На то и волки - Александр Бушков

Они с «майором» и Янушем минут пять старательно препирались, выясняя, должен ли кто-нибудь из представителей всех трех звеньев цепочки пересчитывать дубинки в мешке, и кто именно. Решили, что никто не должен. Груз измеряется в мешках, и баста. Футляры с дубинками собрали, мешок завязали и отложили в сторонку (все трое и так знали, что он не входил в счет).

Ручаться можно, ни у кого из «грузчиков» подозрений не возникло. Даниловские ребята проделывали те же операции в этом же месте, и не единожды. Правда, в прошлые времена грузы были самыми безобидными.

Принято считать, что контрабанда — это непременно нечто экзотическое или по крайней мере запрещенное к ввозу-вывозу: наркотики, оружие, цветные и редкоземельные металлы. Так тоже бывает. Редко. Гораздо чаще идущая в Россию контрабанда являет собой товар самый безобидный и прозаический: вагоны французского коньяка, трудолюбиво изготовленного где-нибудь под Краковом, пресловутый спирт «Ройял», выгнанный из датских опилок, американские сигареты, сработанные из отбросов турецкого самосада египетской мастеровщиной, наконец, жвачка, даже химическая «пепси». Весь фортель в том, что себестоимость у этого «товара быстрого оборота» обычно ниже низкой, и, если не платить таможенных пошлин, прибыль получается вовсе уж баснословная. Потому и гонят нелегально… И все это идет такими потоками, что превращается не в контрабанду даже — в самые нормальные грузоперевозки, подпитывающие торговлю и экономику десятка стран.

Здесь же, в Минске, Данил с Каретниковым лицезрели как-то по ящику элегантного таможенника, демонстрировавшего зрителям сумку с несчастными двумя десятками черно-красных газовых баллончиков, только что перехваченных бдительными стражами границы. Пикантность заключалась в том, что оба только что отправили в Сибирь грузовик, под завязку набитый картонными новенькими ящиками из-под телевизоров «Минск» — но все ящики были загружены такими же точно баллончиками, о которых таможня почему-то не узнала…

Часа через два все было кончено. Мешки пересчитали, и еще раз пересчитали, когда их грузили в фургоны. Солдатики, подхватив автоматы, рассредоточились по всем трем будкам, майор попрощался за руку с обоими братцами-славянами (сам он, судя по некоторым признакам, к таковым определенно не относился), прыгнул в кабину переднего грузовика, и караван выехал в ворота. Данил взял рацию, настроился на волну таинственного Егеря и сообщил:

— Три — восемь — три.

— Ноль, — столь же скупо отозвался Егерь.

И все. Теперь ни Данил, ни Януш ни за что больше не отвечали. Теперь отвечал «майор» — каждым дециметром шкуры. Вот и все. Со стороны кажется невероятно просто. Если вы не знакомы кое с какой статистикой, как криминальной, так и шпионской, и не знаете, что девятеро из десяти сыплются как раз на контакте, на встрече, на п е р е д а ч е…

Януш принес пластиковый опрыскиватель с баллончиком сжатого воздуха. В большой баллон, привинчивающийся снизу возле самого дула, набрали обыкновенной воды из-под крана в сторожке и размешали в ней с пол-литра чистого нашатырного спирта. После чего старательно опрыскали бока цистерны — и черные буквы-цифры иностранной маркировки мгновенно размылись, потекли вниз мутными ручейками. Черт его знает, что там такое было подмешано в краску, не выдержавшую разведенного нашатыря — да это и неинтересно, если вы не увлекаетесь химией. Они не увлекались.

Главное, никаких концов отныне не найти. Таможенных границ меж Беларусью и Русью вот уже два месяца как не существует. Лишь где-нибудь в Москве вдруг обнаружится, что цистерна с этакой-то маркировкой пропала неведомо куда. Но поскольку хозяин так и не объявится и никто не станет молотить кулаком по столу в эмпээсовских кабинетах, требуя, чтобы ему немедленно возвратили утраченное добро, поиски будут вялыми. Если вообще будут. Бесхозную цистерну без всякой маркировки завтра утром закатят на сортировочную вместе с пустыми вагонами, там она и останется, если кто-то рачительный не приберет вскоре к рукам. Никаких следов радиации или химической отравы в ней не найти при самом вдумчивом исследовании, потому что ничего подобного в ней не возили отроду. Согласно документам, доставленные в адрес фирмы «Княжич» в этих двух товарных вагонах ликеры и водка ушли в Россию. А сама фирма «Княжич» вдруг решила прекратить свою деятельность. Поскольку она ничего никому не должна, ее кончина не вызовет ни малейшего шума. Владелец, гражданин Российской Федерации, туда и укатит. Склад будет возвращен арендодателю, местные работяги, люди абсолютно непосвященные, потеряют работу. Пан Януш со своими частными детективами вернется на родину пассажирским поездом, а вслед за ними более запутанной дорогой отправится их снаряжение. Овчарка не пропадет — ее отвезут на склад второй фирмы, той самой, которую жалко гораздо больше, и потому ей суждено процветать по-прежнему. А даниловская команда почти в полном составе немедленно вылетит домой. Так как никаких отходов в природе никогда не существовало, они нигде и не всплывут. Финита. Считайте процент…

