Смерть и рождение Дэвида Маркэнда - Уолдо Фрэнк

- Оставайтесь на денек-другой, - сказал ему поутру старик, - это вам ничего не будет стоить. - Он еще не все рассказал о своей жене. Но Маркэнд тосковал по прерии. Он еще раз поел и принял от старика завтрак, завернутый в коричневую бумагу. Старый фермер стоял в дверях осиротелый словно оттого, что он лишился слушателя, которому мог рассказывать о своей умершей жене, она умерла вторично. Дог замахал хвостом, заскулил и ткнулся в руку Маркэнду своей теплой влажной мордой.

Он шел по дороге; в мире, неизмеримо далеком от дома покойницы, стояло бабье лето. Дорога лежала прямая, как шест. В полдень впереди показалась крошечная фигурка; она все росла и превратилась наконец в юношу без шляпы, который весело распевал на ходу.

- Добрый день, - сказал Маркэнд.

- И вам того же, - сказал Ларри Лоуэн. - Куда путь держите?

- Не имею ни малейшего представления.

Лоуэн рассмеялся; Маркэнд увидел блестящие зубы и глаза, живые и быстрые. Он предложил ему половину своего завтрака.

Лоуэн сказал:

- В миле отсюда есть отличное местечко, там приятно будет расположиться пожевать.

Они пошли рядом. Лоуэн пел, Маркэнд молчал, пока они не дошли до ручья, обрамленного ивами и миртами. Они уселись на траве. Ноябрьское солнце так пригревало, что Маркэнд вспотел. (Он все еще был слаб, хоть и не сознавал этого.) В коричневом свертке оказались цыпленок, ветчина, пышки и яблоки.

- Недурной ассортимент, - сказал Ларри. - Где это вы запаслись?

Маркэнд рассказал ему о старом фермере.

- Роскошно. Мы к нему возвратимся ночевать. Дорога, по которой вы шли, ведет в Лэнюс. Нужно вам в Лэнюс?

- А что такое Лэнюс?

- Лэнюс - это уголь. Вам он не нужен, не так ли? К тому же там забастовка.

- Кто бастует?

- Уоббли...

Маркэнд молча ел. Потом сказал:

- Похоже на название болезни.

Лоуэн удивился:

- Вы никогда не слыхали об уоббли?.. Об ИРМ?.. Индустриальные рабочие мира?

Маркэнд продолжал смотреть на него непонимающими глазами.

- Вы тоже ИРМ? - спросил он.

- А как же! - сказал Лоуэн. - Но только угольные копи - это не по моей части. Слушайте, а вы кто такой?

- Я из Нью-Йорка... Всю жизнь сидел на теплом местечке. А потом нашло на меня что-то, я смылся - и вот бродяжу.

- Что ж, видно хорошего человека. - Лоуэн хрустнул цыплячьей косточкой и принялся высасывать мозг. В его черных глазах почти не было видно белков... как у оленя. - Но послушайте! Вам бы надо знать про уоббли.

- Расскажите мне.

- Слыхали вы когда-нибудь о борьбе классов?

- Каких классов?

Лоуэн засмеялся.

- Да вы, должно быть, вывелись в инкубаторе, а? Никогда не слыхал о борьбе классов! - Он откусил сразу пол-яблока. - Надо бы вам знать, приятель, что мир делится на два класса: хозяева, у которых есть все, и мы, у которых нет ничего.

- Это я знаю, хоть, правда, никогда особенно не задумывался над этим.

- Ну вот, как, по-вашему, борются эти два класса друг с другом или нет?

- Вероятно, должны бороться. Но я этого не вижу.

- Ладно, слушайте. Как вас звать?.. Слушайте, Маркэнд... - И Дэвид Маркэнд получил первый урок теории социальной революции.

Когда они дошли до фермы старика, Маркэнд сказал:

- Он кинется нам на шею. Когда я утром уходил, он чуть не плакал.

Дог радостно бросился навстречу Маркэнду. Фермер отворил дверь, но тотчас же с силой захлопнул ее.

- Что за черт? - сказал Маркэнд.

- Старый дурень! - засмеялся Лоуэн. - Он решил, что вы вернулись с приятелем, чтобы обчистить его.

- Я ему объясню.

- Ну его к черту! Пошли в амбар! Он не заслужил хорошего общества.

- Он всю ночь не уснет, если будет знать, что мы тут.

- И пусть его умрет со страху.

- Но ведь тогда некому будет накормить нас.

Это подействовало на Лоуэна.

Отворилось слуховое окно над дверью.

- Что вам нужно? - сказал старик, высунув из окна винтовку.

- Нам-то ничего, а вам, видно, нужен кролик! - закричал Ларри Лоуэн и принялся прыгать взад и вперед, как заяц, и дог, изумленный и заинтересованный, прыгал за ним.

- Ну же, ну, стреляйте! Не может же кролик сидеть тут до утра.

- Шевелите мозгами, старина, - сказал Маркэнд. - Разве мы похожи на воров?

Они ели поджаренную ветчину, тыквенный пирог, картофель, ржаной хлеб, густо намазанный соленым маслом, пили сладкий сидр.

- Моя жена, - говорил старый фермер, - пока не слегла в постель, великая была мастерица стряпать.

