Вильгельм Завоеватель - Джорджетт Хейер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В уголках его глаз засветилась улыбка:
— Я дал тебе мудрый совет, мой друг. Следуй ему, и он поможет добиться успеха.
Рауль рассмеялся:
— Жестокий совет, Вильгельм, и от кого я его слышу — от человека, которого считают идеальным мужем.
— Да, но с самого начала я был хозяином, и я им останусь до конца, — ответил герцог.
Рауль попытался представить себе, что он обращается с Элфридой так же, как когда-то герцог обращался с Матильдой (и, как ему казалось, всё ещё мог обращаться с ней в некоторых ситуациях), но просто не мог представить себе подобной сцены. Герцог неистово любил неистовую женщину, Рауль же не думал, что характер Элфриды столь неистов. Она умна и очень красива. И, когда он смотрел на неё, его сердце наполнялось желанием защитить её от всего мира. Он видел, как Вильгельм обнимал герцогиню с такой силой, что на её теле вполне могли остаться синяки, Рауль же думал, что если ему когда-нибудь будет позволено прикоснуться к Элфриде, то он ни за что не будет так вести себя с ней.
Герцог направился к двери. Рауль открыл её перед ним, и в этот момент ему в голову пришла неожиданная мысль:
— Сеньор, а ярл Гарольд знает, чего вы от него хотите?
— Вероятно, он догадывается, — ответил герцог. — Я не стану открывать ему свои карты до тех пор, пока не пойму, что ему надо срочно вернуться в Англию. Я знаю, что он за человек. Если я заговорю с ним на эту тему сейчас, то он, безусловно, ответит «нет», а как только это слово будет произнесено, никакие угрозы, никакие политические соображения не заставят его отречься от сказанного. Поменять своё «нет» на «да» и тем самым признать меня господином? — герцог рассмеялся. — Нет, он лучше сто раз умрёт, чем сделает это.
— Милорд, вам он нравится? — поинтересовался Рауль.
— Да, — без колебаний ответил герцог.
Рауль прищурился:
— И всё-таки вы собираетесь поступить с ним таким образом? — Он покачал головой. — Я не понимаю подобного отношения.
— Он первый из моих врагов, кого я уважаю, — ответил герцог. — Я более великий человек, чем он, потому что, как ты говоришь, у него, в отличие от меня, есть сердце, но он такой человек, какими не были ни француз, ни анжуец, ни, конечно, Гюи Бургундский. Но, несмотря на всю его силу и мастерство, вот увидишь, ему не удастся одолеть меня, потому что он всегда прислушивается к голосу своего сердца. Он будет руководствоваться в своих действиях не здравым смыслом, а чувствами. Я же этого никогда не сделаю. Можешь относиться ко мне хуже, но признайся: я никогда не оступаюсь.
— Нет, вы не оступаетесь, — сказал Рауль. — Я не стану любить вас меньше, Вильгельм, господин мой. Но неужели ярл Гарольд ни разу не спросил, почему вы держите его в плену?
— Нет, и никогда не спросит. Я не держу его в плену. Я просто хотел чуть подольше наслаждаться его компанией, и моя жена, герцогиня, старается сделать так, чтобы ему не было скучно.
— Да, он, конечно, не догадывается, что вы чего-то хотите от него!
— Несомненно догадывается, но ни я, ни он не заинтересованы задавать лишние вопросы. Слишком откровенные заявления могут разрушить как его, так и мои планы. Он ждёт в надежде, что ему представится какой-нибудь счастливый случай, я же поджидаю нужный момент.
Вильгельм хорошо понял ярла Гарольда. Когда тот решил попросить защиты у герцога, то прекрасно понимал, что добровольно заходит в ловушку, из которой ему вряд ли удастся легко выбраться. Гостеприимность герцога не ввела его в заблуждение, и, когда Вильгельм сказал: «Я не хочу даже и слышать о вашем отъезде, ярл Гарольд», он тут же понял, в каком положении оказался, и не стал унижать себя дальнейшими расспросами. Его ни в чём не ограничивали и принимали как многоуважаемого гостя герцога, но в то же время за ним постоянно следовали нормандские слуги, и у ярла не было ни малейшего сомнения в том, что у них были строжайшие поручения ни на секунду не выпускать его из виду. Он воспринимал их присутствие спокойно и в полной мере пользовался их услугами. Для того чтобы удовлетворить все капризы своего нового хозяина, слугам ярла Гарольда приходилось много работать, и у них даже возникло подозрение, что ярл посмеивается над ними.
