Бесстыдница - Дженнифер Блейк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Может быть, меня привлекает твое красивое тело?
Она негромко рассмеялась.
— Вряд ли это так.
— Я рад, — сказал Рид, опрокинул в себя остатки виски и поставил стакан на ближайший столик. — В таком случае ты не станешь считать, что я требую награды за… — не закончив фразу, он подошел к ней.
Наблюдая, как он приближается, Камми застыла, словно изваяние, и только зрачки глаз расширились, а губы приоткрылись. С медлительной осторожностью Рид наклонил голову и заглянул ей в глаза, боясь испугать и боясь, что она оттолкнет его.
Ее теплый чувственный рот, к которому он прижал свои губы, одурманил пьянящей сладостью виски, смешанной со свежим запахом зубной пасты. Рид обнял ее и почувствовал, как тело Камми ответило на это прикосновение, но в следующий же миг Камми снова замерла. Ее губы, согретые нежным поцелуем, начинали оживать. Рид ощутил, как постепенно проходило ее напряжение, и еще ближе притянул Камми к себе. И вот уже каждый изгиб ее тела приник к нему, влился в него, как вливается в форму теплая, податливая глина.
Он снова прикоснулся губами к ее рту, наслаждаясь его вкусом и ответным трепетом. Его язык осторожно заскользил по изящно очерченному контуру нежных губ. Риду казалось, будто он ощущает сквозь их шелковистую кожу биение ее сердца, каждый удар которого наполнял их жаром.
Шепча что-то невнятное, Камми несмело обняла его, и теплые кончики ее пальцев заскользили по его плечам к шее. По спине Рида пробежала дрожь. Он еще крепче прижался к ее губам, проникая языком в сладкую глубину ее рта.
Прикосновение ее языка было робким. Деликатным. Но за этим едва уловимым движением скрывалась сознательная попытка сдержать ту бурю эмоций, которая была сильнее самой горячей, самой неистовой и всесокрушающей, не знающей преград страсти. Эта буря обещала такое упоительное погружение в бездну, такое чудесное воспарение к небесам, такое восхитительно безумное кружение в бешеном водовороте, — только бы хватило терпения дождаться этого момента, не спугнуть его раньше времени. Рид был околдован, вполне возможно, что околдован намеренно, но какое это имело значение? Однажды он увидел в ней распутницу и с тех пор отчаянно хотел найти ее снова, эту развратную бесстыдницу. Ослепший, оглохший, потерявший рассудок, Рид бросился с головой в этот омут, в этот водоворот соблазна.
И вдруг он почувствовал, как она уходит в себя, все глубже и глубже. Рид мгновенно опомнился.
Секунды, короткие секунды. Только они понадобились ей, чтобы обезоружить и прорвать его оборону.
Рид прекрасно понимал, как близко подошел он к опасному краю. Все его существо было охвачено сильнейшей внутренней дрожью. Собрав все свое самообладание, он принялся гасить эту дрожь, затаптывать огонь разбушевавшейся страсти.
Камми отшатнулась и взглянула ему в лицо влажными, мутноватыми глазами.
— Ты мне не нравишься, — сказала она хрипловатым голосом.
— Я никогда не нравился тебе, — согласился он, не совсем отчетливо выговаривая слова.
— Я ненавижу тебя за то, что ты собираешься сделать с этим городом, со всем этим краем.
— Я знаю.
Он дотронулся губами до ее переносицы, до бровей, до хрупких изгибов век.
— Но теперь, когда появилась вероятность того, что фабрика может принадлежать мне, я поняла, как это все-таки ужасно — разочаровывать людей.
Рид попытался собраться с мыслями, чтобы понять, что она говорила, потому что он слышал только тихое журчание голоса, отголосок которого тихонько вибрировал у него в груди. Но вникнуть в смысл ее слов, одновременно стараясь утихомирить свою непокорную плоть, было совсем не просто.
— Правда? — переспросил он, испытывая неловкость от столь малосодержательного комментария.
— Но даже несмотря на то, что теперь нет никаких доказательств моей причастности к фабрике, ты не должен чувствовать себя ответственным за меня.
Рид отпрянул от нее и напряженным, испытующим взглядом посмотрел ей в глаза.
— Ты считаешь, что именно поэтому я и веду себя так?
Камми нахмурилась:
— Ты же сам сказал, что я могу сделать собственные выводы.
— Черт возьми.
Она выскользнула из его рук. Нет, она не отталкивала его и не вырывалась, да и он не выпускал ее, но только секунду назад они были рядом, а теперь — на расстоянии шести шагов.
— Этим и объясняется все, что ты делал, — сказала она и добавила: — И делаешь.
Он смотрел на нее в недоумении. Камми повернулась и направилась к дверям спальни. Она уже переступала через порог, когда Рид бросил ей вслед вопрос:
— Значит ли это, что ты отказываешься бороться со мной… из-за продажи фабрики?
Обернувшись, она улыбнулась ему одними губами.
— Ни в коем случае.
— Слава богу, — облегченно выдохнул он, — а то я уж было испугался за твое самочувствие.
Опираясь одной рукой о косяк двери, она взглянула на него через плечо.
— А теперь можешь отправляться домой.
— Ну разумеется, — насмешливо проговорил он с кривой улыбкой.
Что мелькнуло в ее глазах? Облегчение? Смирение? Он бы много дал, чтобы понять, что это было. Но Камми отвернулась быстрее, чем Рид успел ответить себе на этот вопрос, и скрылась во мраке комнаты.
Несколько бесконечно долгих минут Рид стоял на том самом месте, где она оставила его. Незаметно подкравшаяся дрожь вдруг с силой сотрясла все его тело, Рид даже почувствовал, как завибрировали его пятки. С трудом повернувшись, он, пошатываясь, словно пьяный, вышел из дома.
Оказавшись на улице, Рид дал глазам привыкнуть к темноте, потом медленно обошел вокруг дома и, убедившись, что Камми ничего не грозит, побрел к озеру. Подойдя к пристани, он остановился, набрал полные легкие прохладного ночного воздуха и стал смотреть на темную воду. По ее глади струилась серебристая лунная дорожка. Рид ступил на деревянный настил пристани, и сверкающий отблеск коснулся его кожи, словно ласкающая женская рука…
Нахлынули воспоминания, от которых невозможно было отделаться. Вон там, совсем рядом с причалом, он впервые попытался сократить дистанцию между собой и Камми. Ничего не вышло — он вел себя слишком агрессивно, слишком резко — просто-напросто находился в плену гормонов, которые моментально вскипали от малейшего прикосновения к женщине, которая ему нравилась. Рид поморщился: боже, до чего же он был тогда груб. Но детство прошло, и он уже не мальчишка. Но так ли это? Наверное, ему до сих пор не давал покоя тот промах, и он пытался каким-то образом загладить вину, по крайней мере, для себя самого. Наверное, он должен был что-то доказать себе. Чтобы нарывающая рана зажила, ее надо рассечь и выпустить гной.