Бои у Халхин-Гола (1940) - Давид Иосифович Ортенберг

Командование поздравляет всех бойцов, командиров и политработников с блестящей победой над врагом и объявляет благодарность всем участникам боевых действий в районе реки Халхин-Гол…»

Всем участникам боев… Значит и нам. Значит и нас не забыли в этом бархане — «в бархане смерти» или в «могиле японцев», как называли это место бойцы. О нас знают и помнят. Нам дают высокую оценку, объявляют благодарность!

Приказ зачитывался до дыр, он обходил всех бойцов, его передавали из окопа в окоп. Где-то послышался «Интернационал». Подхватили все. Даже артиллерия противника на время стихла, как бы прислушиваясь. Затем с новой силой — в бархан посыпались снаряды.

Полирук В. КУЛАГИН

ПОЛИТРАБОТА НОЧЬЮ

Бои очень часто разгорались ночью. Изощряясь в своем коварстве, японцы старались различными провокациями обнаруживать наши огневые точки.

Надеясь поймать нас врасплох, они ночью подсылали диверсионные группы.

Все это требовало от меня умения вести политическую работу с бойцами не только днем, но и ночью.

С вечера я и мои заместители начинали ползком переходить из окопа в окоп, рассказывали каждому красноармейцу обстановку. Я постоянно делился с бойцами своими наблюдениями и стремился к тому, чтобы и они научились оценивать каждый случай коварства японцев.

Японцы, желая ночью обнаружить наши огневые точки, действовали так: они поднимали сильный шум, вели стрельбу трассирующими пулями, сидя у себя в окопах, кричали «банзай». Они рассчитывали на то, что наши бойцы, приняв все это за чистую монету, в свою очередь также откроют огонь.

Эту хитрость врага мы разгадали и ответили двойной хитростью. Я рассказал бойцам, как следует реагировать на шум, который японцы поднимают ночью. Мы решили на шум этот вовсе не откликаться. Тогда японцы стали все ближе и ближе подползать к нам. Дождавшись, пока они вплотную подойдут, мы брали их на штык. Здесь уже пощады врагу не было.

Вскоре мы убедились в новом коварстве врага, но, будучи всегда настороже, раскрыли и это коварство. Однажды ночью метрах в 300 от нас японцы открыли сильный ружейно-пулеметный огонь. Стрельба — отчаянная, но пули к нам не попадали. Среди ночи мы услышали возглас: «Батальон, приготовиться к атаке». Нетрудно было понять, что это была очередная японская провокация. В эту пору никакой атаки с нашей стороны не ожидалось, командир батальона находился рядом со мной, никто, кроме него, такой команды отдавать не мог. Стало ясно, что возглас этот исходит из уст какого-нибудь харбинского белогвардейца.

Собрались мы на правом фланге и спокойно ждем, что дальше будет. Японцы, видя, что долго никто не откликается на их призыв, стали возвращаться обратно. Они решили, вероятно, что в этом районе никого нет, потому что перебегали, во весь рост, совершенно не принимая никаких мер предосторожности. Мы, понятно, обстреляли их. Наутро смотрим, всюду валяются трупы японцев, вся дорога ими устлана, и белогвардеец тоже здесь растянулся.

Ясно, что при бешеной активности японцев в ночное время о сне и думать не приходилось. Ночью спать никому не разрешалось. Днем, когда позволяла обстановка, я разрешал некоторым бойцам вздремнуть. Двоим наиболее выдержанным товарищам я поручал неотлучно находиться среди отдыхающих и при малейшей перемене обстановки будить их.

Затем японцы в третий раз сменили свою «тактику»: до полночи шумят, а затем умолкают. Вскоре нам удалось разобраться в этом деле.

Однажды, перед самым рассветом, старший лейтенант Рафиков, старшина Мавельян, пулеметчик Тыщенко и я заметили, как через сопку поползла группа японцев. Спустились они вниз по направлению к нам.

Мы решили дать врагу возможность ползти. Подпустили японцев метров на сто к себе и только тогда начали по ним стрелять. До этого мы распределили между собой цели, залп получился меткий. Четырех сразу положили, а трое побежали в котлован. Мы спустились за ними. Двоих закололи, а одного, оказавшегося старшим унтер-офицером, взяли в плен. Унтер, правда, кусался, царапался, очень уж в плен не хотелось ему. Все-таки «уговорили».

У захваченного нами унтера и у всех убитых, кроме кинжалов и гранат, никакого оружия не оказалось. Это была диверсионная группа, получившая задание подкрасться к нам на рассвете и всех вырезать.

Прекращая в полночь шум, японцы рассчитывали этим усыпить нашу бдительность. Они, видимо, предполагали, что мы обрадуемся тишине и заснем. На рассвете же, когда сон особенно приятен, японцы стали подсылать свои банды.

На эту тему я также провел несколько бесед. Сон в ночное время рассматривался нами как самое позорное явление. Ночи у нас стали такие же горячие, как и дни.

Любая работа связана была с ночными условиями. Скажем, питание бойцов. Днем кухня к нам подъезжать не могла. Вся местность сильно обстреливалась. Мы не желали себя обнаруживать. Пища обычно доставлялась с наступлением темноты и на рассвете. Кухня подходила к штабу батальона, о чем нам сообщали оттуда по телефону.

Здесь для политрука возникала серьезная работа. Я заботился о том, чтобы все бойцы были сыты. Специально провел несколько бесед о доставке пищи в окопы. Из каждого отделения посылали к кухне одного человека. Он брал с собой котелки товарищей. Нужно было следить, чтобы около кухни не было скопления людей. Поэтому бойцы посылались туда поодиночке. Двигались ползком, по разным дорогам. Чтобы враг не мог нас застигнуть врасплох, поступали так: половина бойцов ест, остальные несут дежурство. Потом менялись.

Забота о своевременном питании бойцов занимала серьезное место в моей ночной работе.

Каждый день мы устраивали разбор ночных действий и поведения бойцов ночью. Разборы повысили нашу бдительность и укрепили дисциплину. В эти ночи японцы ни разу не застигли нас врасплох.

Как я уже рассказывал, мы приложили много сил к тому, чтобы противник нас не обнаружил. А как быть с курением? Ночь большая, спать нельзя, а покурить всем хочется. Ночью малейший огонек может демаскировать не только бойца, но и целую роту. Во время бесед я всех предупреждал об этом. Разрешено было курить под плащом-палаткой и в щелях. Некурящим поручил наблюдать за курящими. За все время не было ни одного нарушения.

Наладили хорошую связь с соседями. Расставляли дозоры таким образом, чтобы было соприкосновение наших и их дозоров. Кроме того, мы поддерживали связь по телефону батальоном, узнавая все время, что делается у соседа.

Все это позволяло нам быть готовыми к встрече и приему непрошенных «гостей». Изощряясь в своем ночном коварстве, японцы вконец измотались. Никакая хитрость не помогла им избежать полного уничтожения.

Политическая работа, которую мы развернули в