Фавориты Екатерины Великой - Нина Соротокина

Можно себе представить реакцию на этот сыр-бор самого князя Таврического. Он не стал ни объяснять, ни оправдываться. Более того, он уехал из Петергофа в Петербург, где все дни проводил у Нарышкиной за картами, пьянством и весельем. Здесь и двор растерялся, и иностранные министры не знали, как себя вести: кто главнее — Потёмкин или Ермолов? Сегюр сам поехал к Потёмкину увещевать его, дабы тот умерил гордость и объяснился с императрицей.

«— Как! И вы тоже хотите, чтобы я склонился на постыдную уступку и стерпел обидную несправедливость после всех моих заслуг? Говорят, что я себе врежу; я это знаю, но это ложно. Будьте покойны, не мальчишке свергнуть меня: не знаю, кто бы посмел это сделать.

— Берегитесь, — сказал я, — прежде вас и в других странах знаменитые любимцы царей говорили тоже: „Кто смеет?“ Однако после раскаивались.

— Мне приятна ваша приязнь, — отвечал мне князь. — Но я слишком презираю врагов своих, чтоб их бояться».

Далее Сегюр пишет, что гроза над Потёмкиным сгущалась, уже Ермолов принял участие в управлении банка вместе с графами Безбородко, Шуваловыми, Воронцовым и Завадовским. «Наконец повестили об отъезде Потёмкина в Нарву. Родственники потеряли всякую надежду; враги запели победную песнь; опытные политики занялись своими расчётами; придворные переменяли свои роли».

И вдруг известие — Потёмкин, как всегда, победил, а «Ермолов получает 130000 рублей, 4000 крестьянских душ, пятилетний отпуск и возможность ехать за границу». По другим источникам, «отпуск» был трёхгодовым, о количестве подаренных денег тоже пишут по-разному. Не суть важно. В июне 1786 года с рекомендательными письмами от Безбородко Ермолов отбыл в Германию. Из Германии он направился в Италию. Россия уже вступила во вторую турецкую войну, а он спокойно рассматривал полотна Рафаэля и Тициана.

Вернувшись в Россию, Ермолов какое-то время жил в Москве, но потом заскучал и опять уехал в Европу, видимо, ему там больше понравилось. В Австрии, близ Вены, он купил себе поместье Фросдорф, где и дожил благополучно до 81 года.

Потёмкин и Новороссийский край

После Кучук-Кайнарджийского мира при дворе султана царило уныние, флот был разбит, долги непомерные, армия в беспорядке. Любое государство тяжело переносит поражение в войне. В голове Екатерины ожили старые планы. Сейчас ей казалось, что турок можно взять голыми руками, а Потёмкин с его гигантоманией очень поддерживал императрицу в этом стремлении.

В 1779 году у Екатерины родился второй внук. Мальчика нарекли Константином, и не случайно. У него была греческая кормилица, даже для детских игр ему подбирали мальчиков из греков — играй, а заодно учи язык. По замыслу Екатерины, Константин должен был окончить дело Петра Великого — установить господство на Чёрном море, а также осуществить планы Великой бабушки — освободить страждущих от гнёта турок христиан. Правда, освобождать будет тоже бабушка, она же создаст на освобождённых землях новое государство Дакию, в которую войдут Молдавия, Валахия и Бессарабия. А там, глядишь, и Константинополь будет взят, а на престол посажен новый государь — великий князь Константин Павлович. Турки владеют Константинополем без малого 350 лет, владеют незаконно, и пора прекратить это безобразие. Планы эти были вполне серьёзны. Недаром во время известного путешествия с Екатериной в 1787 году австрийский император Иосиф II от изумления открыл рот, когда увидел надпись над аркой где-то в Крыму: «Вперёд в Византию!»

Интрига для осуществления этого плана начала завязываться ещё в 1781 году, когда Екатерина заключила тайный договор с Иосифом II. Безбородко, именно в это время началась его блестящая карьера, строчил докладные записки, Потёмкин подкидывал новые идеи. И вот уже два императора, Екатерина и Иосиф, делят шкуру неубитого медведя. Австрийский император затребовал много земель, он хотел «округлить свою империю», а для этого ему было мало Белграда, Хотина, твёрдых, принадлежащих Венеции земель и т. д., он ещё хотел отщипнуть могучий кусок от существующей только на бумаге Дакии. Екатерина на этом фоне выглядела почти бессребреницей, она претендовала только на Очаков и один-два острова в Греческом архипелаге для безопасности нашей торговли, но главной задачей считала целую и неделимую Дакию.

В общем, пока не договорились, обиженный Иосиф написал Екатерине, что, пожалуй, пока рано воевать с Турцией, пока надо все спорные вопросы снимать мирным путём. Союзника в этом огромном предприятии Екатерина пока не нашла и решила довести до конца уже начатое дело — решить вопрос с Крымом.

Крым с Шагин-Гиреем на престоле формально был независим, но отношения шаха с местным населением — крымцами — были крайне напряжённые. На полуострове было полно русских солдат, обеспечивающих ему власть, уже возникла «русская партия», которая просилась под крыло России. Идеологом «русской партии» был Потёмкин, о чём свидетельствует его активная переписка с императрицей. В конце концов, Шагин-Гирей уступил свои права Екатерине, и указом от 8 апреля 1783 года Крым стал провинцией России. Свершилось! В результате этой акции Потёмкин получил титул светлейшего князя Таврического.

С приобретением Крыма деятельность Потёмкина вошла в новую фазу. Теперь Новороссийское наместничество стало для него поистине краем обетованным. Кроме освоения и заселения этих земель, он должен был создать здесь сильную армию и флот. На берегу Днепра он решил заложить город Екатеринослав, полноценный город с большим населением, мануфактурами, фабриками, административными зданиями, школами и театром. Потом он пригласит для работы знаменитого архитектора Казакова (чувствуете размах!), но тот откажется, ссылаясь на занятость. А пока надо обезопасить новые земли от нападения неприятеля, для этого укрепить армию и построить черноморский флот. Турецкой деревушке Ахтиар предстояло стать Севастополем, а бухте Ингул превратиться в город Николаев с огромной верфью.

Перестройку армии он начал, казалось, с малости — с изменения солдатской формы. Уже весной 1783 года, занимая пост вице-президента Военной коллегии (при Александре I коллегии переименовали в министерства), Потёмкин подал Екатерине записку, в которой говорилось о переустройстве в армии. В первую очередь речь шла об одежде, которая хороша для парадов, но в которой нельзя воевать. Все эти парики с буклями и косицами, узкие неудобные мундиры, подвязки, белые лосины, требующие постоянной стирки, узкие, тесные сапоги были истинным наказанием для солдат: поддерживать в надлежащем порядке трудно и надевать долго. «Всяк должен согласиться, что полезнее голову мыть и чесать, нежели отягощать пудрой, салом, мукой, шпильками, косами. Туалет солдатский был таков, что встал, то готов».