Правда и кривда - Михаил Стельмах

— Снимайте, работнички, сено. Хватит вот так промышлять.

— А что случилось? — с надеждой взглянул на него дед Евмен.

— Марко Бессмертный привез от добрых людей и сено, и просяную солому. Добрый вечер, дед Александр. Вы не держите на нас большого зла? Вот и хорошо. Я всегда думал, что вы такой человек, каких мало на свете…

XVII

Привезенное сено и просяная солома сначала порадовали, а потом огорчили и встревожили Безбородько. Он, еще стоя между фурами подножного корма, ощутил, как они из темени надвигаются на него, как беды. Ну да, теперь лошадям будет легко, а ему до синей грусти тяжело. Уже сейчас, практически, от землянки до землянки аж подпрыгивает молва, что не он, а Марко спас скотину. Вот и начнут глупые языки до небес поднимать Марка, а его месить в грязи. И не одному пустозвону захочется сколупнуть председателя с председательства. Эт, никогда, практически, человек не знает, откуда ему поднесут понюхать тертого хрена.

Безбородько после этих раздумий сразу горьким стало благоухание привезенного сена. Но как тебе ни тоскливо, как ни горько на душе, однако тебе нужно улыбаться, даже от самой боли отодрать похвалу Бессмертному, хотя и шипит все твое нутро, словно поджаривают его на адском огне.

И махина чужих фур, и думы, и тьма аж сутулят Безбородько, и все равно он держит фасон — на кого-то покрикивает, кого-то распекает за бесхозяйственность. Мамуре приказывает накормить фурщиков, а потом кладет руку на плечо Бессмертному.

— Выручил, братец, практически. Даже не знаю, чем отблагодарить тебя. Ну, конечно, магарыч с меня, — так присматривается к Марку, будто хочет взглядом высверлить его скрытые мысли. — Пошли сейчас же, выпьем за твое здоровье.

— Да нет, Антон, потопаю домой — устал, перемерз.

— Вот рюмкой и прогонишь усталость и холод. Не брезгуй нами, — сдерживает и сдержать не может обиды.

— Когда-нибудь в другой раз загляну в твои хоромы.

— Ну, как себе хочешь. На прошенного гостя тяжело угодить, — Безбородько еще сдерживается, улыбается глазами, а сам ощущает, как в них проникает злость.

Несколько островерхих копен выросло возле конюшни, в конюшне кони хрустели просяной соломой, радовались люди, только не было и крошки радости у Безбородько. Он отовсюду стягивал разные мысли, просеивал их на своем решете, но мало было толку от этой работы. Так и домой шел мужчина, вымешивая мысли и меся грязь.

На дворе стало совсем по-весеннему, с тополиных и вербовых веток отряхивалось благоухание разбухших почек. Гляди, еще несколько дней пролетит — и земля пойдет в рост. Завтра же в район надо отрапортовать, что он-таки раздобыл подножный корм. Как только это с умом сделать? Дескать, трудности трудностями, но и с ними боремся понемногу… А тот дурак за свою работу и от рюмки отказался. Эх, только бы как-то украдкой выжить его из села, чтобы не баламутил людей.

У самого двора Безбородько осенила счастливая мысль. Он аж остановился, крутнул ею и сяк, и так, и вон так, распахнул ворота и довольно засмеялся, потому что еще, практически, что-то варит его казан.

— Чего это ты, муж, зубы сушишь? — отозвалась от городца[37] остроухая Мария. — Напился где-то?

— Не мели глупости. Радуюсь, потому что лошадям еда есть, — сразу же нашелся муж, подходя к плетню. — Разжились на подножный корм — и уже легче на сердце.

— Марко же, а не ты разжился, — укусила жена.

— Ну и что? А теперь и я, практически, попробую достать. Что ты там делаешь?

— Лед в сажалке разбиваю, чтобы часом лини и караси не задохнулись.

— И то дело, — похвалил жену. — Таки хорошо иметь в запасе свою линину и карасятину.

— Свою, но не для себя, — махнула рукой Мария.

— Чего же не для себя? А для кого? — удивился муж.

— Все для твоих гостей и представителей.

— Эт, не подкованная ты политически, бубнишь, как дед Евмен. Лучше сбегай к Галине Кушигиренко — пусть скорее заводит машину и подъезжает ко мне.

— Куда тебя несет против ночи? — в голосе жены проснулось давнее подозрение.

— Не туда, куда ты подумала.

— И скоро вернешься?

— К первым петухам. Беги, не болтай.

Женщина забряцала калиткой, исчезая в темноте, а он в задумчивости сперся на плетень и принялся до деталей обмозговывать свой план.

