Мексиканские ночи - Густав Эмар

Дон Хаиме промыл раны соленой водой, как это делают индейцы, перевязал, сел к столу и принялся разбирать бумаги, доставшиеся ему такой дорогой ценой.

Часов в десять он сложил бумаги, спрятал в карман, накинул сарапе, надел шляпу, отороченную золотой тесьмой, и вышел из дому.

Он помнил, что дал обещание дону Фелиппе выполнить его последнюю просьбу, и с этой целью направился в город.

Домой он вернулся часам к шести вечера, сделав все, о чем его просил дон Фелиппе.

Лопес уже ждал его у дверей.

— Что нового? — спросил дон Хаиме, усаживаясь за стол и с аппетитом принимаясь за обед, который ему подал Лопес.

— Ничего особенного, — ответил слуга, — если не считать того, что приходил капитан, адъютант его превосходительства президента. Президент просит вас явиться к восьми часам во дворец.

— А еще какие ты слышал новости? Разве ты нигде не был?

— Извините, господин, я был у цирюльника.

— Что же ты там слышал?

— Только две вещи.

— Скажи-ка первую.

— Говорят, сторонники Хуареса идут сюда форсированным маршем и, возможно, через три дня будут здесь.

— Вполне возможно. Неприятель стягивает свои войска. Дальше что? Лопес засмеялся.

— Ты чего зубы скалишь, скотина? — рассердился дон Хаиме.

— Да уж очень смешная новость, господин.

— Что же в ней смешного?

— А вы послушайте! Говорят, один из самых грозных военачальников дона Бенито Хуареса найден сегодня мертвым на ранчо Пало-Кемадо. Он убит ударом ножа в грудь.

— Неужели? — тоже с улыбкой произнес дон Хаиме. — Как же это случилось?

— Никто ничего не знает. Говорят, что полковник ездил на разведку и остановился на ночь в Пало-Кемадо. Кругом были расставлены часовые, в ранчо никто не входил, кроме двух неизвестных. Они долго разговаривали с полковником, а потом его нашли мертвым. Неизвестные скрылись. Говорят, будто они затеяли ссору с полковником и убили его. Солдаты находились всего в нескольких шагах от ранчо и ничего не слышали.

— В самом деле, очень странно!

— Кажется, этого полковника зовут дон Фелиппе Ирсабаль, — он был сущий разбойник. Чего только о нем не рассказывают!

— Что ни делается, все к лучшему, милый Лопес, не будем больше об этом говорить. — Дон Хаиме поднялся из-за стола.

— Он наверняка попадет в ад.

— Вполне возможно, если уже не попал. Я пойду немного пройдусь, до восьми еще есть время, а к десяти жди меня у ворот дворца с лошадьми и оружием. Может быть, нам снова придется совершить небольшую прогулку при лунном свете.

— Хорошо, господин, я буду ждать вас.

— Может случиться, я пришлю сказать тебе, что ты мне не нужен.

— Как вы прикажете, так и будет! Не беспокойтесь, господин!

Ровно в восемь дон Хаиме явился во дворец.

Его провели прямо к президенту.

Генерал Мирамон, печальный и задумчивый, расхаживал по маленькому салону в своих покоях. При виде дона Хаиме лицо его прояснилось.

— Добро пожаловать, друг мой! — сказал он, протягивая дону Хаиме руку. — Я с нетерпением жду вас, вы единственный, кто меня понимает и с кем я могу быть до конца откровенным. Давайте-ка сядем и поболтаем немного!

— Вы так печальны, генерал! У вас неприятности?

— Нет, друг мой, никаких неприятностей, но вы же знаете, что давно прошли те времена, когда я бывал весел. Я только что говорил с женой. Она так боится! Не за себя — ее томит какое-то ужасное предчувствие. Бедняжка все время плачет. Как же мне не быть печальным?

— Но почему госпоже Мирамон не уехать из города? Ведь каждую минуту можно ждать осады.

— Я предлагал ей, пытался уговорить, все напрасно. Она и слышать не хочет. Боится оставить меня. И за детей душа болит. Она просто не знает, на что решиться. Генерал подавил вздох. Наступило молчание. Дон Хаиме решил отвлечь президента от мрачных мыслей и спросил:

— А что ваши пленные?

— Слава Богу, все обошлось, теперь им нечего бояться за свою жизнь, и я позволил им выйти из города повидаться с родными и друзьями.

— Вот и хорошо, генерал, признаться, был момент, когда я очень боялся за них.

— Я тоже очень боялся. Ведь, кроме всего прочего, речь шла о моей чести!

— Скажите, нет ли у вас каких-нибудь новых планов? Прежде чем ответить, генерал заглянул за портьеры, не подслушивает ли их кто-нибудь, и сказал:

— Есть. Я хочу дать решительный бои. Либо я сам паду, либо разобью врагов наголову.

— Да поможет вам Бог, генерал!

— Последняя победа вернула мне если не надежду, то мужество. Мне нечего терять, и я хочу рискнуть. Кто знает, быть может, мне повезет.

Они подошли к столу, где лежала карта Мексиканских Штатов, вся утыканная булавками.

— Дон Бенито Хуарес, — продолжал президент, — издал приказ своим войскам соединиться и двинуться форсированным маршем на Мехико, единственную нашу крепость на всей территории. Вот, взгляните, корпус генерала Ортего, численностью в одиннадцать тысяч человек, преимущественно опытных солдат, двигается из центра страны, из Гвадалахары! По пути к нему присоединяются малочисленные отряды, рассеянные по окрестностям. Амопдиа и Гааза идут из Ялапы; у них десять тысяч регулярного войска, герильеры Гилляра, Карвахалы и дона Фелиппе Нери Ирсабала.

— Дона Фелиппе не принимайте в расчет, генерал. Он мертв.

— Да, но его банда осталась!

— Это верно.

— Итак, все эти войска не замедлят соединиться, если мы им не воспрепятствуем, и возьмут нас в желанное кольцо.

— У неприятеля двадцать тысяч солдат, а чем располагаем мы?

— Но…

— Позвольте, сейчас я вам скажу: мне удастся собрать всего тысяч семь-восемь, не больше. Не густо, надо сознаться.

— На поле брани маловато, но здесь, в городе, имея превосходную артиллерию, более двухсот пушек, нетрудно организовать надежную оборону. И если неприятель пойдет на осаду, это будет стоить ему большой крови.

— Допустим, мой друг. Но я — человек мирный и против кровопролитий. Город не подготовлен к осаде. Нет ни провианта, ни военных припасов, а достать негде, все вокруг к нам враждебно относятся. Вот и представьте, что будет, если столица Мексики, самый прекрасный город Нового Света, подвергнется осаде. Что станет с нашими несчастными жителями! При одной мысли об этом меня бросает в дрожь!

— Я всегда знал, что вы истинный патриот. Жаль, что враги не могут вас сейчас услышать!

— Ах, Боже мой, ведь, в сущности, у меня нет врагов, я уверен. После моей гибели мексиканцы, к своему удивлению, увидят президента, свергнутого теми, кто его уважал и чьими симпатиями он пользовался.

— Да, да, генерал. Еще недавно стоило кое-кого удалить, не стану называть их имен, и все устроилось бы наилучшим образом.