Лавка древностей. Том 1 - Чарльз Диккенс

Дѣло въ томъ, что лучшимъ украшеніемъ школы, такъ сказать, ея перломъ, считалась дочь нѣкоего баронета, настоящаго баронета. Эта барышня, вопреки всѣмъ законамъ природы, была нехороша собой и лишена всякихъ способностей, тогда какъ сиротка была очень хорошенькая, стройная и чрезвычайно талантливая дѣвушка. Эта несправедливость можетъ показаться невѣроятнымъ, но она существовала на самомъ дѣлѣ. И вотъ миссъ Эдвардсъ, внесшая лишь ничтожную сумму при поступленіи въ пансіонъ — каковая сумма была давнымъ-давно истрачена — ежедневно во всемъ заслоняла собой дочь богатаго баронета, не смотря на то, что эта аристократка училась всѣмъ обязательнымъ и необязательнымъ предметамъ — вѣрнѣе, ей старались ихъ вдолбить — и платила за свое содержаніе вдвое больше, чѣмъ остальныя воспитанницы. Стало быть, она ни во что не ставила честь и репутацію заведенія! Вотъ почему начальница и не взлюбила бѣдную миссъ Эдвардсъ, которая была въ полной зависимости отъ нея, и не пропускала случая уколоть ее, какъ мы только что видѣли.

— Миссъ Эдвардсъ, вы сегодня не пойдете гулять вмѣстѣ съ другими воспитанницами. Отправляйтесь сейчасъ въ вашу комнату и не смѣйте безъ позволенія выходить оттуда, строго приказала начальница.

Бѣдная дѣвочка поспѣшила исполнить приказаніе, но пронзительный крикъ миссъ Монфледерсъ заставилъ ее вернуться.

— Она смѣла уйти, не сдѣлавъ мнѣ поклона, прошла мимо, какъ будто меня здѣсь и не было! кричала та, закатывая глаза къ небу.

Дѣвушка подошла и сдѣлала реверансъ. Нелли видѣла, съ какимъ трогательнымъ протестомъ противъ такой несправедливости миссъ Эдвардсъ подняла свои темные глава на начальницу, но та только покачала головой, и тяжелыя ворота закрылись для молодой дѣвушки, у которой сердце разрывалось отъ горя и обиды.

— А ты, дрянная дѣвчонка, обратилась она къ Нелли, — скажи своей хозяйкѣ, что если она еще разъ осмѣлится прислать мнѣ свои афиши, я буду жаловаться въ полицію и добьюсь, что ее посадятъ въ колоду, отстегаютъ плетью или заставятъ придти просить у меня прощенія въ одной сорочкѣ, а тебѣ, голубушка, не миновать исправительнаго дома, если ты только сунешься сюда. Ну, дѣвицы, идемте гулять.

Воспитанницы выстроились попарно, и процессія длинной вереницей двинулась впередъ. У всѣхъ барышень, какъ мы уже сказали, были въ рукахъ зонтики и раскрытыя книжки. Миссъ Монфледерсъ подозвала къ себѣ дочь баронета, чтобы та своимъ присутствіемъ успокоила ея взволнованныя чувства, а учительницы, ненавидѣвшія другъ друга — теперь уже онѣ смотрѣли на начальницу не съ улыбкой, а лишь съ выраженіемъ участія — должны были идти сзади, рядышкомъ и, разумѣется, во время этой вынужденной совмѣстной прогулки ихъ взаимная антипатія еще болѣе обострилась.

XXXII

Я не берусь описать гнѣвъ, овладѣвшій м-съ Джарли, когда Нелли разсказала ей объ угрозахъ содержательницы пансіона. Слыханное ли дѣло, чтобы ее, единственную въ своемъ родѣ м-съ Джарли, любимицу высокопоставленной публики, выставили на позоръ передъ толпой, на посмѣяніе уличнымъ мальчишкамъ, стегали бы плетью, чтобы съ нея сняли ея великолѣпный чецецъ, которому сама лордъ-мэрша могла бы позавидовать, и надѣли бы на нее бѣлую рубашку! И эта дерзкая миссъ Монфледерсъ осмѣлилась хотя бы только представить въ своемъ воображеніи такую унизительную картину!

— Мнѣ кажется, что я способна потерять вѣру въ Бога! воскликнула она въ порывѣ гнѣва, чувствуя, что не въ силахъ отмстить врагу.

Но вмѣсто того, чтобы предаваться грѣховному унынію, она достала соблазнительную фляжку, велѣла разставить стаканы на своемъ любимомъ барабанѣ, собрала вокругъ себя всѣхъ своихъ вѣрныхъ домочадцевъ и, опустившись въ кресла, нѣсколько разъ, слово-въ-слово, передала имъ все то, что слышала отъ Нелли. Исполнивъ эту печальную обязанность, она, съ отчаяніемъ въ голосѣ, попросила ихъ выпить, и съ ней сдѣлалось что-то въ родѣ истерическаго припадка: она и смѣялась, и плакала, и подносила къ губамъ стаканъ съ жизненнымъ эликсиромъ; опять смѣялась, плакала и отпивала изъ стакана, пока нервы ея мало-по-малу не успокоились и она ужъ больше не плакала и не сердилась, а только смѣялась надъ «глупой миссъ Монфледерсъ», ставшей теперь всеобщимъ посмѣшищемъ.

— Еще неизвѣстно, кто изъ насъ одержитъ верхъ! воскликнула м-съ Джарли. — На словахъ-то мы всѣ хороши! На словахъ и я могу упечь въ тартарары или посадить въ колоду. Ей-то еще больше будетъ сраму, чѣмъ мнѣ. Въ сущности все это выѣденнаго яйца не стоитъ.

