Червонные сабли - Леонид Жариков

- ...И, чтобы не дать снова восстановиться власти капиталистов и буржуазии, для этого нужно торгашества не допустить, для этого нужно, чтобы отдельные лица не наживались на счет остальных...

Вот как тревожно! Значит, не в том дело, чтобы только рубать белых. Нельзя торгашества допускать. Иначе опять буржуи сядут на шею рабочим и крестьянам, и будут кататься верхом, как Сенька Цыбуля катался верхом на Леньке.

Голос Ленина звучал гневно. Он обнажал перед комсомольцами всю подноготную мира наживы и мелкой собственности, от которой грозит революции самая большая опасность.

- Старое общество, - продолжал Ленин, - было основано на таком принципе, что либо ты грабишь другого, либо другой грабит тебя, либо ты работаешь на другого, либо он на тебя, либо ты рабовладелец, либо ты раб. И, понятно, что воспитанные в этом обществе люди, можно сказать, с молоком матери воспринимают психологию, привычку, понятие - либо рабовладелец, либо раб, либо мелкий собственник, мелкий служащий, мелкий чиновник, интеллигент, словом, человек, который заботится только о том, чтобы иметь свое, а до другого ему дела нет...

До чего правильно говорит Ленин! Помнится, как еще в детстве Сенька Цыбуля на базаре хвастался Леньке: «Хочешь, куплю тебя вместе с рубашкой и штанами? Говори, сколько ты стоишь? Заплачу все до копейки!» Это он задавался подлым своим богатством - ведь его отец был тогда городским головой. Хорошо, что Ленин выводит богатеев на чистую воду...

Ленин стал говорить о том, что каждый юноша, вступив в коммунистический союз, взял на себя обязанность помочь партии строить коммунизм, помочь молодежи всему поколению создать коммунистическое общество. Вот почему комсомольцы должны обучать неграмотных людей азбуке, сажать огороды, чтобы спасать детишек от голода.

- Мы хотим Россию из страны нищей и убогой превратить в страну богатую, - продолжал Ленин. - И нужно, чтобы Коммунистический союз молодежи свое образование, свое учение и свое воспитание соединил с трудом рабочих и крестьян, чтобы он не запирался в свои школы... Только в труде вместе с рабочими и крестьянами можно стать настоящими коммунистами...

Теперь Ленька понял, что слова «мораль» и «нравственность» вовсе не загадочные. Если борешься против капиталистов - твоя мораль правильная. А если защищаешь собственников - гнилая твоя мораль, а нравственность еще хуже. Если присваиваешь чужой труд - твоя мораль буржуйская, и сам ты живоглот! Нужно, сказал Ленин, чтобы все работали по одному общему плану на общей земле, на общих фабриках и заводах и по общему распорядку... Правильно, коммуной надо жить! Жалко, что не знает товарищ Ленин, какая у них собралась замечательная комсомольская коммуна! Никто в ней ни перед кем не задается, друг другом не командуют, и все решается сообща, по справедливости.

Два часа длилась речь Ленина, а на лицах делегатов отражалось все то же напряженное внимание. Он закончил свою речь, как начал, и никто не думал, что этим словам суждено стать завещанием:

- Только смотря на каждый шаг свой с точки зрения успеха этого строительства, только спрашивая себя, все ли мы сделали, чтобы быть объединенными сознательными трудящимися, только в этом длительном процессе Коммунистический союз молодежи сделает то, что он полмиллиона своих членов объединит в одну армию труда и возбудит общее уважение к себе.

Ленин сложил вдвое конспект речи на клочке бумаги и спрятал в боковой карман. Какое-то время стояла тишина, точно делегаты не верили, что речь окончена. И вдруг, словно тысячи птиц, вспорхнув, захлопали крыльями - грянули аплодисменты. Все снова поднялись и опять взлетали под самый потолок буденовки, папахи, кепки... Небывалый порыв радости нарастал. Гремело «ура», от которого стекла дрожали в окнах.

В передних рядах скандировали:

- Бу-дем ком-му-нис-та-ми!

Овация бушевала в зале, на сцене и даже в фойе, куда были распахнуты двери.

Васька, Васька, встань из могилы и погляди, как близко стоит живой Ленин и смотрит на нас, точно ищет и не находит среди комсомольцев тебя и всех, кто погиб за свободу...

4

Был объявлен короткий перерыв, но делегаты оставались на местах. Приглушенный гул голосов стоял над рядами, и все смотрели, как Ленин, присев на край стула, разбирал записки, раскладывал их, делал карандашом пометки.

Залился колокольчик, объявляя о продолжении заседания. Кажется, людей в зале стало еще больше; толпились в дверях, стояли вдоль стен и на подоконниках.

