Александр у края света - Том Холт

Я назвал его Эвполом; номинально в честь прадедушки, комического поэта, а на самом деле потому, что имя это означало (или могло означать) «из лучшего из городов».

Это была умиротворяющая жертва, принесенная колонии, а также в некотором роде издевательство над «официальным» именем города, выбранным Отцами-Основателями. В этом качестве оно было воспринято моими честными соседями, как выражение уверенности или акт веры. Что-то в этом духе, в общем.

Надо отдать нам должное: мы построили город быстро и на совесть. Я уверен, что успехом мы обязаны главным образом тому обстоятельству, что Отцы-Основатели, основательно проработав все детали, от названий улиц до цветов, в которые будут покрашены статуи, еще до того, как мы покинули Македонию, оставили всех в покое после высадки, позволив проигнорировать практически все их решения, что очень сильно нам помогло. Что до теоретизирования на тему идеальной формы управления идеальной колонией, до всех этих предварительных конституций и черновых сводов законов, которые мы набрасывали за вином и горохом, чтобы тут же порвать в клочки, то практической пользы от них оказалось не больше, чем от маленькой, инкрустированной жемчугом золотой сувенирной секиры. Мы вообще не забивали себе голову этой ерундой; она нам не понадобилась. Проблема, с которой мы столкнулись, заключалась не в доведении указаний правящего класса до населения — совсем наоборот. Трудности заключались в том, чтобы найти хоть кого-то, кто был готов вообще отдавать указания.

Звучит странно? Действительно, необычная сложилась ситуация. Вышло так — по случайности ли или неявной волей богов — но мы прибыли на побережье Черного Моря, не обладая никаким государственным опытом. Среди нас были землепашцы, было несколько человек, знавших кое-что от строительстве — вот, собственно, и все; другие технические знания, которыми мы располагали, касались убийства и ведения дебатов, но ни одна из этих дисциплин (мы быстро признали это, хвала богам) не помогла бы перекрыть амбар или выложить стену по прямой.

Итак, будучи в равной степени бесполезными членами общества, мы должны были в течение недели или двух дойти до кровавой междоусобицы, в которой каждая из фракций пыталась бы навязать свои невежественные представления всем остальным силой, как это происходит в настоящих городах. Тем не менее того весьма скудного числа специалистов хватило, чтобы к нашему общему изумлению составить довольно скоро эффективную систему управления. Каждый из этих специалистов отвечал за свой проект, а все остальные делали, что им велено, не разевая попусту рта. Как ойкист, теоретически я в любой момент мог вмешаться, запретить и приказать; но, как говорят, наличие у тебя десяти пальцев не обязательно означает, что ты умеешь играть на арфе. Как и любой другой земледелец, я знал понемногу обо всем, как раз в той мере, чтобы понимать, что некоторые вещи лучше доверить понимающему человеку.

Система эта работала, поскольку ни один из специалистов не жаждал отдавать приказы — в конце концов, кому нужна лишняя ответственность.

Скульптор Агенор, например, обладал умением обрабатывать камень и знал об архитектуре как раз столько, сколько требуется главному строителю города. Архитектором он не был, но мы его им провозгласили. Первое, что он делал, когда его призывали что-нибудь построить, это ясно заявлял, что он не архитектор, и предпочел бы, чтобы кто-нибудь другой распоряжался строительством. Посопротивлявшись и приняв поручение, он выполнял его с крайней осторожность, как кот, пробирающийся по ветке колючего дерева, и охотно прислушивался к дельным советам и мнениям, высказываемых всеми, у кого хватало отваги их огласить. Коротко говоря, мы достигли, в основном благодаря случаю, той самой золотой середины, о которой болтали целые поколения философов: общества, в котором властью наделяются люди, не желающие властвовать, а все решения принимаются в условиях доброжелательного согласия. Поверь мне, система работала. Можно ли применить его где-нибудь, помимо абсолютно нового поселения — толпы народа с инструментами, оставленной посреди чистого поля без еды и крыши над головой, с тем чтобы они обеспечили себя всем этим самостоятельно, я понятия не имею. Это, кстати говоря, является другим положительным побочным эффектом процесса основания города: избавление от порочной страсти рассуждать о вещах, в которых ты ни рожна не смыслишь.

Отца-Основатели, как я уже упоминал, были предоставлены сами себе. По какой-то счастливой случайности они совершенно самостоятельно пришли к мысли, что здесь они как в темном лесу, и благоприятные перспективы на еду, одежду и кров зависят от усилий всех остальных, которые окажутся тем успешнее, чем меньше им мешать.

— У нас проблема, — сообщил мне мой друг Тирсений, когда мы распивали амфору вина в тени восточной стены почти достроенного храма.

