Дела семейные (сборник) - Ирина Велембовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пойди вымой руки, – сказал отец.
Мальчишка поплелся на кухню и через двадцать секунд вернулся.
– А лицо?
Игорь покорно пошел снова. На этот раз вода шумела дольше. Полотенца он не нашел и явился весь мокрый. Он перестарался, холодная вода текла с волос, щеки и нос были красные.
– Ну, садись, – сказал Орест Иванович.
Он смотрел, как мальчишка жадно, всем ртом кусает калач, и понял, что в Любиме его не больно сладко кормили.
– Разжуй, потом глотай, – уже добрее заметил он сыну. – Куда ты торопишься?
Потом Орест Иванович смекнул, что не стоит так уж стоять над душой у парня, которому все-таки уже восемь лет. Он отошел от стола и сделал вид, что чем-то занят.
«А волосы у него мои, – подумал он, оглянувшись на Игоря, на его темно-русый с завитком затылок. – Хоть что-нибудь…»
…Это было воскресенье. Оставив Игоря одного, Орест Иванович вышел на улицу к телефону-автомату. В квартире, где он жил, тоже был телефон, но Орест Иванович не хотел быть кем-нибудь услышанным.
– Лиля, – сказал он, слегка прокашлявшись, – слушай, тут вот какое дело…
Лиля, с которой Орест Иванович был близко знаком вот уже более года, не была посвящена в тайны его биографии и не подозревала о существовании у него какого-то сына. Орест Иванович скрывал от нее, что он алиментщик, считая, что ущерба этим Лиле не наносит: она работала закройщицей в ателье закрытого типа и в материальной поддержке с его стороны не нуждалась.
Сперва Лиля восприняла сообщение как розыгрыш, потом сказала:
– Ну, знаешь!
Орест Иванович тоже был задет: он вправе был ожидать, что Лиля проявит хоть какой-нибудь интерес, спросит, по крайней мере, сколько лет его сыну, как его зовут. Но она сослалась на то, что сейчас ей разговаривать некогда, когда освободится, то позвонит. Он повесил трубку и хлопнул дверцей автоматной будки.
Игоря он застал дома сидящим в углу, прямо на полу. Мальчик теребил в руках старую полевую сумку, оставшуюся у Ореста Ивановича после фронта. Еще за дверью он услыхал, как Игорь бормочет нараспев:И пусть только белый попробует,
Протянет к нам лапу свою!..
Игорь увидел отца и испугался, не станет ли тот бранить его за сумку.
– Играй, играй, – хмуро, но миролюбиво сказал Орест Иванович. Тем более что в его холостяцком, одиноком хозяйстве не имелось ни одной другой вещи, которой можно было бы заинтересовать восьмилетнего мальчишку.
После телефонного разговора с Лилей Орест Иванович несколько дней пребывал в неважном настроении. А Игорь держался пугливо: не понимал, в чем дело, думал, что отец им недоволен.
Как-то вечером они укладывались спать. Мальчишка возился с ремешком, украдкой косясь на отца.
– Бери подушку, ложись ко мне, – вдруг сказал Орест Иванович сыну.
Тот покорно подошел. Отец подсунул ему руку под голову, но оба долго лежали молча. Потом Орест Иванович почувствовал, что мальчишка заснул, и попытался свою руку освободить.
Но тут же пальцы Игоря прошлись по лицу отца, и его маленькая жесткая рука крепко схватила его за шею. Орест Иванович не отстранился, хотя Игорь вроде бы опять на ночь рук не вымыл. Он подумал о том, что, наверное, там, в Любиме, Игорь спал не один, может быть, с сестренкой. Вряд ли он хотел обнять именно его, к которому, конечно же, еще не привык. Днем пока Орест Иванович никаких проявлений ласки от Игоря не видел.
«Как же все-таки мы с ним будем?.. – спросил себя Орест Иванович, думая о тех сложностях, которые внес сын в его одинокую, но свободную жизнь. – Что я ему скажу, если он о матери вспомнит? Или о сестренке?»
– Скажи-ка, вы там… очень плохо жили? – однажды решился спросить он сам у сына, не рискуя назвать все своими словами.
Мальчишка молчал, но Орест Иванович видел, что тот понял, о чем его спрашивают.
– Мы через забор дрова тырили, – вдруг сказал он.
– Как же так?.. Своих, что ли, не было?
– Ага.
– И кто же тебя посылал? Мама?
– Нет. Бабка, у какой мы жили. А мама говорила, не ходи, убьют.
Орест Иванович уже не рад был, что начал этот разговор. Сейчас он как никогда чувствовал себя виноватым перед сыном, который где-то мерз, которого посылали воровать дрова. А что, если бы его в самом деле изуродовали? Но Орест Иванович теперь с ясностью понял, что о матери Игорь не хочет говорить ничего плохого и не следует его на это направлять. Единственное, к чему он должен стремиться, это сделать так, чтобы Игорь ее поскорее забыл.