Данил вернулся в сторожку, сел, привалившись к стене, ощущая блаженную легкость во всем теле. Януш Орлич извлек плоскую бутылку экспортной «Зубровки» с желтой пробкой-стаканчиком. В сторожку бесшумно проникла овчарка, присела в уголке и притворилась, будто ее вовсе не интересует колбаса, завернутая в мятую газетку «Не».

Бывшие охранники отвергнутых историей генсеков опрокинули по первой — не закусывая. Еще посидели, блаженно ожидая, когда хмель растечется по жилочкам ублажающей волной. Налили по второй, кинули овчарке кусок колбасы из хорошего мяса, какую простой народ как не видел прежде, так не видит и теперь по причине ее малочисленности и многочисленности народа. Опрокинули по второй. Закурили. Вплотную приблизилось святое время застольного разговора, и Данил начал первым:

— Ну вот что, пане капитане, есть интересное дело…

…Слежку он заметил почти сразу же, едва вышел из невидного пятиэтажного дома в Серебрянке, где на первом этаже и располагался офис безвременно усопшего «Княжича». Много раз писано и сказано, что людей определенных профессий выдает взгляд — но так оно, между прочим, сплошь и рядом обстоит в реальности. То ли нервы еще не отошли после ночной работенки, то ли в последнее время меж некой дичью и неким охотником проскакивает в воздухе электрическая искра…

Данил не мог ошибиться. Тяжелые взгляды в упор из стоявшей неподалеку вишневой «семерки» прямо-таки обожгли — и моментально ушли в сторону, как соскальзывает капля с бильярдного шара. Трое. Двое на переднем, один, соответственно, на заднем, а больше он ничего не рассмотрел, потому что направился к своей «Волге» как ни в чем не бывало. Садясь, толкнул Степашу ногой. Тот понятливо опустил веки и медленно вывел машину на улицу.

«Семерка» вскоре же обнаружилась сзади. За рулем у них сидел не новичок, он не прижимался, маячил в безопасном отдалении, однако Данил поостерегся бы с ходу зачислять его в шоферню серьезного государственного ведомства — не та квалификация, сразу видно…

Степаша дисциплинированно молчал, время от времени поглядывая в зеркальце.

— Давай к автовокзалу, оттуда в центр, — распорядился Данил.

Государства он, откровенно говоря, ничуть не боялся. Пришить ему было абсолютно нечего, российское разрешение на пистолет действует и здесь после подписания очередного пакета договоров, в офисе «Княжича» осталась лишь местная канцелярская мелкота, ликвидировавшая дела. Для здешних властей он — законопослушный владелец фирмы «Клейнот». Все сибирские заморочки — чересчур далеко отсюда.

Конечно, здесь его номер — где-то в конце очереди. Но тут вам не Байкальск. Тут есть свой Лева, хоть зовут его иначе, свои друзья, способные вытащить из неприятностей. Конечно, л е г а л ь н а я рука Москвы без труда сцапала бы за ворот и в этом последнем заповеднике советской власти, но в том-то и сомнительное преимущество подвергшегося столь странным наездам «Интеркрайта», что атаки идут сплошь нелегальные.

Правда, это еще не причина, чтобы расслабляться. Самое опасное в его положении, когда находишься вдали от обжитого баронского поместья — попасть в лапы к противнику, пусть на самое короткое время. Теперь — особенно. Иксу достаточно иметь здесь знакомого в чинах не выше майорских — а уж не посвященные в тонкости сержанты сграбастают…

— Высадишь у метро, — сказал он. — А потом сделаем так…

Он вылез, едва машина притормозила. Остановился у кромки тротуара, словно в приступе мимолетной задумчивости. По проспекту Независимости (бывшему Ленинскому) текла обычная пестрая толпа, в которой изрядный процент составляли провинциалы, решительно державшие курс на ЦУМ. Неподалеку хмурился Феликс Эдмундович мышино-серого цвета, как-то переживший все кадрили последних лет.