Секунда между нами - Стил Эмма

Мама колеблется.

– Дженни, мне тогда было так плохо, – объясняет она. – Я была не в своем уме.

Дженн делает глубокий вдох:

– Мама, что ты сделала с деньгами?

Мэриан морщится:

– Я пошла к независимому финансовому консультанту, чтобы посоветоваться и понять, как поступить с деньгами. И он предложил вложить их в один фонд, сказал, что так можно удвоить сумму. Мне тогда было очень грустно, и я не обдумала все как следует. Я решила, что так будет лучше. Но когда отправила ему деньги, он просто исчез. Я пыталась его выследить, но он как сквозь землю провалился. Конечно, я хотела все тебе рассказать, но ты тогда была еще слишком маленькой, поэтому…

– Поэтому ты просто убедила меня, что папе на нас плевать. Плевать на меня.

– Дженни, прости меня, – говорит Мэриан и тянется к руке Дженн. – Обо всем этом так тяжело вспоминать. После всего, что он сделал…

Дженн убирает руку.

– Мне надо пройтись, – произносит она и быстро встает со стула.

Мэриан плачет.

– Дженни, я…

– Дай мне немного времени, – говорит Дженн будто в пустоту.

Она поворачивается и направляется к воротам. Я иду следом.

Сказанное Мэриан просто не укладывается у меня в голове. Я бы на месте Дженн уже давно спятил. Ей лгали много лет, причем собственная мать. Все это время Дженн думала, что отец просто бросил их, ушел не обернувшись. Но это – не так. Он позаботился о том, чтобы с ними все было в порядке.

Какая-то бессмыслица.

Дженн бродит по окрестностям, по улицам, откуда открывается вид на залив и бьющиеся о берег волны, по крутым холмам, спускаясь с которых она бежит трусцой, словно горная коза. Время от времени накрапывает дождь, и мы оба промокли. Но я не отхожу от нее ни на шаг.

В конце концов мы возвращаемся туда, откуда пришли. Ее мать все еще сидит в саду. Увидев Дженн, поднимающуюся по дорожке, она вскидывает голову и встает.

– Дженни, – говорит она, когда дочь подходит ближе, – прости меня, пожалуйста. Я должна была сказать тебе раньше, но чем больше времени проходило, тем труднее становилось обсуждать все это.

Дженн останавливается и замирает.

– Нет, – отчеканивает она. – Трудно – это когда тебе тринадцать, а твой отец бросает тебя без всяких объяснений. Трудно присматривать за матерью, когда и без того забот хватает. Трудно учиться в школе и работать на двух работах, чтобы ты могла спокойно заниматься своим рисованием. А потом ты просто ушла. Ты бросила меня.

Ее мать ошарашена. И я совсем не удивлен, – Дженн никогда не разговаривала с ней в таком тоне.

– Дженни, но мы же виделись иногда.

– Только если я на этом настаивала, – уточняет Дженн. – Ты хоть понимаешь, что из-за этого я чувствовала себя нелюбимой? Из-за того, что собственная мать не желает меня видеть?

– Все было не так, – бормочет Мэриан, мотая головой.

– Ну, тогда скажи мне, как все было?

Мама открывает рот, чтобы ответить, но не произносит ни слова.

Дженн кивает, словно получила подтверждение своих слов.

– Я лучше пойду собирать вещи. Через час еду в аэропорт.

И она направляется к двери на кухню.

– Не уезжай, – говорю я.

Она резко оборачивается и упирается в меня взглядом. Я холодею. Дженн перепугана до смерти. Идиот. Я ведь знаю, что так делать нельзя. Знаю, что не должен с ней разговаривать. Но не смог сдержаться – хотел, чтобы она продолжила говорить и, может, выдала свою тайну.

Потому что у меня появилась идея.

На ленте выдачи багажа появляется ее рюкзак, и Дженн протискивается между людьми, чтобы взять его. Одним быстрым движением она подхватывает рюкзак и закидывает за спину. Подняв голову к серому небу в огромных окнах аэропорта, она делает глубокий вдох. Вот и все. Снова Эдинбург.

Она направляется к выходу и улыбается, слыша знакомый шотландский акцент. Но когда она подходит к двери и видит людей, столпившихся по другую сторону, – отцов, матерей, братьев и сестер, друзей, – у нее сводит живот. Никто не встречает ее. Нет никакого Робби с улыбкой до ушей.

