В ад с «Великой Германией» - Ганс Рефельд

Мы узнаем нашего командира отделения. Он с трудом со стоном дошел до стула и облегченно опустился на него. Командир батальона спросил, что с ним, и отделенный ответил: «Я с пятью солдатами предпринял атаку, чтобы выкурить иванов из дома, однако они прочно закрепились там! Я был ранен из пистолета пулей в бедро. Все пулеметчики и один офицер убиты прямым попаданием из противотанкового орудия». Стало ясно, что русским все же удалось захватить один дом в деревне и теперь они будут брать один дом за другим. Контратака должна возобновиться. Командир 7-й роты хочет руководить ею. Спешно проводится подготовка. К вечеру с ним отправятся разведчики. Снаружи постепенно становится темнее. Время подходит к 18.00. Очень осторожно, так, чтобы русские его не заметили, сюда должен подойти связной. Вскоре прибывает один и затем другой. Они привозят нам боеприпасы! Двое саней, на которых они прибыли, возвращаются с ранеными и убитыми. И самое важное — батальон солдат уже на пути к нам! «Кто они такие?» — «Пехотный батальон фольксштурма, замечательные солдаты». В этих словах мы не видим ничего хорошего. Это всего лишь сапожники, портные, водители, вагоновожатые. Можно предположить и солдат других подобных специальностей. Впрочем, нам, в общем-то, безразлично, кого к нам присылают. Я посылаю Гюнтера (наблюдателя) к моим командирам отделения, для того чтобы информировать их о происшедшем в течение дня. Однако они приходят сами, так как отсиживались здесь поблизости в каком-то подвале пьяными в стельку. Знает кошка, чье мясо съела! Они появляются еще не окончательно протрезвевшими. При первой возможности я их сурово накажу. Не о чем и говорить. Обер-ефрейтор Ганс Эссер, который энергично поддерживает меня, построил моих оставшихся людей, приведя в состояние боевой готовности. На улице стало совершенно темно. Призрачный огонь от пожаров освещает всю деревню. Темные фигуры связных перемещаются от дома к дому. Русские время от времени совершают набеги на деревню, тогда раздаются взрывы даже ночью. Поэтому связные скрываются иногда в укрытие. Надо надеяться, что русские все же не покажутся этой ночью. Я смотрю на часы — 19.40. Теперь 7-я рота (т. е. то, что от нее осталось) должна начать запланированную контратаку на «русский дом». Я выхожу на улицу. Сверкают ясные звезды на небе. Очень холодно. В воздух поднимается зеленая осветительная ракета, и сразу же раздается разрыв связки ручных гранат (вокруг основной гранаты крепится примерно от четырех до пяти подрывных шашек, образуя связку). В ночи время от времени слышится пулеметная стрельба, короткая и неприцельная. Опять полетели гранаты и послышались крики «ур-ра!» Русские отвечают неистовым огнем, по меньшей мере, из четырех пулеметов. После того как первые снаряды противотанкового орудия начинают взрываться около дома, я ухожу в безопасное помещение. Но и здесь, в углу дома, с оглушительным треском взрывается граната! Усевшись у печки в относительной безопасности, я записываю в журнале боевых действий все, что произошло за прошедший день. В дом заходит солдат и спрашивает меня. Я отвечаю: «Я здесь. Что тебе надо?» — «Гренадер Блауэль, господин унтер-офицер, я ранен». Я высоко поднимаю свечу и смотрю на побледневшее лицо. Солдат улыбается мне. «Напичкан осколками, господин унтер-офицер!» Я спрашиваю, совсем ли ему плохо и может ли он еще курить. «Могу, только у меня нет больше курева». — «На, бери мои». Я даю ему три папиросы (марки «Чайка»), а сам закуриваю последнюю. Когда за ранеными пришлют сани, я постараюсь, чтобы его отправили с первой же партией. Мы смотрим друг другу в глаза: «Все будет хорошо, юноша!» Тут как раз подъезжают сани. Лошади тяжело сопят. Раненый исчезает в темноте ночи. Слабо стонут в санях тяжело раненные. Я стараюсь внушить им мужество. «Скоро вы будете в теплом и