Закипела сталь - Владимир Попов

Сергей Петрович знал старшего Прасолова и сейчас удивлялся, до чего же братья похожи друг на друга. Оба туго сбитые, бровастые, у обоих густые, распадающиеся волосы. Но сходство это ограничивалось лишь внешностью. Всего два года была у них разница в возрасте, но Петр — уже мужчина со сложившимся характером. Мрачновато-уравновешенный, он, казалось, постоянно следил за собой, чтобы не сделать лишнего жеста, не сказать лишнего слова. Павел же еще мальчишка. Он редкие минуты сидел спокойно, говорил много, быстро, глотая окончания слов, — как бы не перебили.

Сергей Петрович подробно объяснил Павлу суть задуманной диверсии и под конец осведомился, все ли тот уяснил.

— Все, — ответил Павел.

— Ты подумай еще, а я отдохну. — Крайнев закрыл глаза, и Павлу стало страшно: до чего этот человек был похож на покойника.

Поймав на себе сочувственный взгляд, Сергей Петрович вымученно улыбнулся.

— Мне все ясно, — не найдя других слов, снова повторил Павел.

— Вот я и хотел, чтобы ты хорошо понял, что делаешь. Проведешь операцию, свидимся — расскажешь подробно.

— А как же, обязательно!..

Теплова невольно вздрогнула. Двое обреченных на смерть ободряли друг друга, хотя, очевидно, оба были убеждены, что больше никогда не увидятся.

— Уходи, — шепнул Сердюк.

Павел пожал горячую, слабую руку Крайнева, хотел что-то сказать, но ощутил спазмы в горле и, чтобы скрыть свое состояние, а может быть, под влиянием порыва, поклонился в пояс, попрощался с Тепловой и поспешил вслед за Сердюком.

По тоннелю они шли молча, у выхода остановились.

— Надо же помочь человеку, Андрей Васильевич. Нельзя так, — с укором сказал Павел.

— А ты почему решил, что я ничего не делаю? — обиделся Сердюк. — Лучше подумай о себе. Операция очень рискованная. Уйти, вероятно, тебе удастся, потому что переполох поднимется страшный. Но можешь и не уйти. Патроны у тебя целы или уже расстреляны где-нибудь?

— Что вы, все целы.

— На, возьми еще одну обойму про запас.

— За это спасибо. — Павел залихватским жестом поправил сбившуюся на затылок кепку. — Ну, я пошел.

Андрей Васильевич долго слушал, как замирали вдали осторожные шаги. «Пырина не стало, не станет, наверное, и Павла», — с болью подумал он.

У входа в насосную Сердюка встретила Теплова.

— На смерть? — спросила она дрогнувшим голосом.

— Рискованная затея.

— Это безумие!

Сердюк сказал:

— Летчика, идущего на таран и уничтожающего одного врага, мы называем героем. Почему же вы называете безумцем того, кто идет на уничтожение двухсот врагов? И кто может запретить человеку стать героем?

3

Павел решил подготовиться к диверсии в понедельник ночью и осуществить ее во вторник, ровно в девять часов утра, когда все гитлеровцы со свойственной немцам пунктуальностью уже находятся на своих местах.

Накануне он хотел выспаться, но не удалось даже сомкнуть глаз. Мысли теснили одна другую. Может быть, он просто трусит? Нет, наоборот, у него крепла уверенность в том, что в поднявшейся кутерьме удастся благополучно ускользнуть. Волновало другое — опасение, что из-за каких-либо неучтенных обстоятельств гестаповцы останутся живы.

Техническая осуществимость намеченного плана сомнений не вызывала. Еще мальчишкой, лет двенадцати, Павел с группой сверстников увидел на улице автогенный аппарат, оставленный водопроводчиками, ремонтировавшими магистраль. Ребята привязали к длинному шесту паклю, смоченную мазутом, зажгли ее и сунули в отверстие аппарата. Эффект получился совершенно неожиданный. Взрывом подняло колпак метров на тридцать. Падая вниз, он грохнулся на крышу проходившего трамвая. Перепуганные пассажиры в панике выскакивали из дверей и окон. Даже сейчас, вспомнив об этом зрелище, Павел рассмеялся. В аппарате находилась смесь ацетилена с воздухом — и то какая силища. В батареях же будет смесь посолиднее — ацетилен с кислородом, и ей один выход: рвать чугун на куски.

Под утро Павел оделся и вышел из дому. Чудом уцелевший от гитлеровцев пес встретил его во дворе осторожным повизгиванием. На горизонте светлела полоска неба, начали меркнуть звезды. Засмотревшись на них, Павел ощутил то странное беспокойное чувство, какое испытывал всегда, думая о мироздании. «Кто знает, может, и там жизнь, и там борьба. Только жизнь другая и борьба другая».

