Иларион (Алфеев) Духовный мир преподобного Исаака Сирина - Иларион (Алфеев)

В этом смысле вера предполагает возможность чуда, тогда как знание исключает эту возможность как не вмещающуюся в рамки естественных законов. Сверхъестественный и чудесный характер веры подтверждается опытом христианских мучеников и подвижников:

Ибо многие по вере входили в пламя, обуздывали сожигающую силу огня и невредимо проходили посреди его, и по поверхности моря шли, как по суше. А все это выше естества, противно способам знания… Эти способы знания управляли миром пять тысяч лет, или немного меньше, или больше, и человек никак не мог поднять голову от земли и осознать силу Творца своего, пока не воссияла вера наша и не освободила нас от тьмы земного делания… Нет знания, которое не было бы недостаточным, каким бы богатым оно нЬ стало. А сокровищ веры не вмещают ни небо, ни земля  [959].

Итак, «вера выше знания» [960] , заключает Исаак. Однако понятия веры и знания не являются взаимоисключающими. Напротив, знание приводит человека к порогу веры, и вера является завершением знания:

Само знание доводится до совершенства верой, и приобретает силу восходить ввысь, ощущать то, что выше всякого ощущения, видеть то сияние, которое неуловимо для ума и тварного знания. Знание есть ступень, по которой человек восходит на высоту веры, и когда достигает ее, уже более не нуждается в нем [961] .

Несмотря на такое подчеркивание превосходства веры над знанием, Исаак не был гносимахом, противником умственного развития, проповедником слепой и интуитивной веры. Он рассматривал путь восхождения к Богу не только как путь от знания к вере, но и как путь от веры к знанию. Понятия «веры» (haymanuta) и «знания» (idata) в первом и втором случае имеют разную семантическую нагрузку.

Когда Исаак говорит о преимуществе веры над знанием, он подчеркивает, что речь не идет только о вере как исповедании догматов: речь идет о вере как таинственном опыте встречи с божественной реальностью.

Мы имеем в виду, — пишет он, — не ту веру, какой человек верует в различие достопокланяемых Ипостасей божественной Сущности, в свойства Естества [962] и в чудное домостроительство по отношению к человечеству путем восприятия естества [963] , хотя и эта вера весьма высока. Но мы называем верой ту, что благодатью сияет в душе и свидетельством ума подкрепляет сердце… И вера сия обнаруживается не в приращении слуха ушей, но в духовных очах, которые видят сокрытые в душе тайны, невидимое и божественное богатство, сокровенное от очей сынов плоти и открываемое Духом питающимся от трапезы Христовой… И душа устремляется вперед, пренебрегая всякой опасностью в надежде на Бога, на крыльях веры возносится над видимой тварью и бывает всегда как тот, кто опьянен изумлением, в ее постоянном помышлении о Боге; и посредством простого и несложного видения и невидимых прозрений относительно божественного Естества ум привыкает к внимательному размышлению о сокровенности этого Естества [964] .

Таким образом, вера, о которой здесь идет речь, есть опытное богопознание, мистическое переживание божественной реальности, выражаемое в терминологии «видения», «прозрения» и «откровения». Такая вера выше любого рационального познания, так как выводит человека за его пределы. Термин «знание» в данном контексте означает ту «мудрость века сего», которая есть «безумие перед Богом» [965] . Это «мирское знание», уводящее человека от Бога и противоположное вере.

«Мирское знание» является первым видом знания из трех, описываемых Исааком. Оно способствует прогрессу цивилизации, науки и искусства. Это атеистическое знание, в центре которого стоит гордый человек, считающий себя властелином вселенной:

Когда знание следует плотскому вожделению, тогда сводит воедино следующие способы: богатство, тщеславие, убранство, телесный покой, заботу о словесной мудрости, годной к управлению миром сим и являющейся источником обновления в изобретениях, искусствах и науках… По этим отличительным чертам… знание становится противным вере. И оно называется голым знанием, потому что исключает всякую заботу о божественном и по причине преобладания тела вносит в ум неразумное бессилие, и вся забота его только о мире сем… Не Промыслу Божию приписывает оно управление миром, а все доброе в человеке… кажется ему следствием его собственной сообра¬зительности… В этом–то знании насаждено древо познания добра и зла, искореняющее любовь… В нем надмение и гордыня, потому что всякое доброе дело присваивает себе, а не приписывает Богу [966] .