надежном месте, лежите спокойно». Те раненые, которые пока еще не имеют возможности выехать отсюда, лежа на полу, смотрят на нас боязливыми глазами: «Не оставляйте нас! Не забывайте!» Нашему командиру звонит командир полка и спрашивает, прибыло ли подкрепление. Он, конечно, не говорит прямым текстом, а употребляет известный нам код («Когда Христос явится с неба?»). Гюнтер, обращаясь ко мне, на это отвечает: «Господин обер-лейтенант, если иван слышит, то, конечно, листает немецкую Библию, чтобы понять наш разговор». Мы оба хохочем. Командир сообщает, что попутно с подкреплением к нам отправлены сани с боеприпасами и они уже должны быть у нас! А если прибыли, то где их разгружать. Мы получили 60 ящиков (три с ручными гранатами). Совершенно невероятно! Здесь также боеприпасы для крупнокалиберных пулеметов, ленты и револьверные пули. Мы должны взять также магазины для карабинов и ленты для пулеметов. Водители обоих грузовых автомобилей, стоящих пока в стороне, спрашивают, есть ли у нас канистры с бензином. Возчики только трясут головами. Я вызываю полк и спрашиваю, что делать с грузовиками без бензина? В это время снаружи раздался очередной взрыв. «Бух! Бумм!» Артиллерия русских снова в работе. Также и противотанковые орудия стреляют вовсю. Нам только этого не хватает сейчас — атаки русских. Я распределяю боеприпасы минометчикам и отправляю их всех четверых на огневые позиции. Мы собираемся вести заградительный огонь, однако уже и без нас пехота начала стрелять. Русские, готовящиеся к атаке, должны быть удивлены нашим огнем. Я слышу, как кто-то шепчет: «Алло, 8-я рота вызывает 7-ю „Великой Германии“». Приглушенным голосом отвечаю: «Я здесь. Здесь!» Ко мне подходят командир и взводный в расстегнутом мундире. Это командование прибывшего подкрепления. Слава богу, они прибыли, и я смогу выйти. «Здесь скоро начнется бой! — кричу я им. И добавляю: — Ну, раз вы пришли, тогда я иду в дом».

Подхожу к командиру батальона и докладываю: «Господин обер-лейтенант, отделение уже на месте. Господа прибыли!» Командир отделения и командир взвода останавливаются в прихожей. Батальонный встает с кресла и идет к ним, приветствует и говорит: «Прекрасно, Хиннерк. Хорошо, что вы пришли. Садитесь, пожалуйста!» Он подает обоим гостям руку. С легким поклоном они садятся за стол. Наш командир интересуется, какие у них силы, вооружение, сколько боеприпасов и каков моральный дух людей, откуда прибыли рядовые и т. д. Связной вновь прибывших объяснил, почему они ехали так медленно. Все новички — совершенно неприспособленные к боевым действиям люди (как об этом уже предупредил нас связной). Эти пехотинцы, старики и молодые, уже показали всю свою неорганизованность при малейшей опасности. Я не предвижу ничего хорошего от пополнения. Они сразу же заняли дома, в которых еще можно было укрыться. Хорошо еще, что деревня в наших руках. Командир сборного отделения говорит совершенно откровенно об этом «элитном подразделении». Он завидует нашему командиру, так как в его «прославленном» батальоне действительно воюет элита. Потом он вытаскивает бутылку водки из сумки и промывает горло. Малыш Фельдбермауер, идеальный связной, вынимает из сумки еще три бутылки водки! Господа пьют за наше военное счастье и благополучие. Наконец бутылка попадает к нам, унтер-офицерам и обер-фельдфебелям. Наш командир меняет ситуацию. Он рисует мелом на столе расположение домов в деревне и сообщает, что, «к сожалению, в одном из домов, здесь, внизу, засели русские. Мы дважды пробовали их уничтожить, но без боеприпасов нам так и не удалось подобраться к этим парням». Видно, что командир батальона очень сожалеет, что так и не удалось выкинуть Иванов из этого дома. Но он хочет как можно скорее закончить эту операцию. Я предлагаю открыть внезапный огонь из моих четырех минометов, благо боеприпасы получены, и занять этот «русский дом».