Древний Рим. Имена удовольствий - Регина Грез
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Цветы сомкнули на ночь свои лепестки и раскроются с первыми лучами солнца. Им не о чем тревожиться, им не ведом страх и стыд, чуждо вожделение. Немного воды и света – вот все, что нужно для счастья. В отличие от меня.
И я даже не успела испугаться, когда на мою талию вновь легла чья-то уверенная рука, а висок обожгло горячим дыханием.
– Пойдем. Все готово для нас.
Дакос сжал мою ладонь в своей и повел куда-то в темноту среди деревьев, прочь от шумного сборища.
– Разве мы ночуем не в доме? – рассеянно спросила я.
– Нет, там слишком много людей, я не хочу, чтобы нам помешали.
Какое-то время мы плутали среди развесистых кустов и стволов деревьев, я почти не разбирала тропинки, внезапно мне закралась мысль, что Дакос хочет вовсе вывести меня за пределы усадьбы, но я ошиблась. В глубине сада стояла небольшая беседка, вся закутанная плющом, а сквозь его мелкие листочки просвечивали огоньки двух глиняных светильников, что были заранее зажжены в этом укромном месте.
– Здесь хорошо и спокойно. Здесь я буду любить тебя, Наталия.
Меня охватило равнодушие и апатия. Я не смогу с ним бороться, он сделает все, что задумал, стоит ли плакать и умолять. Без сил я опустилась на подобие лежанки в углу – ворох веток или соломы, накрытый плотной тканью с золотыми нитями, наверно, украденной из дома. Горше всего, что это случится во владениях Гая, и я закрыла лицо руками, не умея сдержать слез.
Фракиец вынул из кожаного заплечного мешка бурдючок с вином, сделал несколько жадных глотков, а потом уставился на меня, вытирая губы.
– Выпей со мной и согреешь кровь, тебе станет хорошо и весело. Почему бы нам вместе не порадоваться в последний раз? Завтра мы все умрем, так давай же сегодня узнаем счастье!
Теперь я сквозь пальцы смотрела, как он, не спеша, словно совершая ритуальное торжество, кладет на низенький трехногий столик пару крупных гранатов и по одному вынимает из мешка персики и виноградные гроздья. Видно, тоже решил устроить пир, разбавив вино моими слезами.
А потом Дакос начал снимать свою одежду и, полностью обнаженный, подошел ко мне, опустился на колени перед моим ложем, протягивая полураскрытый гранат.
– Хочешь попробовать? Смотри, как он истекает соком – сладкий и терпкий одновременно. Совсем, как ты, Наталия. И его тоже не так-то просто раскрыть… Попробуй, я тебя прошу.
Мне пришлось отвернуться в сторону, но на губах остался гранатовый привкус.
– Я не голодна, мне ничего не нужно. Делай, что задумал и оставь меня.
Дакос рассмеялся тем самым тихим, грудным смехом, что был мне знаком и приятен, будоражил душу.
– Хочешь вести себя, словно гордая пленница в объятиях врага? Не-ет… я передумал, это сначала я хотел заставить тебя, применяя силу, но теперь поступлю иначе. Я заставлю тебя желать… желать меня так же сильно, как я желал тебя все эти дни, сгорая от мысли, что ты принадлежишь другому.
Я вздрогнула. Лучшей мести, кажется, нельзя было и придумать. Дакос все рассчитал. Поступи он грубо, моя ненависть послужила бы мне оправданием. Но если я сама уступлю, поддавшись соблазнам, то буду наказана вдвойне.
Фракиец положил кроваво-красный гранат на покрывало, а сам потянулся ко мне:
– Дай, помогу тебе все это снять…
– Я сама.
Плевать! Веду себя как трусливая овца, сколько можно хныкать, я же не какая-нибудь невинная дева, чего мне стесняться, тем более он уже видел меня нагой. Я поднялась на ноги и, с вызовом глядя на Дакоса, освободилась от платья и нижней рубашки. Но, похоже, он и не думал сразу накидываться на меня, хотя был в полнейшей боевой готовности. Вместо этого Дакос оперся локтем о лежанку и, придерживая голову рукой, с улыбкой меня разглядывал:
– Какая же ты красавица! Белая и чистенькая, будто молоденькая овечка, только что вышедшая из купальни…
Это сравнение меня погубило. Овца! Он не мог выразиться точнее. После этих слов я больше не могла злиться на него, страх исчез, уступив место нервному смеху. Никогда в жизни мне не было так смешно, хотя я четко понимала, что мое состояние граничит с истерикой. Дакос смеялся вместе со мной, а потом встал рядом и, полностью разломив гранат на две половинки, выжал из них сок прямо на мою грудь. Я смотрела, как красные струи стекают по моему животу и ногам, и на мгновение мне стало жутко, но лишь на мгновение…
Он положил меня навзничь и начал покрывать поцелуями, слизывая дорожки гранатового сока с моего тела, захватывая губами соски, а я лежала с закрытыми глазами, раскинув руки и ноги, только вздрагивала и впивалась ногтями в свою же ладонь. Дакос вошел осторожно и медленно, убедившись, что я уже готова принять его, и полностью оказавшись во мне, торжествующе вскрикнул.
Я отвернула голову к стене и открыла глаза, разглядывая веточки плюща, обвившего решетки ажурной беседки. Я не испытывала страсти или какого-то особого удовольствия, но и противно мне тоже не было. Странное чувство… Словно я сейчас была его колыбелью, его лодкой, на которой, плавно покачиваясь, мужчина должен доплыть до ворот Елисия – своего фракийского рая.
А потом он хрипло застонал и опустился на меня, словно в бреду бормоча мое имя – Наталия… Он говорил еще какие-то слова, наверно, на своем языке, я их не понимала, хотя после разобрала:
– Богиня… моя богиня! Прекрасная…
И тут я не выдержала и разрыдалась, громко и отчаянно, во весь голос, я даже завыла. Все переплелось сейчас – моя любовь, моя боль и отчаяние, моя извечная женская слабость перед мужской силой, мой страх и стыд, покорность и желание бороться. И жалость… жалость к нему и себе.
Он тотчас отстранился, поднял меня с постели, – теперь я сидела у него на коленях и, обняв за шею, пыталась остановить судорожные всхлипывания. И ведь он искренне пытался меня утешать:
– Прости, прости, что же я с тобой сделал. Они превратили меня в чудовище, в зверя… я прежде не был таким, я всегда уважал женщину, я никогда бы не стал тебя принуждать.
Похоже, он искренне сожалел о том, что случилось, но мне не было дела до его раскаяния, я
