Сватовство по ошибке - Надин Миллер

Как осужденный, приближающийся к виселице, Тристан плелся через анфиладу залов Уинтерхэвена в гостиную, где, по словам Калеба Харкура, Мэдди ждала его для разговора.

Он не сомневался в том, что его ждет; уши его до сих пор горели от предположений Харкура насчет причины, по которой его дочь отказывается от долгожданной помолвки.

Гарт был в панике, леди Урсула слегла в постель с приступом мигрени, а Кэрри заперлась в библиотеке и горько рыдала. Все согласились с Харкуром, что раз Тристан был, так сказать, “камнем преткновения”, то ему и расхлебывать кашу. Теперь все рассчитывали на то, что он сможет урезонить Мэдди. Но никто и не подумал хотя бы посоветовать ему, как этого добиться. И никто, кроме Кэрри, не догадывался, что совершить это чудо Тристану придется вопреки своему самому страстному желанию.

Глубоко вздохнув, Тристан постучал в дверь гостиной и, войдя, увидел, что Мэдди сидит на стуле, чинно сложив руки на коленях и склонив голову. Она подняла голову, но в глазах ее не было гнева – только скорбная покорность и невыносимая грусть… такая же, какая в тот момент сжимала сердце Тристана.

Мэдди взглянула в его лицо.

– Папа сказал, что вы все время знали, что я должна стать женой вашего брата. Это правда? – спросила она, сразу беря быка за рога, на что Тристан и рассчитывал.

– Да.

– Почему вы мне не сказали?

Тристан прикрыл за собой дверь. К черту приличия! Это дело касалось только его и Мэдди и не предназначалось для посторонних ушей.

– Перед тем как я покинул Лондон, ваш отец взял с меня клятву, что я буду держать в тайне его план. Если бы я мог знать, чем это обернется, я ни за что не стал бы давать такой клятвы.

– Я так и думала. Я не могла поверить, что вы в состоянии добровольно солгать мне… или даже просто умолчать о такой важной вещи. Теперь я понимаю, почему вы говорили, что честь запрещает вам посягать на собственность другого мужчины.

При виде ее невеселой улыбки сердце Тристана снова заныло от боли… хотя ему и было так приятно узнать, что Мэдди по-прежнему безоговорочно доверяет ему. Он не мог не восхититься в очередной раз ее мужественным и преданным сердцем.

– Значит, я поступила глупо, что влюбилась в тебя? – грустно спросила она.

– Нет, Мэдди! Не говори так! – Тристан понимал, что откажется от нее, потому что выбора у него не оставалось… но ничто не заставит его солгать ей. Ничто… даже верность Гарту. – Даже если влюбляться глупо, любимая моя, то мы оба совершили эту глупость, – нежно добавил он.

Слезинка скатилась по щеке Мэдди и упала на стиснутые руки.

– Что ж, хоть какое-то утешение. Так мне будет легче переносить одиночество. – Мэдди глядела в лицо Тристана, не отрываясь, словно пыталась запомнить каждую его черту. – Полагаю, вам тоже не удалось разубедить моего отца?

– Я даже пытаться не стал. У него предубеждение против бастардов… особенно против нищих бастардов. Я готов был убить этого негодяя на месте… но я понимаю, что он желает вам только добра.

– Мой папочка дурак! – заявила Мэдди. – Но он преисполнен благих намерений, и сейчас у него все козыри на руках… и я достаточно хорошо его знаю, чтобы не сомневаться: он разыграет эти козыри, если я откажусь выйти замуж за графа.

Она покачала головой, словно все еще не в силах поверить в обрушившееся на нее несчастье.

– Как досадно, что благонамеренные дураки губят счастье своих близких гораздо чаще, чем настоящие злодеи. – Она рассеянно разглаживала пальцами складки своего платья.

– Мне нравится ваш брат, – добавила она. – Кому не понравился бы такой добрый, кроткий человек? Я не могу стать причиной его гибели… Но я окажусь для него совершенно ужасной женой, а это очень грустно. Ведь он заслуживает того, чтобы его любили по-настоящему, а не просто терпели. – Мэдди улыбнулась. – Зато для вас я стала бы идеальной женой. Думаю, даже мой змеиный язык не слишком бы вам досаждал. И ещё, подозреваю, если бы мы поженились, вам никогда бы не пришла на ум идея завести любовницу.

На чувственных губах Тристана невольно заиграла понимающая улыбка, и Мэдди догадалась, что он тоже вспоминает пылкие поцелуи, которыми они успели обменяться.

– И это-то печальнее всего, – со вздохом подытожила Мэдди. – А к тому времени, как мой отец поймет, что он натворил, будет уже слишком поздно.

Еще несколько секунд она вглядывалась в дорогое ей лицо. Она полюбила этого человека не только за страсть, которую он пробуждал в ней, но и за непогрешимую смелость и честность. Сейчас он выглядел усталым и измученным, и Мэдди хотелось прижать его к груди и утешить, как утешала его графиня, когда он был еще маленьким мальчиком.

– Я люблю тебя, Тристан, – застенчиво проговорила она. – Прости… мне хотелось хоть один раз произнести эти слова.

– Я тоже люблю тебя, Мэдди. – Тристан стоял, не шевелясь на том же месте, где остановился, войдя в гостиную, словно от малейшего движения мог утратить над собой контроль.

Мэдди поднялась и подошла к нему:

– Я хотела бы получить свой второй поцелуй. Пожалуйста…

Тристан отступил на шаг, сжимая кулаки.

– Не проси меня об этом, любовь моя. У меня сердце разорвется на части от этого поцелуя. Ведь он будет для нас с тобой последним.

– Но я прошу тебя! – настаивала Мэдди. – Радость воспоминания об этом поцелуе скрасит предстоящие мне годы пустоты и боли.

– Ах, Мэдди, – простонал Тристан. – Ну что мне с тобой делать?.. И что я буду делать без тебя?

Заключив ее в объятия, он приник к ее губам в поцелуе, полном такой нежности и муки, что Мэдди почудилось, будто в ее душе в это мгновение зажглась свеча. Свеча, которая до конца ее дней будет гореть жарким, чистым и светлым пламенем.

Поцелуй кончился. Мэдди ласково коснулась пальцами щеки Тристана.

– А теперь ступай, – проговорила она, – пока мне не захотелось потребовать от тебя последний поцелуй. Ведь я дочь купца! И ты останешься передо мной в долгу. И где бы ты ни оказался в будущем, как бы ни распорядилась судьба, маленькая частичка тебя всегда будет принадлежать мне.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Помолвка Гарта Рэмсдена, пятого графа Рэнда, с мисс Мадлен Харкур была на устах у всех посетителей самых модных салонов Лондона в день, когда на страницах “Таймс” появилось соответствующее объявление.

Рэмсдены были не первым аристократическим семейством, которое ради спасения своего тонущего корабля награждало титулом дочь какого-нибудь богатого промышленника. Но графы Рэнда принадлежали к числу самых уважаемых династий, а Калеб Харкур к числу самых богатых английских купцов. И в глазах света этот союз обладал респектабельностью, которой были лишены предшествующие альянсы такого рода.