Врата в преисподнюю - Олег Бондарь

В основном же, преобладала некая томливая встревоженность. Нудная, словно зубная боль…

Я догадывался, что нечто весьма существенное выпало из моей памяти.

Возможно, провал когда-нибудь наполнится, как постепенно заполнялись иные чистые страницы. Может, ключик находится где-то совсем рядом и нужно только слегка поднапрячься, чтобы его найти?

Или, в крайнем случае, подзапастись терпением и ожидать…

Только, где его взять, терпение?

И сколько у меня осталось времени?

Успею ли я докопаться до сути прежде, чем безумие полностью завладеет моим разумом?

Молодая симпатичная официантка подошла поменять пепельницу. Она была одета в светлую свободную блузку и строгую черную юбку. На груди красовалась пластиковая бирка с именем. "Тамара" — от нечего делать прочитал я и поднял глаза выше.

Прическа у девушки была необычной. Длинные темные волосы спадали ниже плеч. На лбу они были стянуты пестрой широкой лентой…

Я содрогнулся. Именно так подвязывали волосы женщины в том, ином, мире…

Вероятно, изумление или даже испуг слишком явно отразилось на моем лице.

— Вам плохо? — участливо спросила официантка.

— Нет, ногу засидел… — придумал нелепое объяснение, которое вполне устроило девушку.

— Будете еще что-то заказывать?

Я заказал еще пиво.

Тамара молча удалилась, а я все никак не мог успокоиться. Сердце мое колотилось, словно задалось целью раздробить грудную клетку.

Совсем нервы никудышные стали…

Снова громко заиграла несносная музыка, и опять я вспомнил Татьяну.

Только на этот раз воспоминание не было приятным.

Ее образ явился ко мне, как олицетворение зла и коварства, и снова мороз пробежал по коже…

"Арена была небольшая, едва ли больше цирковой, зато амфитеатр вокруг нее был громадный. Высочайшей чашей он возносился над крохотным пятачком и был полностью заполнен безликой серой массой. Эта масса шумела, гоготала, проявляя свои эмоции, только я знал, что, пришедшие насладиться зрелищем, ровным счетом ничего не значили в моей судьбе. Так само, как и в своей тоже. Они были марионетками, бездумными роботами, над которыми всецело властвовали невидимые правители…

Однако, я ошибся, обозвав всю массу серой и безликой. Была группа людей, которая восседала отдельно, на лучших местах, отгороженных от остальных высокой каменной стеной и охраняемых воинами, вооруженными мечами и копьями. Местная аристократия, местные правители, если таким словом можно назвать не истинных властителей, а посредников между настоящими правителями и народом…

В привилегированной ложе я увидел Татьяну. Она сидела на одном из самых почетных мест, что красноречиво свидетельствовало о том, что в местном табеле о рангах она занимает высокое положение…"

Фантазия организаторов шоу не простиралась далеко. Все оказалось элементарно просто: мы впятером должны были противостоять пятерым аборигенам. Единственное отличие от спортивных состязаний — ценой нынешнему соперничеству была жизнь.

К счастью, обошлось без оружия, которым местные, наверняка, умели пользоваться лучше нас, и шансы как бы уравнялись.

Смертоубийства от нас также никто не требовал. Иначе, не знаю, чем бы все могло закончиться: ведь одно дело участвовать в привычном мордобое "стенка на стенку" и совсем иное — лишить кого-то жизни. Пусть даже во имя спасения своей…

Пребывая в полном неведении, я все время до начала состязания настраивал себя на то, что мне непременно придется кого-то убить. Однако своеобразная медитация не принесла желанного успокоения. Я, впрочем, как, наверное, и все в нашей компании, оказался слишком испорченным цивилизацией. Мне легче было смириться с возможностью собственной гибели, чем оправдать смерть иного человека от моей руки. Даже аргумент, что положение сложилось безвыходное и, что я вынужден буду защищаться, не смог меня убедить.

Мои друзья тоже чувствовали себя неважно, выглядели подавленными…

Сейчас же, узнав истинное положение вещей, все воспряли духом и оживились. У Федора лицо прям-таки расплылось в злорадной ухмылке. Еще бы, драться ему не привыкать, а аборигены, как и обещала Татьяна, оказались хилыми недоростками.

— Сейчас эти сосунки у нас попляшут…

Голос Федора не обещал ничего хорошего нашим противникам, а его боевой задор передался всем, разве что, кроме Ильи, который, сколько я его помнил, всегда избегал конфликтов и уж, тем более, потасовок. И, все же, его робкая покорность вряд ли могла стать обузой. Силы казались слишком неравными, чтобы всерьез опасаться из-за малодушия одного человека.

Как на боксерском ринге, ударил гонг, точнее, кто-то, невидимый нам, смачно шмякнул в бубон, и состязание началось. Правда, поняли мы это лишь, когда щупленькие соперники, словно неразумные цыплята, толпой набросились на нас, вероятно, посчитав, что, коль поступаются силой, возьмут натиском.

Расчет их оказался тщетным. Даже драки, как таковой, не получилось, сплошная пародия и издевательство.

Местных недоростков не нужно было бить в полную силу, они и так едва на ногах держались. Не знаю, что тому было причиной: истощение от голода (тонкая, казалось, прозрачная кожа едва покрывала их угловатые скелеты) или, может, нам довелось стать свидетелями завершающего периода вырождения нации?..

Тогда мне, конечно, было не до размышлений, хотя и делать особенно было нечего. Я даже не припомню, успел ли кого-нибудь ударить, ибо, мгновение спустя, все наши соперники, поверженные и жалкие, валялись в разных концах арены, а фермер и его дружки чуть ли не стонали от досады, что все так быстро закончилось.

Разочарование преобладало и в зрительном зале, ибо, прежде, чем раздались овации в нашу честь, по рядам пронесся глубокий вздох огорчения. Такой же, как и в боксерском зале, когда поединок, за право присутствовать на котором уплачены большие деньги, не оправдывает ожиданий и заканчивается слишком быстро.

Да и, кто победил?..

Присутствующим мы были глубоко параллельны. Они должны были ставить на своих соплеменников и, естественно, болеть за них.

После секундного разочарования, амфитеатр, все-таки взорвался рукоплесканиями и ликующими возгласами.

Мне даже стало жаль поверженных противников. Их ожидала незавидная участь.

Они проиграли, оказались слабее, и им теперь нет места среди равных. Жестокие варварские обычаи требуют избавляться от таких.

Те же обычаи, впрочем, не признавали и сильнейших: они опасны для общества. От них тоже нужно избавляться.