Невольно вспомнил о Марии Гревцовой, которая собиралась посвятить себя астрономии. Много любопытного рассказывала она. Узнал от нее Павел о таинственной планете в маске — Венере, всегда закрытой такими густыми облаками, что до сих пор ни один самый сложный прибор не позволил человеческому глазу увидеть ее поверхность, о гиганте солнечной системы Юпитере, в тысячу раз превышающем размеры нашей Земли, о чудовищных, не укладывающихся в сознании пространствах Галактики. Особенно поражала Павла отдаленность некоторых звезд — свет их доходит уже через сотни лет после того, как они погасли. Мария казалась Павлу профессором. Она оспаривала мнение одних ученых, соглашалась с другими, и Павел был уверен, что высказывает она не чьи-то мысли, а свои, выношенные, проверенные. «Молодец девушка, высоко брала, но и от земли не оторвалась. Пришла лихая пора — сидит в полицайуправлении, штампует паспорта и всех подпольщиков обеспечивает. Надо было попрощаться с ней на всякий случай…»

Павел призадумался над тем, что его ожидает, но потом решительно тряхнул головой.

— Эх, двум смертям не бывать, а одной не миновать!

Явившись на работу, как обычно, рано утром, он без устали допоздна счищал зубилом ржавчину с котла, делая вид, будто на самом деле подготавливает его к ремонту.

Еще раз проверив кислородные баллоны и трубки, Павел плотнее завернул штуцер, ввинченный им в кожух котла для подачи кислорода, и растянулся на скамье. «А что, если крепко засну, проснусь поздно и не успею все приготовить? — размышлял он. — И кто знает: может, это последняя ночь в жизни. Обидно проспать ее».

Вскоре тревожная сумятица мыслей заполнила его мозг, все закружилось в каком-то хаосе. В баллонах почему-то вместо кислорода оказался водород, и он никак не мог сообразить — хуже это или лучше. Котел очутился в кабинете Штаммера. Собравшиеся здесь гестаповцы подозрительно следят за каждым его, Павла, движением, как будто рассматривают через увеличительное стекло наколотого на булавку жука. Ощущение ужаса охватило Павла. Он застонал во сне и проснулся от стона.

Вскочил — и сразу пришел в себя, увидев, что котел на месте. Он умылся, однако бодрости не ощутил. Потянулись томительные часы ожидания. Щемящее чувство тревоги нарастало, и, борясь с ней, заглушая ее, опасаясь, как бы не раскиснуть, Павел заставил себя перенестись мыслями в будущее. Прогонят гитлеровцев, окончится война, начнут восстанавливать завод. И он тоже будет восстанавливать — слесари очень понадобятся. Пустят завод, польются в ковши чугун и сталь, забегают в прокате змеи раскаленного металла. Вот тогда можно сказать родному заводу: «Прощай». Техникум окончить хотелось бы. Да только терпенья не хватит выводить линии на бумаге — не та натура: гораздо интереснее пришабрить десяток подшипников, чем вычертить один. Нет, он останется на заводе, станет знатным мастером…

Его всегда прельщала героика гражданской войны. Он с жадностью читал книги и смотрел фильмы, посвященные этой эпохе, и жалел, что поздно родился. Вот когда можно было бы развернуться! Но грянула другая, более страшная война, и он с радостью ухватился за предложение уйти в подполье, бороться с врагом. Попав в котельную, он почти год провел тут и уже потерял всякую надежду на настоящее дело. И вот наконец получил серьезное задание. Он выполнит его с честью, уйдет к Сердюку под землю и попросит у него оперативной работы — стрелять, взрывать, увеличивать число уничтоженных фашистов на своем личном счету, который откроет сегодня…

Павел приподнялся со скамьи и огляделся — все ли предусмотрено? Взглянул и на дверь — слабоват засов. Немного поразмыслив, он подпер дверь несколькими поленьями. Хотел было обить ее железом, лежавшим перед топкой, но побоялся, как бы шум не привлек внимания охраны. Завесив дверь рогожей, чтобы чей-нибудь досужий глаз не подсмотрел в щель, чем он занимается, Павел вскрыл бочонок с карбидом. Запахло чесноком.

«Свеженький, — обрадовался Павел. — Этот деранет так, что держись! — Он закрыл глаза, с удовольствием представив себе, как тысячи чугунных осколков впиваются в тела гестаповцев. — А какая отбивная получится из Штаммера! Его кресло у самой батареи…»

Наложив в котел карбида, тщательно завинтил люк, присоединил к котлу металлической трубкой кислородный баллон. Снова достал бумажку и посмотрел расчет смеси, составленный Крайневым, хотя и знал его наизусть.