По соседству, в небольшом селе Зеленые Ворота, председательствовал старый и несильный Саврадим Капустянский. Только война поставила мужчину председателем колхоза, потому что эта работа была не по его силам. Не раз, не два Саврадим просил, чтобы его освободили от нелегкой должности. Вот пусть он теперь и ухватится обеими руками за Марка. Чем тебе плохой председатель? Такого завзятого не так легко найти!

Безбородько, увлеченный своим планом, даже не замечает, что чуть ли не впервые подхваливает Марка. Если бы удалось перетянуть его в Зеленые Ворота, то не знать какой магарыч поставил бы старому Саврадиму, пусть пьет на здоровье. Но чего Саврадиму ставить магарыч? За такое дело пусть лучше Саврадим старается на добрую рюмку. О нем же заботятся люди. Вот так — не иначе надо делать…

Спустя какой-то час Антон Безбородько степенно заходит в хату Капустянского. Бородатый, осунувшийся хозяин, кряхтя, лежал на кровати, а возле него трудилась жена, поправляя распаренное зерно и горчичники.

— Заболели, Саврадим Григорьевич? Хлебом болезнь выгоняете? — Безбородько поздоровался, натянул на щеки сочувствия и подошел к кровати.

— Да выгоняю же клятую, — мужчина нетерпеливо одной рукой отмахнулся от жены, а другую подал Безбородьку. — Трясет какая-то трясца, будто кто нанял ее за добрые деньги… Эх, лета, лета, пробормотали, как голуби, а теперь болячки и старость рыскают в теле, как ворье в амбаре. Если бы нашлись такие крюки на свете, чтобы вытянуть эту гадость. Да садись, хитрец, говори, чего приехал к старику. Ты же не просто так заехал? Что там надумал своей головой?

Сочувствие сошло со щек Безбородько, вместо него появились удивление и обида:

— Приехал, практически, проведать вас. Услышал, что недомогаете, вот и заглянул к вам.

— Крути языком, как лисица хвостом, — засмеялся и сразу же поморщился от боли Саврадим Григорьевич — Жена, у тебя есть что-то в печи?

— Только диетическое…

— Вот и давай этому лису диетическое.

— Как тебе не стыдно, будучи больным, такое плести!? — крикнула жена и, обернувшись, улыбнулась. — Еще человек через порог не переступил…

— Потому что этому человеку что-то надо от старика. Он даром порог не переступит, — засветилось бывшее упорство во взгляде Саврадима. — Ну, в каком месте тебе припекло?

— Эт, после такого приветствия потянуло на прощание, — надулся Безбородько. — За такой почет и сам получишь болезнь. Да и бывайте здоровы. Соседский привет вам, — оттопырил шапку на голове и собрался уходить.

— Да куда ты, оглашенный!? Смотри, уж и рассердится за правду на старика! — удивился и вознегодовал Капустянский. Рассыпая зерно и срывая горчичники, он соскочил с кровати и обеими руками усадил Безбородько на скамью. — Старуха, ставь что-то на стол, потому что, видать, Антон таки по-добрососедски приехал.

— Поставлю без твоей команды. А ты ложись скорее, — заахала жена.

— И не подумаю! Вот гости будут сидеть, а я лежать? — начал одеваться Саврадим.

— Так как же хворь отойдет от тебя, непутевого? — всплеснула руками жена.

— Трясет она меня, и я буду ее трясти! — погрозился на кого-то кулаком. — Хорошо тебе, Антон, что ты здоровый, как бут. К севу уже все подготовил?

— Эт, и не спрашивайте. Семян не хватает, скотина не того…

— У меня дела как будто получше, да здоровье вытекло, как вода… — старик вытер ладонью пот и тяжело сел на стул. — Мне бы уже на печи или на завалинке покашливать понемногу, а не председательствовать. Кручина поедом ест, что оказался на старости лет не на своем месте.

«Чудило», — насмешливо подумал Безбородько, а на лице изобразил сочувствие и душевно заговорил:

— Берегите себя, Саврадим Григорьевич, потому что здоровье не одолжишь и не прикупишь.

— А как его беречь, когда столько работы лежит на тебе?

— Оно такое дело, — Безбородько изобразил, что он призадумался, а потом сказал:

— А может, Саврадим Григорьевич, я мог бы что-то посоветовать вам?

— Советуй, советуй, послушаю.

— Э, какой вы быстрый, — Безбородько многозначительно погрозил пальцем на старика. — Ставьте магарыч, тогда скажу кое-что, может, и поможем вашей беде.

— Я тебе не магарыч, а целую канистру поставлю, если выручишь старика! — с надеждой, любопытством и подозрением взглянул на плута.

— А где она, эта канистра? Считайте, что она уже моя! — засмеялся Безбородько.

— Ну, не тяни, как богатого за печенки, говори уж!

— Скажу, если такое нетерпение, практически, берет. Марка Бессмертного помните?