Однако помимо «голого знания» есть еще христианский гнозис, характеризующийся стремлением познать Бога и приблизиться к нему посредством исполнения заповедей и различных форм подвижничества. Это вторая степень знания, свойственная религиозному человеку, который, однако, в своем восхождении еще не достиг совершенства. Находясь на этой степени, человек совершает «пост, молитву, милостыню, чтение божественных Писаний, разные добродетели», борется со страстями. Душевное знание способствует укреплению человека в вере, однако не является наивысшей формой знания: «Оно указывает сердцу стези, ведущие нас к вере, через него собираем мы напутствие к будущему веку. Но и здесь еще знание телесно и сложно» [967] . Высшей степенью знания, «степенью совершенства», является то, которое выходит за пределы рационального познания. Это знание имеет мало общего с мирской эрудицией, поскольку основывается не на чтении книг, а на проникновении в их смысл через аскетическую практику и богомыслие:

Одно — научение от книг [968] и знание, приобретаемое от изучения их, и другое — знание истины, содержащейся в книгах [969] . Первое обретает силу благодаря постоянному размышлению и труду в изучении, тогда как последнее — от исполнения заповедей и просветленного сознания, обращенного к Богу [970] .

Для того, чтобы приобщиться к духовному знанию, недостаточно читать творения святых Отцов: нужно на опыте познать то, о чем они писали. А опыт богопознания недоступен человеку без непосредственного воздействия Бога на его ум:

Есть много других — кто научились некоторым вещам, относящимся к знанию, написанным в книгах святых мужей… и предположили, что они на практике достигли духовного образа жизни (dubbara ruhana). Они не подумали о том, что это служение (pulhana) не познается людьми через словесное искусство или через образование или через учение. Тайны Божии познаются не благодаря чернилам и словам, но только если они посеяны Им в сердце через чудные прозрения о величии Его, воскипающие в глубинах чистого ума [971] .

Знание, о котором идет речь, поглощается мистическим опытом веры, чтобы потом воскреснуть в новом качестве:

Когда знание вознесется над земным… и начнет испытывать свои помыслы в том, что сокрыто от очей внутри… и прострется ввысь, и последует вере и заботе о будущем веке и в вожделении обещанного нам и в изыскании сокровенных таинств, тогда сама вера поглощает это знание и обращается и рождает его снова, так что всецело становится оно духом. Тогда может воспарять оно на крыльях в области бесплотных, касаться глубин неосязаемого моря, представляя в уме божественные и чудные действия правления в естествах существ мысленных и чувственных, и исследует духовные тайны, постигаемые мыслью простой и тонкой. Тогда внутренние чувства возбуждаются к духовному деланию сообразно состоянию, бывающему в той жизни бессмертия и нетления, потому что еще здесь таинственным образом оно приняло мысленное воскресение в истинное свидетельство о всеобщем обновлении [972] .

Таким образом, третья степень знания является тем высшим духовным состоянием, которое рождается от веры. Последняя есть путь к этому знанию. Истинное знание, достигнутое при помощи веры, оказывается противоположным «мирскому знанию»: последнее удаляет от Бога — первое приближает к Богу; последнее рационально — первое мистично; последнему свойственна гордость — первому смирение:

Знание истинное совершенствует в смирении душу тех, кто приобрел его, как усовершенствовало оно Моисея, Исаию, Давида, Петра, Павла и прочих святых, сподобившихся этого, по мере естества человеческого, совершенного знания. И в подобных сим святым знание их всегда поглощается необычайными созерцаниями, божественными откровениями, высоким созерцанием духовного, неизреченными таинствами, а свою душу они вменяют в прах и персть [973] .

Для святоотеческой традиции тройная классификация знания является традиционнной: Исаак ссылается на учение «Отцов» о естественном, противоестественном и сверхъестественном знании [974] . В соответствии с этой классификацией, противоестественным знанием следует считать атеистическое и уводящее от Бога, естественным — религиозное и ведущее к Богу, а сверхъестественным — мистическое и соединяющее с Богом.