Казалось, несмотря на всю тяжесть сложившегося положения, ярл Гарольд всегда мог найти себе развлечение. Тень беспокойства никогда не пробегала по его лицу, даже ноты протеста не было в его приятном голосе. Он то отправлялся на соколиную охоту за утками с герцогом, то в сопровождении Роберта из Мортена на великолепной лошади мчался за оленем, то наблюдал за собаками, плывущими за подбитыми птицами. Иногда он до заката проводил время с Фиц-Осберном и Хью де Грантмеснилом, охотясь в чащах лесов Кьювилля на кабанов. Он принимал участие в рыцарских поединках и демонстрировал своё искусство владения боевым топором; веселился на пирах и беззаботно смеялся над шутками Галета. Он подарил кошелёк золота Тейлифу, любимому менестрелю герцога, и был в наилучших отношениях с герцогом и герцогиней. Но однажды, покинув своих новых приятелей, он обнял за плечи Эдгара и пошёл в свою комнату. Когда дверь закрылась и он мог быть уверен, что за ними никто не наблюдает, улыбка пропала с его лица, и он произнёс:
— Я пленник.
Он медленно подошёл к пологу, который загораживал его кровать, и резко отдёрнул его. Там никого не было. Быстро оглядев комнату, он вернулся к Эдгару и сел на покрытый шкурами куницы стул. Задумчиво поглаживая рукой мягкий мех, он произнёс:
— Роскошные апартаменты, предусмотрительные слуги, но здесь я такой же пленник, как и в Борейне, где мои ноги были закованы в цепи.
Он засмеялся и медленно поднял глаза на Эдгара:
— Что это у тебя так лицо вытянулось? Смейся, ведь это хорошая шутка.
— Господин Фиц-Осберн, которому я полностью доверяю, поклялся мне, что вам не причинят вреда! — не обращая внимания на это замечание, сказал Эдгар.
— Конечно, никакого вреда! — согласился Гарольд. — Кого ещё принимали столь же радушно? Слуги готовы исполнить любое моё поручение, кстати, отойди от двери, возможно, один из них нас подслушивает. Лошади, гончие, соколы — всё, что нужно человеку для того, чтобы жить в своё удовольствие; чтобы мне не было скучно, проводят турниры; в мою честь устраивают пиры; герцогиня использует всё своё обаяние, чтобы отвлечь мои мысли от Англии. Чего же большего я могу желать? Но как только я выезжаю из города, вслед за мной следует шпион.
Эдгар вздрогнул и, понизив голос, произнёс:
— Если так, то, мой господин, не прикасайтесь к еде и питью до тех пор, пока кто-нибудь не попробует их!
В глазах Гарольда промелькнула улыбка:
— Ты считаешь, что меня могут отравить? Я уверен, этого не произойдёт.
— Но, мой господин, если Вильгельм держит вас здесь в плену, то вам не следует ни во что верить. В Нормандии всё возможно, — едва сдерживая гнев, сказал Эдгар. — До сих пор он не использовал яд, и никто не мог упрекнуть его в отсутствии благородства, но он решил любыми способами заполучить корону, и, поверьте мне, он никому не позволит встать на его пути к этой заветной цели! Я никогда не верил в это, но, по правде сказать, когда некоторые из его врагов неожиданно умирали, ходили слухи, будто бы...
— Да, да! — нетерпеливо прервал его Гарольд. — Я не сомневаюсь, что говорили, будто бы герцог отравил своих врагов каким-нибудь загадочным ядом. То же говорили и про меня, и совершенно безосновательно. Яд не для таких великих людей, как мы. Ни я, ни Вильгельм никогда не опустимся до того, чтобы пользоваться столь примитивными методами. Под угрозой не моя жизнь, а свобода, цена которой куда больше.
Эдгар подошёл к нему и, опустившись на колени перед его стулом, схватил его руку.
— О мой господин, если бы я только мог отдать свою жизнь за вашу или же навечно остаться пленником ради вашей свободы! — воскликнул он. Он приложил губы к руке Гарольда. — Ну почему только судьба распорядилась так, что вы оказались на этих злосчастных берегах!
— Эдгар, что с тобой? — мягко сказал Гарольд. — Свою жизнь за мою? Мы скоро вместе уедем отсюда и когда-нибудь посмеёмся над нашими глупыми мыслями.
Эдгар поднялся с колен и начал ходить взад-вперёд по комнате.
— Чего герцог Вильгельм требует от вас? — не оборачиваясь, через плечо спросил он.
Гарольд перебирал пальцами золотую цепочку, которую носил на шее.
— Он мне не сказал, — ответил Гарольд, разглядывая золотое плетение. — А я его не спрашивал. — Тут он улыбнулся. — И не думаю, что я когда-либо спрошу его об этом.
Эдгар резко остановился и внимательно посмотрел на него:
— Разве дело не в Англии?
— Конечно же в Англии, — ответил Гарольд. — Но пока он не сказал об этом напрямую. Этого-то я и не могу понять. — Он на секунду замолчал, а потом задумчиво добавил: — А я не осмеливаюсь его спросить.