Закипела сталь - Владимир Попов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В машине выдержка оставила Надю. Она уткнулась лицом в плечо мужа и заплакала. Берет сбился набок, и Григорий Андреевич молча гладил стриженые, в мелких завитках, волосы. Не хотелось произносить банальных слов утешения, а особых слов, которые влили бы свежую струю в душу Нади, он не находил.
— Как я рада, что опять с тобой! — заговорила Надя. — А знаешь, какое мною овладевало отчаяние. Потом присмотрелась к другим. Большинство ведет себя мужественно, а ведь страшные есть… Был там музыкант один, потерявший зрение. Очень долго с ним возились и безрезультатно. Так что ты думаешь? Он еще врачей успокаивал: «Это мне повезло, что не слух потерял. Слепой, я все же останусь музыкантом».
Машина остановилась у гостиницы.
— Прибыли, — сказал шофер, лихо затормозив машину, и открыл дверцу.
Пошли по засыпанному рудной пылью тротуару. Входя в парадное, Надя спросила:
— Откуда он меня знает?
— Тебя тут многие знают. Я поделился с кем-то, что ты в госпитале, и после того кто ни встретит — первым делом спрашивает: «Как жена?»
Подошли к номеру. Григорий Андреевич отпер дверь, пропустил жену вперед. Она вошла и вскрикнула от неожиданности:
— Боже мой, все как было у нас тогда!..
Гаевой помог снять пальто. Надя села на диван и еще раз осмотрела комнату. Бросились в глаза ее фотографии над письменным столом. Но любимая фотография Григория Андреевича — она за веслами в лодке — отсутствовала. Надя понимающе посмотрела на мужа и проникновенно, как умеют только женщины, сказала:
— Какой ты у меня умница, Гришенька, и как хорошо, что ты у меня есть! — И неожиданно добавила категорическим тоном: — Только не вздумай жалеть меня: я такая же, как была. Ну, рассказывай по порядку.
— Рассказывай ты, Надюша. Я тебе подробно писал.
Начался тот бессвязный разговор, который бывает только после длительной разлуки, когда хочется сказать все сразу и никак не доберешься до главного, мельчишься, теряешься в пустяках, — разговор, выражающий не столько мысли, сколько чувства.
19
Марганцевой руды на заводе оставалось на два дня, и время уже считали минутами, как в бою.
Поздно вечером в кабинете директора собрались Мокшин, Гаевой, начальник доменного цеха, снабженцы.
Перед Мокшиным лежал список автомашин, он просматривал его и невольно пожимал плечами:
— Хоть переходи на «китайский» метод работы.
В Северном Китае, в освобожденных районах, на металлургические заводы руда не подвозилась — железная дорога была разгромлена японцами и гоминдановцами, — но домны все же не остановили: они работали на приносной руде. Ночью, под защитой темноты, китайцы на плечах переносили руду через горные перевалы.
На директорском коммутаторе зажглась лампочка. Ротов взял трубку и долго слушал.
— Вы мне лучше ответьте, почему так мало проката, — сказал он, и лицо его напряглось. — Баба вы, а не начальник. Нюни распустили… Ваше дело катать, а мое — думать о марганце, — и бросил трубку.
— Что у него? — спросил Гаевой.
— Нежное воспитание. Говорит, темп снижен, — видите ли, вальцовщики знают, что завод накануне остановки. Вот где, товарищ парторг, нужна ваша работа.
— Я тоже должен знать, чем людей успокоить, а не кричать «ура», — обозлился Гаевой.
Снова зажглась лампочка.
— Здравствуйте, товарищ нарком, — обрадовано сказал Ротов в трубку и, не успев изменить интонации, добавил: — Руды осталось на два дня.
Директор переключил телефон наркома на динамик, и все услышали спокойный голос.
— Дорогу закончили?
— Сегодня утром.
— Сколько машин вывезли?
У Ротова вытянулось лицо.
— Восемнадцать.
— Так что же вы, сидите и ждете, пока станет завод? Чем занимаетесь? Совещаетесь?
— Да, совещаемся, — ответил Ротов с вызовом. — Чем возить руду? Я вам каждый день докладывал, что…
— Автомашинами! — крикнул нарком. — Завтра все автомашины на руду! Все, за исключением тех, что на развозке продуктов.
— А кислород? А смазка? А детали?
— Приказываю: завтра весь автотранспорт на руду. Проверю лично. Если доменный станет — сдайте дела Мокшину. Вам нужно любой ценой продержаться трое суток. Утром доложите.
Ротов встал из-за стола и долго ходил по кабинету, заложив руки за спину. Потом взял список автомашин, крупным нервным почерком написал: «Все, кроме орсовских, — на рудник», — и протянул бумажку начальнику отдела.