Записок было много. Ильич, прежде чем отвечать, зачитывал каждую. Спрашивали о положении на фронтах, о мире с Польшей, о школах, о голоде в стране. Записки были деловые, наивные, задиристые и смешные.

Особенно запомнилась Леньке одна записка от имени Черниговской организации: «Скажите, почему нет в деревне колесной мази?»

Грянул смех всего зала. Ленин тоже улыбался, но потом его лицо стало серьезным, и, к удивлению всех, он сказал:

- В записке нет ничего смешного, и вопрос, поставленный в ней, имеет прямое отношение к докладу. Коммунист не должен устраняться от вопроса о колесной мази, о нехватке гвоздей, керосина. Коммунист должен уметь отвечать на такие записки. Сфера высоких познаний не может быть отделена от насущных нужд трудящихся.

Ленин обстоятельно ответил, чем объясняется нехватка колесной мази, и заключил:

- Отличная записка. Благодарю черниговского делегата: он помог мне еще одним наглядным примером показать, каким должен быть коммунист.

Собрав записки, Ленин спрятал их в карман и по-доброму, устало улыбнулся.

- Ну вот и все... - и развел руками, точно хотел сказать - так обстоят наши дела и нет другого выхода, как только приниматься за ученье, за работу. И немедленно. Завтра же!

Точно удары грома, зал сотрясали крики и аплодисменты. Ленин подошел к столу и надел пальто. Комсомольцы запели «Интернационал». Ленин с кепкой в руке пел вместе со всеми:

Весь мир насилья мы разрушим

До основанья, а затем

Мы наш, мы новый мир построим,

Кто был ничем, тот станет всем.

Лицо у Ленина было суровым, точно он вместе с молодежью давал клятву верности:

Это есть наш последний

И решительный бой,

С Интернационалом

Воспрянет род людской!

5

Сдвигая с грохотом скамьи и стулья, комсомольцы бросились к выходу провожать Ленина. Шли с ним по лестнице, забегали вперед, задние поднимались на носки и глядели через головы. Леньку сжали и понесли, и он сам не заметил, как очутился рядом с Лениным. Вот он, живой, улыбающийся, веселый.

Отвечая на вопросы, Ленин медленно спускался по ступенькам, иногда останавливался, чтобы ответить подробнее. Комсомольцы засыпали его вопросами, торопились, перебивая друг друга. Ленька не успевал улавливать ответы Ленина: «Да, да, мы должны одолеть мешочника, если мы его не одолеем, он победит революцию». «Что поделаешь, - отвечал Ильич другому, - крестьянам приходится зажигать в избах лучину, керосина нет. Господа англичане захватили в Баку нашу нефть». «А как же иначе? - отвечал Владимир Ильич третьему. - Вы живете в рабочих кварталах, где кипит самая нужная и важная жизнь и где особенно требуется помощь. Поделите кварталы на участки, организуйтесь в двойки, тройки... Пусть девушки помогут матерям по уходу за детьми, вымоют и обстирают их, сводят в амбулаторию, приведут в порядок комнаты...»

Вдруг все рассмеялись. И Ленин кому-то ответил:

- Если бы я знал, когда война кончится... - Тут он взглянул на Леньку и остановился. - Давайте лучше спросим у военного. Вы с фронта, товарищ?

Ленька растерялся и вмиг забыл все приготовленные слова. Больше всего смутило его то, что Ленин обратился на «вы».

- С фронта, товарищ Ленин... С Южного... - кое-как выговорил Ленька.

- Вы ранены? - спросил Ленин с сочувствием.

Ленька хотел ответить, что это пустяки, но сбоку нажали и оттеснили его. Он попытался снова пробиться вперед, но не сумел. «Эх, не успел про Махметку сказать!» - подумал Ленька. Вместе со всеми его вынесло на улицу.

Делегаты, раздетые, без шапок, окружили автомобиль и долго не отпускали Ленина.

Наконец автомобиль отъехал от Свердловки.

Когда Ленька вернулся в фойе, то увидел необычную картину. Гаро в окружении комсомольцев играл на пастушьей дудочке: пропоет и снова играет, закрыв глаза.

Ленька понял: парнишка по-своему выражал радость, которая не умещалась в его груди. Он пел, сочиняя песню на ходу, пел по-армянски. Если бы делегаты знали язык, они бы поняли, о чем пел Гаро:

Недавно был я батраком. Сегодня я - судья.

Я понял слово Ленина, высоко вырос я,

Хвала и честь твоим словам,

Наш Ленин, Ленин - свет!

Хвала и честь твоим делам,

Наш Ленин, Ленин - свет!

Заря прошла сквозь облака, светла и горяча.