Вуайерист (ЛП) - Коул Фиона

— Кэллум, — прошептала она. — Да.

Я запечатлел ещё несколько отчаянных поцелуев на её губах, но затем остановился, чтобы отодвинуться и просто обнять её. Она была такой красивой и такой полной жизни. То, как Оклин смотрела на меня снизу-вверх, её глаза остекленели от страсти и желания, в них таилась искра чего-то ещё, и я хотел знать. Я открыл рот, чтобы спросить, но замер, задаваясь вопросом, скольких ещё она одаривала таким взглядом. Джексона? Кто-нибудь за стеклом просил, чтобы исполнитель смотрел на стену, чтобы они смогли ощутить себя более причастными к сценарию?

Я наклонился, чтобы снова поцеловать её пытаясь стереть эти мысли из своей головы, но они стучали в моей голове, как барабаны, и я не мог от них избавиться, как бы сильно ни старался. И, словно жаждущий наказания, как будто того, что она тут работала, было недостаточно, я всё равно спросил.

Прижавшись губами к её губам, я отстранился ровно настолько, чтобы спросить:

— Ты с кем-нибудь что-нибудь делала? — мысль о том, что Джексон даже притворялся, что прикасается к ней, вызвала ярость, вскипевшую в моей крови.

Оклин перестала целовать меня, целиком и полностью отстранилась. Она даже не смотрела мне в глаза, и я приготовился к худшему. Я приготовился к «да».

— Нет, Кэл. Я отклонила все запросы.

Я хотел улыбнуться её ответу. Чувство эйфории охватило меня, и мои губы дёрнулись, чтобы показать моё удовольствие. Однако её страдальческое выражение лица остановило улыбку. Она отвела взгляд не потому, что боялась признать, что что-то натворила. Она отвела их, потому что ей было стыдно даже за то, что она должна была мне что-то объяснять. Я заставил её почувствовать это. Я заставил её опустить глаза и ссутулить плечи из-за моей собственной неуверенности. Я сделал это с ней, и это было едва ли не больнее, чем мысль о том, что она была с другим мужчиной.

— Я работаю в баре. В дополнение к оплате, почти каждый вечер я могу просто заработать наличные, потому что скоро мне нужно заплатить за учёбу.

— Позволь мне заплатить за неё, — это сорвалось с моего языка и повисло между нами. Я не планировал этого говорить, даже не думал об этом раньше, но я хотел облегчить ей жизнь. — Позволь мне оплатить её до конца года.

Я хотел помочь, и это казалось такой идеальной беспроигрышной ситуацией. Ей больше не нужно было бы здесь работать, и я бы оплачивал её счета.

Для Оклин это стало неправильным предложением. Её голова дёрнулась в мою сторону, а губы скривились от отвращения.

— Что? Нет!

— Пожалуйста, Оклин.

Почему она не позволила мне сделать это для неё? Почему она была такой чертовски упрямой?

— Ни в коем случае.

Она спрыгнула со стола и отошла от меня. Я наблюдал, как её спина удаляется всё дальше и дальше. Я оглядел комнату сквозь стеклянную стену и представил, что какой-то другой человек наблюдает за ней. Я представил, как они дрочат или занимаются сексом, наблюдая, как Оклин трахает себя. Каждая мысль всё нарастала и нарастала сильнее, всплывая на поверхность, умоляя меня ослабить давление, полностью потерять контроль.

— Оклин.

— Нет, — она посмотрела на меня жёстким взглядом. — Ты ни за что не будешь платить.

— Ты позволишь какому-то незнакомцу оплачивать твоё обучение, наблюдая, как ты занимаешься сексом, но не мне?

Голова Оклин дёрнулась назад, как будто я физически ударил её, её челюсть отвисла в шоке.

— Я для тебя что, проститутка? Ты хочешь заплатить мне за секс?

— Нет, — прорычал я, злясь, что она так это восприняла. — Я просто терпеть не могу, что другие люди делают это.

— Я не трахаюсь за деньги! — закричала она. — И я, чёрт возьми, уверена, что мне не нужны твои деньги, потому что мы трахаемся.

— Действительно большая разница, — сказал я, мой тон сочился сарказмом. И даже мои собственные внутренности скрутило от отвращения к моим словам. Что, блядь, я делаю — что говорю? Закрыв глаза, я покачал головой и понял, что переступаю черту, одна нога уже свисает с обрыва. Мой страх потерять контроль и причинить ей боль занял всё место, и я ничего не сделал, чтобы остановить это.