— Организуйте грузчиков.
Гаевой направился к выходу.
— Куда, Григорий Андреевич?
— У меня дел на всю ночь хватит.
— Это совсем не похоже на наркома, — раздумчиво произнес Ротов. — На совещании он ничего вразумительного о транспорте не сказал. Целый месяц я ему надоедал: чем возить? Сначала он сердился, а потом просто вешал трубку. Я уже хитрить стал: начну с чего-нибудь другого, а уж после об автомашинах спрашиваю. Здесь разговору и конец. Щелкнет в аппарате — и все.
— Что-то он намечал, но, очевидно, не вышло, — высказал предположение Мокшин. — И чем нам сейчас автомашины помогут? Сажать на них некого — шоферов нет.
…Вот он и пришел, самый страшный, самый напряженный день. На коммутаторе у Ротова горели все лампочки — все телефоны звонили одновременно. Сообщали о задержке в подаче деталей для крана на коксохимическом заводе, об отсутствии смазки в сортопрокатном цехе. Аварийным звонком сообщил Кайгородов о неудачной разливке плавки из-за отсутствия кислорода. У Макарова остановилась печь — нечем было выжечь «козла» в отверстии, — и сплавленный с огнеупором металл вырубали по старинке, вручную.
Ротов отдал свою легковую машину для подвозки кислорода и сам пешком отправился на рудную гору, только чтобы уйти куда-нибудь подальше. Очутившись у подножья горы, он вспомнил, что и тут есть механизмы, которые требуют деталей, смазки, и повернул обратно.
На коммутаторе по-прежнему горели все лампочки. Директор сел за стол, с силой сжал пальцами виски, пытаясь унять головную боль. «Один такой день пережить можно. Но что будет завтра?»
Вечером, от семи до одиннадцати, звонки обычно стихают. Начальники цехов до семи успевают переговорить с директором и, если работа идет нормально, отправляются на отдых домой. Но сегодняшний вечер не принес обычного затишья. Цехи продолжало лихорадить.
Поздней ночью Ротов приказал снять с руды три автомашины и отдал их диспетчеру завода для аварийных нужд.
Наступил второй день работы без автотранспорта. В окно своего кабинета Ротов наблюдал картины, необычайные для завода. Рабочие таскали на руках кислородные баллоны, на носилках — детали. Бригада слесарей прокатила по асфальту из механического цеха огромную, весом более тонны, зубчатую шестерню.
Лампочки на коммутаторе не потухали. Иногда Ротов снимал трубку, выслушивал и отвечал одно и то же: машин нет. Кто бы в другое время решился позвонить директору по такому поводу? «Вот и перешли на «китайский» метод работы», — с грустью думал Ротов, глядя на вереницу людей, перетаскивавших различные грузы.
Около часу дня в кабинет влетел необычно возбужденный Гаевой.
— Идем ко мне! — крикнул он с порога. — Да скорее же!
Недоумевая, Ротов медленно (казалось, истаяли в нем последние силы) поднялся из-за стола и пошел вслед за Гаевым. Окна кабинета парторга выходили на площадь перед заводоуправлением. Директор взглянул в окно и невольно протер глаза — показалось, что он галлюцинирует. Половина огромной площади была запружена автомашинами, а они все шли и шли по проспекту на площадь, подравнивались в ряд и замирали.
Ротов потряс головой и вопросительно уставился на Гаевого.
— Сам не знаю, — промолвил тот. — Только что вернулся от диспетчера к себе, смотрю — и глазам не верю. Ведь это машины? Нам? — спросил осторожно, словно боялся услышать отрицательный ответ.
— Машины… — повеселел Ротов, и лицо его сразу помолодело. — Двадцать… сорок… восемьдесят… — считал он, а машины все шли и шли…
На тротуаре уже собралась толпа рабочих. Небольшая группа обступила крайнюю машину. Рабочий в гимнастерке внимательно осматривал борт, указывая на что-то пальцем.
— Пробоины, — догадался Гаевой и вышел из кабинета.
Вскоре он вернулся сияющий в сопровождении майора. Майор отдал честь Ротову и отрапортовал:
— Мотобатальон в составе двухсот машин под командованием майора Нестерова прибыл в ваше распоряжение, товарищ директор.
Что-то дрогнуло в лицо Ротова, резкие черты смягчились, словно оплыли, он шагнул навстречу майору, крепко двумя руками потряс его руку. Гаевому показалось, что Ротов сейчас обнимет майора, расцелует его.
— Откуда? — только спросил директор.
— Со Сталинградского фронта.
— Со Сталин-град-ского? — растягивая слово, переспросил Ротов.