И Маркэнд понял, что в этом доме-гробнице изобилие пищи составляло часть ритуала. Лоуэн продолжал поддразнивать старика, не сразу находившего ответ.

- А циклонный налог вы уже уплатили?

- Циклонный налог? Это что такое?

- Плохо, плохо, если не уплатили. Вы знаете, ведь теперь изобрели способ управлять циклонами. Вот кто уплатил циклонный налог, от того циклон будут отгонять и напускать на тех, кто не уплатил.

- Моя жена, - говорил старик, - весь дом переделала, как пришла в него новобрачной. Раньше он неказист был, мой дом. А она любила красивые вещи. Она сама была красивая...

- За что же вы любили ее? - спрашивал Лоуэн. - За то, что она была красивая, или за то, что она была ваша?

Старика бросило в дрожь.

- Когда она слегла, - он обращался к одному Маркэнду, - все осталось, как раньше. Она во всем требовала порядка. И волосы причесывала всегда, точно в церковь собиралась.

- Бьюсь об заклад, что ваша жена не так уж вас обожала; разве что тогда вы были совсем другой, - сказал Лоуэн.

- Я заботился о ней... Я ей покупал красивые шали, чтобы она могла кутаться в них, лежа в постели.

- Это-то верно, - сказал Лоуэн, - когда она заболела, вы о ней заботились. А вот когда она была молодая и здоровая, что вы делали или что вы забывали делать?!

Старик лишь смутно догадывался, о чем говорит Лоуэн, и не обращал на него поэтому большого внимания; он продолжал рассказывать. Но Маркэнду стало не по себе: куда же девалась его симпатия к трогательно преданному старику? Почему в нем вызывал симпатию и зависть Лоуэн, "революционер-бродяга", как он себя называл, - человек, так грубо нарушавший законы благодарности и уважения к старшим?..

Да, Лоуэн нравился ему. Но при чем здесь эта дымная комната, в которой он сидит? Здесь воздух спертый, как в доме старого фермера, а пахнет еще хуже, и никому не приходит в голову отворить окно. Воздух такой спертый, что вот-вот взорвется.

Вуд ни разу не сел, ни разу не снял свою широкополую черную шляпу. Время от времени он бросал на Маркэнда косой взгляд. Вуд направлялся на Западное побережье из Патерсона, Нью-Джерси, где он провел успешную забастовку на шелкопрядильных фабриках и отсидел за это в тюрьме. В комнате разговор шел о борьбе шахтеров Лэнюса. Каждый из шести присутствовавших канзасцев обращался только к Полю Вуду, но он ничего не отвечал, слушал и продолжал молчать. Тревожился ли он об их деле? Он напоминал Маркэнду большого искалеченного мальчишку; значит, наверно, тревожился. То, что говорили о лэнюсской забастовке, не доходило до Маркэнда; он понимал каждое слово, но не мог схватить суть. Вдруг Вуд спросил Маркэнда:

- Вы умеете править автомобилем?

- Да, - сказал Маркэнд; его изумило, что этот большой человек помнит об его присутствии.

Разговор продолжался, дым становился все гуще.

Вуд вытащил из кармана серебряные часы.

- Ну, прощайте пока, - сказал он. А потом посмотрел на Маркэнда. Маркэнда сразу бросило в жар и в холод. Может, это был чисто зрительный эффект, результат физического недостатка, но глаза Поля Вуда, казалось, смотрели на него и в то же время сквозь него, словно его вовсе тут и не было. "Ну ты, франт, - говорили эти глаза, - ты что ж, действительно с нами?.. Это, впрочем, неважно, с нами ты или нет. Неважно, ты ли, другой ли".

Гру проводил Вуда в переднюю. Вскоре он возвратился, в первый раз улыбнулся Маркэнду и положил ему руку на плечо.

- Вот, товарищ, нашлась для вас работа. Дело, правда, пустяковое, но несколько дней сумеете на нем перебиться, а если вы справитесь, может быть, подвернется и еще что-нибудь. Трое из наших ребят должны завтра попасть в Лэнюс. Поездом им не годится ехать, пешком далеко. У нас есть автомобиль, вот вы и повезете их.

- Надеюсь, приятель мой Лоуэн тоже едет?

- Только не я, - протянул Лоуэн. Он молча сидел в углу с тех самых пор, как Вуд вошел в комнату. Он был влюблен, как все юноши, и его сердце принадлежало этому человеку, который пришел из шахт Монтаны, из тюрем, из-под пуль и побоев стрелковой охраны, чтобы вывести рабочих из глухих стен старого мира навстречу новому. Он просидел весь вечер в молчаливом благоговении. Но сейчас его непочтительная натура дала себе волю. Шахтеры - народ не по мне: уж очень у них работа постоянная. Мне кое-кто из ребят в Лэнюсе говорил, что они сто пятьдесят дней в году проводят под землей. Это дело не по мне. Я иду вслед за жатвой, если она не слишком быстро подвигается вперед.

И Маркэнд увидел, что их немедленная и бесповоротная разлука принимается Лоуэном без всякого огорчения. Даже дружба, если она требовала длительной привязанности к товарищу, казалась Ларри Лоуэну проявлением собственничества и потому проклятьем. Товарищеская приязнь, легкая, как воздух, соединяла их в прерии. А теперь - до свидания, и всего доброго.