Торжество на час - Маргарет Барнс

— За такое преступление его надо посадить в колодки! — с намеренной легкостью произнесла Анна и с удовольствием заметила, как отвислые болезненно-желтые щеки кардинала становятся ничуть не бледнее его пурпурной шапки.

Очаровательно улыбнувшись, как бы извиняясь за свои слова, Анна посмотрела прямо в настороженные глаза кардинала.

— Ах, да, я забыла. Конечно же, вы не могли сделать этого. Сэр Пулет — не простолюдин.

Прав был Генрих, когда говорил, что люди всегда стремятся отомстить тем, кто когда-то имел случай несправедливо наказать их. Итак, уже в самом начале игры судьба послала в руки Анны выигрышную карту. Приятная дрожь возбуждения пробежала у нее по телу. Пусть сегодня она еще не сильна, но король уже готов слушать ее…

Лошади заждались, и кардинал заторопился. Он поднял руку, благословляя остающихся.

— Чем скорее я достигну Лувра, тем успешнее смогу послужить моему королю, — произнес он торжественно.

Генрих снял с пальца массивное кольцо, вручил его Уолси и обнял его. А кардинал ответным жестом любезно сделал очередной шаг в признании официального положения Анны.

— Прошу вас, Ваше Величество и высокоуважаемая леди, чувствуйте себя здесь, как дома. Мой дом — в вашем распоряжении, — сказал он на прощание.

Ну, что же. Уолси уже старается снискать ее благосклонность, потому что она знает, что, когда он был простым приходским священником, сэр Эмиас Пулет приказал посадить его в колодки за пьянство.

Приглашение Уолси пришлось кстати. В Вестминстер возвращаться не хотелось — там их ждала мрачная Екатерина. А Хэмптон весело сверкал в лучах приветливого солнца и манил остаться.

После обеда Генрих и Анна прекрасно провели время на стрельбище, где Генрих показывал ей, как искусен он в стрельбе из лука. А вечером они спустились через прекрасный парк по вязовой аллее к реке. Анна подумала, что никогда в жизни не видела она такого чудесного места.

Вечерний воздух, наполненный сладким запахом цветов, странно зачаровывающие своей монотонностью трели певчих дроздов, мерцание фонарей, зажженных на скользящих по реке лодках, и над всем этим — сказочно огромная луна.

Они сели на скамью под вязом.

— По правде говоря, здесь приятнее, чем в любом из твоих дворцов, — сказала Анна, уютно устраиваясь под его рукой.

— Да, и красивее, — согласился Генрих, оглядываясь назад, на темные очертания больших башен и маленьких остроконечных башенок, которые в сочетании с многочисленными каминными трубами составляли такую милую домашнюю картину.

— Только одних спален — двести восемьдесят! — не отступала Анна. — Тебя это не раздражает?

— Почему это должно раздражать меня? — рассмеялся он. — Хэмптон и радушное гостеприимство Уолси известны всем королевским дворам. Вновь прибывшие иностранные послы едут прямо сюда. Это место тем и хорошо, что поражает их богатством, роскошью и наводит на мысль о нашем могуществе, а это, как ты догадываешься, моя дорогая девочка, помогает нам успешнее решать наши политические задачи.

— Но разве не было бы приличнее, если бы послы приезжали в Вестминстер или, например, в Гринвич и прежде всего обращались к тебе?

Анна понимала, что она лишь облекла в слова то, что он не раз чувствовал сам.

— У нас с Томасом — полное взаимопонимание, — сухо ответил он.

— Очень великодушно с его стороны — предоставить нам возможность провести время в этом месте, тем более, что питьевая вода берется здесь не из Темзы, а поступает по недавно проложенным трубам из-под земли. Меньше вероятность заболеть чумой, — поспешила Анна сменить тему. — Что до меня, то мне Хэмптон так нравится, что хорошо бы жить здесь всегда!

— Со мной?

— Да, это место вполне годится для короля, — лукаво улыбнулась она.

— Значит, ты берешь обратно то, что сказала той прекрасной и проклятой ночью: что я получу тебя, только если женюсь?

Анна отрицательно покачала головой.

— Здесь все — для нас, любимая, — настаивал он.

— Да, но Генри, разумнее подождать, пока Уолси и Франциск не уговорят папу!

— Ты все время заставляешь меня ждать!

Король в гневе убрал руку с ее талии, и она, освободившись от его объятий, встала перед ним, серьезная и строгая.

— Генри, супруга короля должна быть образцом благочестия. Если ты действительно хочешь взять меня в жены, его преосвященство пожелает узнать все обо мне. Первое, что всегда интересует этих святош, это целомудренна ли эта девушка? Представь их злорадство, когда они узнают, что мы с тобой сожительствуем в грехе. К тому же это поколеблет в их глазах твой главный довод в пользу нового брака: что ты прежде всего озабочен тем, чтобы дать стране законного наследника короны.

Генрих взял ее руки в свои и горько усмехнулся.

— Я иногда думаю, что мне было бы спокойнее, будь ты не так умна.

Анна засмеялась, бесстрашно глядя ему в глаза.

— Ты не думаешь так, Генри. Я знаю, ты любишь меня именно такой, какая я есть. И ты понимаешь так же хорошо, как и я, что мы должны набраться терпения и ждать, чтобы потом все наши желания исполнились полнее. Это стоит того, ты знаешь.

— Ты хочешь сказать, что у нас общие желания?

Он вскочил и снова обнял ее. В наступивших сумерках его несколько обрюзгшие черты, казалось, приобрели былую привлекательность. Сильный и мужественный, стоял он перед ней, а вокруг них — чарующая красота парка и реки, аромат и звуки волшебного вечера.

И вдруг Анна почувствовала, что в ней поднимается горячее желание, равное по силе страсти Генриха. Уступая ему, она замерла в его руках, наслаждаясь роскошью его опытных губ. Как хорошо вновь быть в объятиях мужчины!

Но нет! Нельзя терять голову! Она знала, что в ее власти многое, но что она не может позволить себе самого простого и естественного счастья: отдать себя желанному мужчине. «Если я сдамся сейчас, — подумала она, — он может не жениться на мне». Она боролась с собой, напрягая всю силу воли и разума.

— Генри… — прошептала она, пытаясь уклониться от его жадных губ.

— Что, любимая?

Она откинула голову и посмотрела в его затуманенные страстью глаза.

— Генри, что, если у нас родится сын… слишком рано, чтобы иметь право на имя Тюдора? Еще один Фицрой…

Меньше всего он хотел рождения еще одного Фицроя. Умная и проницательная Анна прекрасно представляла, какие муки испытывал Генрих при виде своего прелестного сынишки, матерью которого была Элизабет Блаунт. А мальчики, законные наследники короны, их с Екатериной дети, умирали при рождении. Все, кроме одного, бедного маленького принца Уэльского. Анна помнила грандиозные празднества в честь его рождения и через несколько дней наступивший глубокий траур. Она умно играла на слабостях короля, его несчастьях и страхах. Ради того, чтобы иметь законного наследника, он пойдет на все.