её… будущему Пророку Руси…
Жено!..
Но у нас будет наш агнец, возлюбленная моя, потому что от таких лунных пианых ночей раждаются солнечные дщери и сыновья…
И она вся ответствует покоряется мне
А потом волна набегает и омывает нас…
А потом мы восстаём от песка и не разлепляясь не разлучаясь не разъединяясь слипшись сойдясь смиряясь насмерть входим в волны…
И два стали одно
И мы входим в волны и омываемся в волнах
И нет на земле и не было в жизни моей роднее ея
И не было круглее слаще лунных губ её в губах моих! и лунных куполов грудей в устах моих! и лунных ягодиц ея в перстах моих!
И не было слаще родней лунной вселенской души ея
И где ея душа, и где моя душа — не знаю, не ведаю, не чую я я я…
Ты? ты? ты?.. я?.. я?.. я?.. Где ты? Где я?..
О Боже…
И я зарываюсь в золотой сеновал влас её и как дитя радостно сладко рыдаю…
И я пришёл на Кипр умирать а вот с возлюбленной моей омываюсь услаждаюсь в жемчужных медовых малахитовых волнах волнах волнах…
О Боже! что теперь? куда куда куда…
И вот я прожил долгую грешную жизнь, и любил многих жен, и сотворил много чад, и пил вино любви с возлюбленными пылкими, мудрыми другами моими, а любви не знал…
И вот встретил её перед смертью… но она навек ушла… О Боже… И я один на лунных Камнях…
…Я иду к морю, раздеваюсь, вхожу в морскую мягкую шелковую податливую вечную виноградную хмельную неоглядную блаженную животворящую, полную жизни утробу мякоть доисторическую дочеловечью теплынь, не дающую прохладу телу и отдохновенье душе…
Плыву…
Долго…
Берег теряется зыблется тонет вдали…
Зачем мне берег?..
Если она навек ушла…
…Я хочу блаженно умереть во кипрском виноградном монастыре Махерас
Чтобы душа моя уставшая от бесконечных русских снегов и бед
Обрела в исходе виноград вертоград
Да купалась аки дитя после ледяных прорубей в лазоревых виноградных
вечнопианых вечнохмельных волнах
Где жива осиянна струя Иордана в которой Святой Иоанн
Крестил окроплял Вечного Отрока Христа…
2010
Ах, ложка Фараона…
Ах, ветвь февральского
заснеженного миндаля…
Светлой памяти Евгения Головина, который бродил и бродит в двух мирах, а мы, слепцы, печалимся о нём…
…Девство Девы, Чистота Человека — выше жизни, Выше смерти, выше Самого Творца…
Дервиш Ходжа ЗульфикарИзменница! Неверная жена! Я ждал тебя у Пирамид Где только что твой муж Хеопс Почил навек в бессмертном саркофаге Ты не пришла… Прошли века… Но всё моя душа болит скорбит молит Хоть наши мумии влюбленные Сближаются в пирамидальном мраке В замогильном браке
Поэт «Z»…Я давно уж забыл этот город медовый, Этот домик хмельной под цветущей акацией… Что ж ты машешь ручонкою из бездонного прошлого, Моя алая девочка, Пятнадцатилетняя… Что ж ты манишь ручонкою из хрустального прошлого, Словно белой сиренью С берега снежного…
Из песни поэта «Z»…Ах, ветка персидской сирени… майской медово лиловой сирени…
И златые пчёлы налипли и пьют мёды её и не уходят когда ты нежно бережно хлестнула тронула задела дрожко меня по горящему лицу моему грешному… алчущему…
Но это уже было в мае, а мы встретились в феврале…
Ах, девочка, юница, как же рано расцвела ты на улицах моего родного азиатского ранневесеннего города Душанбе…