Первого сентября Орест Иванович в первый раз проводил своего сына в школу. По возрасту Игорь был даже старше своих одноклассников, но по развитию явно отставал: сказывалось детство, проведенное в ненавистном теперь Оресту Ивановичу городе Любиме. Но в конце концов оказалось, что в классе Игорь не худший, а за многое его даже хвалили. Перед Новым годом Орест Иванович пришел в школу на елку и увидел, как его сын под музыку исполняет какие-то силовые приемы, марширует и делает стойку на руках. Потом Игоря взяли в музыкальный кружок, и после нескольких занятий он уже мог исполнять что-то несложное на балалайке.
Соседи по квартире, желая морально поддержать Ореста Ивановича, находили в его сыне большое сходство с отцом, но сам Орест Иванович, к сожалению, этого сходства никак не мог уловить. Временами раздражал его и аппетит Игоря: мальчишка все время что-то ел, жевал, сосал.
Летом он отправил его на два срока в школьный пионерский лагерь. Недели через две Орест Иванович почувствовал, что немножко скучает, и решил навестить сына. Игорь не ожидал приезда отца, поэтому, когда увидел его, замер и только потом шагнул навстречу.
Помня его аппетит, Орест Иванович привез ему всяких гостинцев. Игорь тут же разорвал пачку с печеньем и принялся грызть.
– Тут тебе еды-то хватает?
– Ага. Ребятам привозят, они и мне дают!
Орест Иванович смотрел на Игоря и думал о том, что надо будет все-таки приезжать сюда регулярно. Вовсе не дело, чтобы его сына кто-то подкармливал, чтобы он подглядывал, что едят другие дети.
Но Оресту Ивановичу представилась возможность поехать на двадцать четыре дня в один из крымских санаториев. Он еще ни разу не был в Крыму, поэтому ему не хотелось упускать такую возможность. Вернувшись после сорокаградусной ялтинской жары в Москву, где лето было холодное и сырое, он в первый раз в жизни простудился и вынужден был взять бюллетень. Таким образом, он почти все лето не видел сына.
Орест Иванович лежал у себя дома на диване, когда Игоря привезли из лагеря родители его школьных товарищей.
– А я думал, тебя дома нет, – сказал Игорь спокойно и без всяких упреков.
После долгой разлуки он показался отцу очень окрепшим и выросшим. В свои девять лет Игорь был теперь плотный, бычковатый мальчуган с большими, как у теленка, серо-молочными глазами и озорным обгорелым носом. Ковбойка, которую купил ему Орест Иванович два года назад, из красной стала грязно-розовой, манжеты истрепались и не прикрывали кистей рук. Сейчас уже не приходилось сомневаться в том, что Игорь очень похож на свою мать. И была в этом обстоятельстве для Ореста Ивановича доля горечи.
Правда, чувство это понемножку рассеялось, когда Игорь обнаружил явное желание ухаживать за больным отцом: стал все вокруг него прибирать, ставить на место. Лег на живот и достал из-под дивана оброненные туда Орестом Ивановичем газеты. Видимо, в лагере его ко многому приучили, даже есть и пить вовремя.
Потом в Игоре обнаружились и непонятные для Ореста Ивановича хозяйственные наклонности: он не в труд, а в удовольствие мог отстоять в очереди и притащить тяжелую сумку продуктов, быстро усвоил, что и почем стоит, в каком магазине что лучше купить. С одной стороны, это было совсем неплохо, а с другой стороны, как понимал Орест Иванович, это все шло от матери и грозило обратиться теми базарными ухватками, которыми отличалась Люся.
– Лучше уроки делай! – сухо сказал он Игорю, когда тот сообщил, что в магазине за углом что-то «дают».
Как-то раз, возвращаясь домой, Орест Иванович увидел сына, бегущего через улицу с потрепанной хозяйственной сумкой. Вид у мальчишки был озабоченный.
– Куда ты?
– Огурцы дают.
– Ну и зачем они нам?
– Марье Ивановне.
– А ну-ка домой!
Игорь посмотрел жалобно: видимо, соседка Марья Ивановна очень просила его насчет огурцов.
– Ну иди, только в последний раз.
Орест Иванович не был человеком недоброжелательным, и со всеми соседями у него были хорошие отношения. Но ему никак не нравилось, что его сын бегал кому-то за огурцами, выводил гулять чьих-то собак. Явно не стоило поощрять в нем эти холуйские наклонности.
– Если ты мне еще хоть одну двойку принесешь, – сказал он Игорю, когда тот разгрузился от огурцов и пришел домой, – то смотри!..
А в общем-то ничем серьезным сын его не огорчал. Он не приносил из школы пятерок, разве что по физкультуре, по пению, по труду. Но и двойки бывали не так уж часто. А главное, мальчишка был очень самостоятельный, не нуждался в опеке, сам находил себе дело: собирал для школы бумагу, металлолом, был на подхвате у пионервожатых, у нянечек, даже у дворников. Его замызганный портфель еле вмещал какие-то «необходимые» предметы: банки с красками, кисточки, пузырьки для опытов.