На самом деле это глупо. Хилари встретила бы ее, если бы не работала сегодня. А вообще, ей никто не нужен. Она способна сама о себе позаботиться.

К тому же, прежде чем покинуть аэропорт, ей надо сделать одну важную вещь.

Она бодрым шагом направляется в кофейню, в которой они заранее договорились встретиться кое с кем. Даже здесь, в здании аэропорта, холодно, и Дженн обхватывает себя руками. На ней надета куртка, которую она купила в Корнуолле, когда они с мамой зашли в какой-то магазинчик в Сент-Айвсе. Но куртка явно была рассчитана на английскую зиму, а не на шотландскую.

Мама. Дженн было неприятно из-за того, что они так расстались, но впервые в жизни у нее не возникло отчаянного желания все исправить. Она могла бы простить мать за ошибку с деньгами, но не за молчание и ложь. Почти всю жизнь она искренне верила, что отцу на нее плевать.

Она входит в кофейню, ищет пустой столик. Смахнув с деревянной столешницы крупинки сахара, она нервно вздыхает. Заказать кофе или подождать? Ведь вкусы могли измениться. Но в конце концов она все-таки заказывает два американо. Несмотря на то что они во многом так не похожи друг на друга, есть вещи, которые останутся общими навсегда.

Усевшись за столик, Дженн краем глаза замечает быстро приближающуюся фигуру. Массивные ботинки, короткая юбка, колготки с блестками, куртка-бомбер.

Они встречаются глазами и улыбаются.

Кэти.

– Дженни! – вскрикивает Кэти, подскакивает к ней и целует в обе щеки на французский манер, не касаясь губами. От нее пахнет дорогими духами. – О боже! Я так рада тебя видеть!

– И я рада тебя видеть, – отвечает Дженн, и ее сердце на самом деле переполняет радость.

Кэти садится, смотрит на кофе перед собой и хихикает.

– Это ведь для меня?

– Конечно, для тебя.

– Merci beaucoup![55]

Когда Кэти с наслаждением делает глоток, Дженн инстинктивно чувствует: она правильно сделала, решив встретиться с подругой детства после всех странствий. Оказалось, они обе прилетели сюда утренними рейсами: Кэти из Парижа, Дженн из Корнуолла, – и встреча в аэропорту была словно предназначена судьбой. Не стоит откладывать на другой раз то, что может никогда не произойти.

Связаться с Дунканом тоже было отличной идеей. Все-таки никогда не поздно сделать первый шаг.

Нужно пытаться, пока ты еще можешь что-то сделать.

– Ну, рассказывай, как ты? – спрашивает Кэти, с любопытством поглядывая на рюкзак Дженн. – Или лучше спросить: где ты была?

– Ой, в разных местах.

Кэти приподнимает бровь, и Дженн не может удержаться от улыбки. Если бы она только знала.

– Ты торопишься или у тебя есть немного времени?

У Кэти моментально загораются глаза, она улыбается.

– Есть-есть, – кивает она. – У меня есть время.

Через час у Дженн от смеха начинают болеть скулы.

– Такое купание как раз по мне, – хохочет Кэти. – Ох, Дженни…

– И самое ужасное, что на следующее утро все обо всем знали. Все было для них так предсказуемо, просто кошмар. Так что я сбежала оттуда, как только смогла. – Она прикрывает лицо рукой.

– А я, пожалуй, осталась бы на завтрак, чтобы немножко посмущать малыша Хуана, – подмигивает Кэти, и блестки на ее ресницах затрепетали.

– Не сомневаюсь, что ты сделала бы именно так, – отвечает Дженн и отнимает руку от лица. Они обмениваются понимающими улыбками.

Дженн допивает последний глоток кофе, думая о том, как легко и приятно было снова увидеться с Кэти, будто они и не расставались. Это даже забавно. Они обсудили все, что произошло у них за последние десять лет: от неудавшейся карьеры Кэти в искусстве и последовавшей затем попытки заняться виноделием (Дженн живо представила, как Кэти в выходные носится по виноградникам, а в будни – по парижским ресторанам) до путешествий Дженн после того, как она бросила медицину.