(Храм, единственное число; хотя исходный план Основания включал не менее четырнадцати храмов, мы слегка отредактировали его, решив, что богам, как и всем прочим колонистам, придется пожить в тесноте, овладевая искусством мирного сосуществования).

— Да ну? — сказал я, пряча глаза под полями шляпы.

— Можешь быть уверен, — ответил Тирсений. — Конечно, если бы ты прислушался ко мне некоторое время назад...

— Хорошо, — сказал я. — Лучше освежи мою память. В чем дело?

Тирсений вздохнул.

— Мы разорены, — сказал он. — Хуже того, мы по уши в долгах. Я просмотрел сегодня ведомости и…

Я выпрямился и сдвинул шляпу на затылок.

— У нас есть ведомости? — спросил я, пораженный.

— Разумеется, — ответил Тирсений желчно. — Я же казначей. Чем, по твоему мнению, я целыми днями занимаюсь?

Я пожал плечами.

— Это просто удивительно, Тирсений, — сказал я. — И что же такого в этих твоих ведомостях?

— Наши заимствования, — мрачно ответил он. — Все, что мы должны другим городам — Одессосу и Ольвии. Сам подумай: мы покупаем еду, и строительные материалы, и боги знают что еще с тех самых пор, как сюда прибыли, предполагая, что царь Филипп возьмет расходы на себя и пришлет деньги.

Я зевнул.

— Что он и сделал, да будет благословенна его щедрость, — сказал я. — И все это целиком и полностью благодаря невероятно убедительным письмам, которые я шлю ему каждый месяц…

— Что ж, ты был недостаточно убедителен, — ответил Тирсений. — Если быть точным, ты не дотянул на двенадцать талантов и три мины. И как раз это я и назвал проблемой.

Я плеснул себе еще вина.

— Те города не кажутся сильно встревоженными, — сказал я. — Они по-прежнему поставляют нам товары, и я что-то не припомню, чтобы они трясли с нас деньги. Можешь не беспокоиться.

Он скорчил рожу.

— Конечно, они не трясут с нас деньги, — сказал он. — Они обеспечены землей. Нашей землей. И проценты все растут, позволь мне тебе напомнить…

— И что? — пожал я плечами. — Что, ты думаешь, может произойти? Неужели одесситы планируют явиться сюда в одно прекрасное утро, вооружившись лопатами и ведрами, чтобы вырыть нашу землю и увезти ее к себе в Одессос? Что-то не думаю. Если им потребуется земля, все что им нужно, это выйти со двора и прирезать себе еще. Ее тут хватит на всех. Ты, кажется, думаешь, мы все еще в Греции, друг мой.

Он покачал головой.

— Значит, ты хочешь сказать, что обеспечение ничтожно.

Я кивнул.

— С любой практической точки зрения, — ответил я. — Их вполне устраивает, что по нашим полям рассыпаны их закладные камни; думаю, это помогает подбивать приход-расход и все такое. Но в реальности они понимают, что им придется подождать, пока мы встанем на ноги и начнем собственное производство, прежде чем они смогут вернуть свои деньги. Они нам верят. Все в полном порядке.

Тирсений фыркнул, как конь.

— Ты так полагаешь, — сказал он.

— Конечно, — ответил я. — Они ничего не могут сделать, чтобы осложнить нам жизнь — например, потребовать вернуть долги. Если после этого здесь все рухнет, им никто никогда не заплатит. Поэтому им придется продолжать поддерживать нас. То, что хорошо для нас сейчас, в дальней перспективе хорошо для них. А кроме того, у них всегда остаются гарантии царя Филиппа, а доверие к нему велико, я уверен.

— Ты так считаешь? Думаешь, они надеются его засудить, если мы объявим дефолт по долгам?

Я улыбнулся.

— Какая соблазнительная картина, — сказал я. — Но увы, это не то, что я имел в виду. Будь реалистом. Истинная прибыль, извлекаемая ими из поставок товаров, измеряется в самой ценной валюте — осведомленности Филиппа, что они оказывают ему услугу. Ты слышал последние новости из Греции?

У Тирсения сделался озадаченный вид.

— Не уверен, что понимаю, — сказал он.

— Хорошо, — сказал я. — Предположим, ты живешь на Сицилии или еще в каком-то месте, где принято строить деревни на краю вулкана. Предположим также, что в следующий раз, когда вулкан начнет бурчать, плеваться огнем и вообще намекать, что он собирается поиграть в войну, ты окажешься в выгодном положении, позволяющем, так сказать, шепнуть ему на ушко, что ты был ласков с любимым племянником вулкана, и вулкан должен будет признать, что это правда; когда он наконец извергнется, прочие деревни унесет потоком лавы, но только не твою. Это вполне стоит нескольких невозвращенных долгов, как ты полагаешь?