Небесный корабль - Софус Михаэлис

Эрколэ удалось в последнюю минуту избежать столкновения. Но проносясь мимо огромной, призрачной ступенчатой пирамиды, он различил мельком на первой надводной ступени груды каких-то скорлуп или раковин и словно вороха сухих беловатых водорослей, опутанных тиной. И вздрогнул при мысли, что скорлупы эти, пожалуй — выброшенные прибоем ладьи смертников, а беловатые стебли водорослей — покрытые слизью и тиной кости погибших марсиан.

Стоп! Дальше, значит, некуда стремиться! Здесь, следовательно, начиналось кладбище, где мертвые сваливались, как черепки, в одну общую мусорную кучу. Здесь, вероятно, лежит и мудрый марсианин, разлагаясь в этом «первобытном лоне», которое не что иное, как склад падали, куда не придет ни один смертный почтить цветами прах любимого усопшего. Здесь устье общей клоаки Марса. Все, что самодовольная и безжалостная аристократия поборников улучшения расы выбрасывала, как неудачное, недоношенное и порочное, изливалось здесь в одно общее болото, которое принимало и самих самодовольных аристократов расы, когда они находили нужным покинуть жизненный пир!

Итак, выхоленной культурной пирамиде живых там, в плодоносных садах Марса, отвечала здесь вот эта пирамида мертвых, более напоминавшая навозную кучу, чем освященные любовью могилы, куда опускают своих мертвых люди Земли. Жестокий языческий образ мыслей марсиан привел их к тому, что они швыряли своих мертвых в клоаку; швыряли потому, что боялись взглянуть в глаза смерти.

Предположения Эрколэ Сабенэ оправдались, Но путь еще не был окончен. Проскользнув мимо ступенчатой пирамиды Смерти, лодка снова была подхвачена бурным течением. Отвесные скалистые стены время от времени прорезывались новыми поперечными каналами, впадавшими в главное русло. Эрколэ приходилось плыть по воле течения, и ветра. Будь у него хоть маленький моторный двигатель, он мог бы сделать разведки в этих боковых каналах и открыть новые населенные местности. Теперь же он был щепкой, увлекаемой потоком.

Когда обе луны закатились, полоска неба над ущельем засверкала крупными звездами. То там, то сям падучая звезда срывалась с неба и падала на скалы. Эрколэ не спешил мысленно пожелать чего-нибудь, но маленькие описываемые метеорами огненные дуги уносили его воспоминания на Землю, где он пережил ночи, освещенные совсем иными, адскими огнями.

Он уже не различал берегов, мимо которых плыл, не ощущал попутного Ветра за своей спиной; сидел безучастный, зарывшись в сухую листву, держа руки на веслах. Вода за бортом лодки глухо гудела, как струны. А его несло все вперед и вперед. Куда?.. Он не мог ни остановиться, ни пристать к берегу, ни вернуться назад. Невидимая сила завладела им, его влекла могучая рука. А вдруг она сбросит его в водопад, в тучу брызг и пены? Эрколэ охватывало позднее раскаяние, что он не попытался вцепиться в выступ пирамиды Смерти вместо того, чтобы промчаться мимо — к неведомой, ужасной цели.

Ему стало холодно в отсыревшей листве. Голову он прикрыл плащом в защиту от холодного ветра, дувшего на него сверху, со звездного неба. Жажда палила его гортань, к он только теперь вспомнил, что забыл запастись питьем. Сухие плоды не шли ему в горло. Солона ли вода, по которой он плывет, или годится для питья?..

Брезгливый ужас долго удерживал его от попытки омочить язык водой из этой наполненной трупами клоаки. Но жажда мучила Все сильнее. С трудом приподнялся он и погрузил руку в струи потока, Вода утекла между пальцев, но он приложил влажную ладонь к губам. И ему показалось, что кожа как-будто отстала от мяса и повисла лохмотьями. Всмотревшись, он увидел при свете звезд, что ладонь его была красна, как кровь, а затем к ужасу своему убедился, что к ней прилип огромный кровавый лепесток снотворного Цветка. Струи, несшие его лодку, стало быть, несли еще и останки мертвых, и обрывки цветочных масок, прикрывавших их мертвенно бледные лица…

Ногтями он соскреб с руки лепесток, как что-то ядовитое. И уже не помышлял больше об утолении жажды. Прислонив голову к борту лодки, он в гнетущем болезненном полусне ждал наступления утра, которое докажет, куда занесла его ночь.

Отдаваясь болезненной дреме, он вое же прислушивался к шуму потока, который грозно усиливался. Эрколэ попытался крикнуть, но крик застрял у него в горле. Он чувствовал, как одновременно увеличивается быстрота и сила несущего его течения; днище лодки дрожало. Скоро его закрутит водоворот и ввергнет в пучину, быть может, в самую глубь чрева Марса! Он видел в Тиволи подобный низвергающийся в черную бездну водопад. Его безудержно несет к ужасной конечной цели его пути. Красный снотворный цветок избавил бы его от зрелища приближающейся гибели…

Вдруг небо над ним просветлело. Звезды угасли. За спиной его вспыхнула яркая заря. Он не мор поднять головы, но видел, как отвесные скалы по бокам расступились. Верно, близко море! Через минуту-другую поток вынесет его в безбрежный, никогда еще не виданный им океан…

Он бессильно корчился на своем хрустящем лиственном ложе, пока, наконец, ему не удалось опереться головой на корму лодки и взглянуть вдаль. Предчувствие его не обмануло, поток несся вперед, образуя прозрачный стеклянный наклон. Шум близкого водопада уже гудел в его ушах, А вон и самый водопад… там, Где дрожит в воздухе гигантский столб водяной пыли.

Внезапно канал вновь сузился, превратился в канаву, в ров. И Эрколэ узнал облако, ползущее ему навстречу, удава, свивающегося в кольца… пухнущего, заполняющего весь канал… Молочный туман застлал, глаза Эрколэ, и он глотнул смерть, как абсент из бездонного кубка.

…Утром Эрколэ Сабенэ подобрали в окопе. Стекла очков его маски были разбиты. Ядовитый газ разрушил его легкие. Но он лежал и грустно улыбался, словно ему приснился чудесный и скорбный сон.