Придя къ этому благопріятному заключенію, чему не мало способствовали односложныя философскія замѣчанія Джорджа, она стала утѣшать Нелли и просила ее, какъ объ особомъ для себя одолженіи, до конца дней своихъ смѣяться и только смѣяться, вспоминая о миссъ Монфледерсъ.

Вотъ чѣмъ разрѣшился весь гнѣвъ м-съ Джарли. Солнце не успѣло скрыться за горизонтомъ, какъ она уже забыла о нанесенномъ ей оскорбленіи и вошла въ свою обычную колею. Къ сожалѣнію, нельзя того же сказать о Нелли. У нея были болѣе серьезныя причины горевать и отчаяваться, и ей не легко было успокоиться.

Въ этотъ же вечеръ дѣдушка ея, какъ она и предвидѣла, ускользнулъ изъ дому и вернулся поздно ночью. Измученная и душой, и тѣломъ, она не ложилась спать, поджидая его и считая минуты. Наконецъ, онъ явился убитый, безъ гроша денегъ, но болѣе чѣмъ когда либо ослѣпленный своей страстью.

— Дай мнѣ денегъ, требовалъ онъ глухимъ голосомъ, прощаясь съ внучкой, — мнѣ нужны деньги. Современемъ я ихъ возвращу тебѣ сторицей, а пока ты должна давать мнѣ все, что получаешь. Я прошу не для себя, а для тебя. Не забывай, Нелли, все для тебя, для одной тебя!

Что оставалось дѣлать бѣдной дѣвочкѣ, какъ не нести ему весь свой заработокъ! Она каждую минуту боялась, чтобы дѣдъ не обокралъ ихъ благодѣтельницу, и не знала, на что рѣшиться. Если она его выдастъ, его примутъ за сумасшедшаго и упрячутъ куда нибудь. Если она не будетъ давать ему денегъ, онъ самъ постарается ихъ добыть. А между тѣмъ, снабжая его своими послѣдними трудовыми грошами, она только разжигала его страсть, которая могла въ конецъ его погубить. Всѣ эти душевныя волненія и страхъ за дѣда, — все равно уходилъ ли онъ изъ дома или былъ на глазахъ, — становились не подъ силу дѣвочкѣ, тѣмъ болѣе, что ей не съ кѣмъ было подѣлиться своимъ горемъ и опасеніями, и отзывались на ея здоровьѣ. Краска сбѣжала съ ея лица, глаза потускнѣли, на сердце камень навалилъ. Недолго пришлось ей отдыхать: вернулись прежнія мученія, еще съ большей силой осждая ее и днемъ, и ночью.

Нѣтъ ничего удивительнаго, что среди такого горя, такого сердечнаго одиночества, она часто вспоминала о прелестной миссъ Эдвардсъ. Правда, она видѣла ее всего двѣ-три минуты, но достаточно было ничтожнаго проявленія симпатіи со стороны молодой дѣвушки, чтобы Нелли казалось, будто она многіе годы пользуется ея расположеніемъ. Она мечтала о томъ, какъ хорошо ей жилось бы, если бы у нея былъ такой другъ, какъ миссъ Эдвардсъ, которому она могла бы открыть свою душу, какъ она была бы счастлива, если бы, по крайней мѣрѣ, могла слышать ея голосъ; но затѣмъ ее брало сомнѣніе: приняла ли бы та ея дружбу? и ей хотѣлось быть лучше не такой бѣдной, ничтожной дѣвочкой, какой она себя считала, она чувствовала, что между ними непроходимая пропасть, и мечты ея разлетались въ прахъ.

Наступили каникулы. Занятія въ школахъ прекратились. Большинство учащихся разъѣзжались по домамъ. Сама содержательница пансіона, миссъ Монфледерсъ, если вѣрить слухамъ, наслаждалась въ Лондонѣ всѣми удовольствіями и пожирала сердца ловеласовъ среднихъ лѣтъ, но о миссъ Эдвардсъ никто ничего не говорилъ, никто не зналъ, осталась ли она въ пансіонѣ или тоже уѣхала, если только ей было куда ѣхать. Какъ-то разъ вечеромъ, когда Нелли, возвращаясь съ своей уединенной прогулки, проходила мимо гостинницы, у подъѣзда остановился дилижансъ, и она видѣла, какъ маленькая дѣвочка, спустившаяся, съ помощью кондуктора, съ имперіала, бросилась въ объятія поджидавшей ея пріѣзда миссъ Эдвардсъ. Это была, какъ потомъ говорили въ городѣ, ея маленькая сестра, которую она не видѣла въ продолженіе пяти лѣтъ. Дѣвушка во всемъ себѣ отказывала, чтобы сколотить деньжонокъ и выписать сестренку къ себѣ на праздникъ. Эта радостная встрѣча двухъ сестеръ несказанно взволновала Нелли. Онѣ отошли немного въ сторону, такъ какъ толпа, по обыкновенію, обступила карету, и, обнявшись, рыдали отъ радости. Стоило только взглянуть на ихъ взволнованныя лица, на ихъ простенькія платьица, на маленькую дѣвочку, пріѣхавшую издалека безъ провожатаго, чтобы понять грустную исторію этихъ дѣтей.

Когда онѣ немного успокоились, онѣ взялись за руки и, прижимаясь другъ къ другу, пошли по улицѣ.

— Да ты мнѣ скажи по правдѣ, совершенно ли ты счастлива, спрашивала дѣвочка старшую сестру, когда онѣ проходили мимо Нелли.

— Теперь я совершенно счастлива, отвѣчала та.