Гадалка. Карта Смерти - Алина Жигулина

Их уста сомкнулись в нежном, как цветок, поцелуе. Андириан отстранился и вонзил в прекрасную Брессильду белоснежные острые зубы…»

Зубы?!

Я еще раз перечитала абзац. Точно, зубы. «Белоснежные» и «острые». Главный герой был вампиром. Я пролистала книгу дальше — в конце вампиршей становилась и героиня.

— Что за бред, — вслух пробормотала я. — Такого не может быть!

На уроках нежетиеведения нас учили, что вампиры — это одно из самых опасных и сильных порождений некромантов. В теории представляют собой скрещение тел летучей мыши, человека, иногда змеи или другого животного. Какое получится скрещение, зависит от мастера.

«Эта тварь бодрствует только ночью, оживает с наступлением сумерек и засыпает на восходе солнца. В качестве еды предпочитает кровь — в основном человеческую, но и животной не побрезгует», — говорил на лекциях просветитель Кампсилтук. «Но самое опасное — со смертью мастера не погибает, как другие порождения некромантов, а продолжает жизнедеятельность. Как правило, одиночки, но при безвыходном положении — например, с той же смертью мастера, — могут сбиваться в группы до пяти существ. Такие группы крайне опасны и чтобы обезвредить их, нужны по меньшей мере три мага высокого уровня».

Конечно, отложенные у меня в голове лекции просветителя уже один раз оказались не совсем правдой — так получилось с Тенлой. Но роман, где симбиоз трупов представлен как полноценный человек, только с клыками, вызвал у меня оторопь.

На обложке были нарисованы красивые юноша и девушка: он кареглазый шатен, она блондинка с вьющимися волосами и непомерно большим бюстом. Приглядевшись, я все-таки увидела у героя два выпирающих из-под верхней губы клыка. Я вспомнила гравюру из учебника по нежетиеведению: вампир там больше был похож на летучую мышь, чем на человека. Клыки, как помнится, занимали добрую четверть гравюры и внизу была подпись о том, что это главное оружие вампира.

Я перелистнула на последнюю страницу, где обычно пишут типографию, тираж и автора. Буквы были совсем маленькие, но кое-как я разобрала напечатанное и снова впала в ступор.

«Окровавленные сердца. Автор Майла Кверик. Типография З.Макентерна, г. Приогон. Тираж триста экземпляров».

Тираж был солидный, хотя подобные романчики дельцы выпускали и куда более большими тиражами. Благодаря реформе короля, проводившейся лет сорок назад, школы теперь стояли практически в каждом более-менее крупном селе и даже деревнях, поэтому грамотных было много. Книжки про любовь как пирожки расходились среди женщин и юных дев как из средних, так и бедных слоев населения. Как-то видела в Левве девушку, продающую на углу целебные порошки и обереги: на самой платье за семь шолухов с заплатками по подолу, в косе ни ленты, а в руке — совсем новый любовный роман! Да что торговки, у нас в Академии некоторые девушки тоже любили почитывать что-нибудь подобное. Пример тому — Сина.

Но, конечно, больше всего меня неприятно поразило имя. До этого я думала, что это имя «Майла» вообще выдуманное. Оказывается, нет.

Книжка была не новой, на обороте обнаружилась дата выпуска. Роман был выпущен два года назад, когда ни о какой некромантке Майле еще не слышали.

Вздохнув и вытянув ноги, я нашла место, на котором остановилась и принялась читать дальше. Хотя так интересно, как до того, как я узнала имя автора, уже не читалось.

До вечера мы всего один раз останавливались на привал в небольшой деревушке на пару десятков дворов. Там же меня покинул Тенла.

— Веди себя хорошо, — на прощание обнял меня друг. — И Тумша не бойся, я с ним поговорил.

— Тумш? Это кто?

— Да тот, рыжий.

Рыжий оборотень действительно стал держаться от меня подальше и поехал в самом начале обозе, около вожака. Это несказанно радовало, потому что от Тумша так и пахло неприятностями. А неприятностей в последнее время мне и так ох как хватало.

Тенла помахал на прощанье рукой и уехал, наш обоз тоже двинулся в путь.

Без друга мне поначалу было боязно. За моим возом теперь ехали какие-то незнакомые суровые мужики, по виду родственники — у них были схожие черты лица и даже одинаковые прически. Я их, похоже, не слишком радовала, потому что смотрели она на меня как на величайшее зло.

Я пыталась на них не глядеть и продолжила читать книгу. Вампир, по-видимому, был скрещен еще и с кроликом, потому что книга состояла практически из одних постельных сцен. После каждой «ночи или дня любви» героиня в обязательном порядке подставляла вампиру шею, и он «долго, со смаком пил, упиваясь ее запахом и вкусом». Производилось такое впечатление, что Брессильда была Невыпиваемой Чашой из легенд — сколько не отпей, все равно столько же останется.

Местность, о которой мы ехали, становилась все лесистей. Мы приближались к знаменитым Огонским лесам, и мне не терпелось их увидеть. «Кто не видел Огонии, не знает, что такое лес», говорилось в знаменитой пословице.

На ночлег обоз остановился задолго до сумерек. Оказалось, что на берегу широкой, но мелкой речки у оборотней постоянное место стоянки. Разбивать здесь лагерь действительно было удобно. Я с удовольствием выползла из воза и размяла затекшие конечности. Бретту отвязали и отвели к остальным лошадям. На прощание я погладила ее по морде. Лошадь, вопреки обыкновению, при этом не смотрела на меня как на дуру.

Оборотни уже разожгли костер. Чуть помедлив, я решила к ним присоединится — раз уж взялись подвезти, так пусть и угощают тоже. Мужчины при моем появлении примолкли. Десяток пар глаз смотрели на меня с явным неодобрением.

— Э-э… Добрый вечер, — как можно миролюбивее сказала я, хотя мне больше хотелось развернуться и залезть обратно в воз. — Можно к вам присоединится?

— Конечно садитесь, госпожа лекарь, — чуть помедлив, разрешил вожак. Его взгляд говорил об обратном: «убирайся обратно».

— Спасибо, — улыбка на моем лице засияла еще ярче. — Вы очень добры.

Кто-то хохотнул, но я не стала обращать на это внимание. Присев на поваленное бревно, единственное свободное, я вздохнула и вытянула ноги. Хоть я и провела практически весь день, сидя в возке, они все равно гудели от усталости.

Разговоры у костра снова возобновились. Я прислушалась, но ничего полезного не услышала. Мужчины помоложе в основном разговаривали на чистом лефийском, без всякого акцента, а те, кто постарше — на неизвестном наречии. Впрочем, в этом наречии отдельные слова я понимала — слова эти были из тардонского языка. Это неудивительно, ведь Огония на севере и западе граничит с Тардонией.

— Скучаете, госпожа лекарь? — подсел ко мне Тумш. Я невольно повернулась к нему.