Это было похоже на то, что осознание того, как близко я к краю, отбросило меня на несколько шагов назад, как будто это прочно удерживало обе ноги на безопасной грани потери контроля, и я попытался прийти в себя. Я попытался всё исправить, но, когда открыл глаза, чтобы посмотреть на Оклин, её лицо было искажено болью, которую я в неё вложил.

— Пожалуйста, Оклин, — умолял я, хотя чувствовал, что уже проиграл битву. — Я знаю, что ты сильная и гордая. Я знаю, что ты можешь справиться со всем сама, но ты не обязана этого делать. Позволь мне помочь.

У неё задрожал подбородок, и она покачала головой.

— Не могу.

Гнев бурлил, но достаточно слабо, чтобы я осознавал его и то, как легко было выплеснуть его наружу. Но всё же достаточно, чтобы это напомнило мне о вреде, который я мог причинить, и это поразило меня. Как удар кувалдой в грудь, это поразило меня.

— Я тоже не могу.

Её подбородок в шоке опустился, глаза расширились, и она быстро заморгала, пытаясь изменить картинку перед собой. Мне пришлось стиснуть зубы, когда слёзы застилали её глаза и скапливались на нижних веках, прежде чем упасть, оставляя серебристые дорожки на её щеках, которые мне так хотелось стереть.

— Кэллум… — её слова оборвались сдавленным шёпотом.

Она была так красива, а я продолжал вспоминать, как мой вопрос заставил её почувствовать стыд и смущение. Я продолжал вспоминать боль на её лице, когда оскорбил её, превратив в проститутку. Вспоминая, как легко меня победил гнев и изменил то, как она смотрела на меня. Я не мог так поступить с ней.

— Окл… — её имя застряло у меня в горле, и мне пришлось прочистить его и попробовать снова. — Оклин, ты для меня весь мир. Ты дала мне видение будущего, которое я и не думал, что у меня когда-либо будет, которого, как думал, я не достоин. Ты так молода, так полна жизни, и мне посчастливилось, что ты разделила её со мной. Когда я смотрю на тебя, мой мир кажется более правильным, я чувствую себя более умиротворённым, чем за последние годы. Когда я смотрю на тебя и вижу, как ты смотришь на меня, я чувствую себя кем-то другим. Кем-то нормальным, у кого будет нормальное будущее. Мне хорошо, когда ты смотришь на меня, — проводя языком по пересохшим губам, я изо всех сил пытался выдавить правду. — И, если мы продолжим в том же духе, это всё исчезнет.

Она покачала головой, не понимая меня. Как я мог признать, как низко я пал? С трудом сглотнув, я провёл рукой по волосам, уставившись в пол.

— Моя неуверенность из-за того, что ты работаешь здесь, моя ревность сказывается на мне. Я… я стал больше пить. Вообще-то, очень много. Я знаю, ты видела, как я выпивал, но это гораздо больше, чем то. Я чувствую, что моё терпение иссякает всё быстрее, контроль, над которым я с таким трудом работал, ускользает у меня между пальцев, как песок, и я едва держусь, — я широко развёл руки, представляя ей эту ночь. — Я имею в виду, чёрт возьми. Посмотри, что только что произошло. Посмотри, что я тебе сказал. Я не могу продолжать делать это только для того, чтобы уничтожить тебя. Я знаю, что это не навсегда, но я не могу ждать и уничтожить нас в процессе. Как мы оба будем выглядеть в конце? Останутся лишь фрагменты того, кем мы были вначале?

— Кэллум, мы можем это сделать. Мы можем сделать так, чтобы всё получилось. Обещаю, мы найдём способ, — умоляла она меня, подходя и обхватывая мои руки своими. Мягкое тепло её кожи потрясло меня, поднимаясь вверх по рукам, пытаясь заставить моё сердце биться, но оно казалось пустым, как будто лежало там бесполезное, умирающее. Её глаза засияли ярче от слёз, вызвав искру в моих собственных. Комок, застрявший у меня в горле, вырвался на свободу, и влага потекла из моих глаз. У меня зачесался нос, и я возненавидел себя за то, что не смог оказаться сильнее. Что я просто не смог проконтролировать свои эмоции.