Справедливости ради - Kelly Newborn

Приехал к ней, и на этот раз, я обрадовался, что Цветков с ней. По крайней мере, она не одна в этом кошмаре. Она встретила меня, как врага, что оказалось ударом прямо в сердце. Пока говорил, чувствовал опустошающую боль. Этот разговор был самым тяжёлым в моей жизни. Она начала плакать, когда я ещё был в палате. А, когда ушёл, и остановился за дверью, то слышал, как она кричала, я чуть не рехнулся. В голове было столько мыслей… Что нельзя бросать её, что нужно бороться вместе с ней. Но тогда, Горский сможет использовать меня, чтобы выманить родителей… Каждая секунда её рыданий склоняла меня к решению остаться. И мне пришлось заставить себя уйти.

Дома все уже были готовы к отъезду. Димка с Лизой негодовали, что мы должны уезжать. Димка оставлял учёбу в универе, а Лиза — подготовку к выпускным экзаменам в школе. Папа попытался изменить общее гнетущее настроение надеждой на то, что всё это закончится достаточно быстро и мы вернёмся к своей прежней жизни. Но я точно знал, что у меня, как прежде, уже не будет никогда. Стараниями дяди Севы…

Мама, видимо, пытаясь подбодрить меня, сказала, что, когда всё закончится, она хочет познакомится с Ангелиной. Что теперь она член нашей семьи. Это было, как ножом по сердцу, потому что я был уверен, что этого никогда не произойдёт. И всё же, я был очень благодарен ей, что она поняла насколько Ангелина важна для меня.

На работе я ничего не сообщил. Нам нужна была фора, чтобы скрыться. Решил написать утром, что беру отпуск по семейным обстоятельствам.

Город мы покидали в спешке и нервно. Нас долго сопровождал джип с тонированными стёклами. А я не переставал думать об Ангелине.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

*** Повествование от лица Ангелины ***

Проснулась вымотанной. Лёша сидел рядом со мной на кровати. Стало не по себе, что он видел мою истерику. Я отвела взгляд. И почувствовала его руку на своей, посмотрела на него.

— Мне жаль… — на лице сострадание.

— Не надо. Пожалуйста, — я приподняла подушки, чтобы сесть, оперевшись на них. Сил было мало. Мы молчали. Я вспомнила, что Макс оставил какую-то папку. — Что было в папке? — в голове всплыли моменты того разговора и мне пришлось прочистить горло. Лёша не отвечал. — Где она? — я стала смотреть по сторонам, его молчание не предвещало ничего хорошего. Папка лежала на подоконнике. Стала убирать одеяло, чтобы взять её, но Лёша встал и передал папку мне. Сам отошёл к окну, опёрся на подоконник. Я открыла документы, и то, что я увидела и обрадовало и огорчило меня одновременно. Даже напугало. Счета; липовые имена; компании; недвижимость: жилая, коммерческая, в том числе незаконная; теневые фирмы, через которые прогоняли деньги… Много всего. Имена людей, их было немного, но была приписка на полях, что это основные враги Горского. Такое могут знать только самые близкие. Он поймёт… И вся семья Макса окажется под угрозой. Я вспомнила, как он рассказывал за пивом о своих родных, со счастьем в глазах. Он подвергает их опасности из-за меня? Мне стало ещё больнее. — Мы не можем это использовать, — я посмотрела на Лёшу, он молчал, поджав губы. По моему телу пробежал холодок. — Что ты сделал?

— Управление, отец, пресса. Все в деле, — я резко села, проигнорировав боль в плече.

— Как ты мог сделать это без моего согласия? — он не выглядел виноватым. Наоборот, лицо стало решительным.

— Это поможет уничтожить Горского. Ты больше не будешь в опасности. И Олег тоже. Никто больше не будет в опасности…

— Семья Макса подставилась ради меня! Он их убьёт! — я злилась.

— Он же сказал, что они уезжают.

— А если они не успеют? Ты же… — я чуть не задохнулась от переполнявшего меня гнева. — Сделал это не успел он ногу за порог вынести! Если они не успели уехать? Ты принял решение без меня! За меня! Какого чёрта?!!! — у меня всё тело сковало от напряжения. От этого ещё больше заболела рана.

— Успокойся, — он стал подходить ко мне.

— Уйди!

— Ангел…

— Уходи! Чёрт тебя дери! — я кипела. Он сжал губы и пошёл на выход. Я не знала, что мне делать. Если управление запустило это в работу, отменить это уже нельзя. Маша… Николай Алексеевич… Чёртов Леша!

Я просидела какое-то время в тишине и размышлениях, а потом позвала его:

— Лёша? — как бы он меня не бесил, мне нужна его помощь. Он заглянул в палату. Я стала вставать с кровати.

— Что ты опять делаешь? — он пошёл ко мне.

— Я тут не останусь. Только не после того, как ты запустил ядерную бомбу в Горского, — он тяжело вздохнул.

— Говорить о ранении и твоей слабости снова бесполезно?

— Совершенно… –

Снова пришлось пройти процедуру с самовольной выпиской: недовольство медсестры; попытки Лёши оставить меня в больнице. Но я была непреклонна.

Из-за того, что швы разошлись, и были наложены заново, двигать рукой было нельзя. Так что, помочь одеться, пришлось просить медсестру. Она не скрывала своё недовольство, но помогала.

К моему удивлению, у меня снова оказалась сменная одежда, благодаря заботе Лёши, видимо. Но он снова был не в духе, так что благодарности я снова оставила при себе.

Когда все формальности с больницей были оформлены, мы поехали в Москву на такси.

Завезли нас реально в глухомань, неудивительно, что мы так долго добирались до цивилизации, хотя бы в виде заправки.

Когда появилась сеть, я проверила публикации о разоблачении Горского. Крупные издания молчали, средние — высказывались крайне сдержанно. И лишь Машина публикация была истинно изобличающей. Все осторожничают… Боятся. Я закрыла браузер, размышляя. Во мне появился страх, что Горский избежит наказания, не смотря на все наши усилия. Я постаралась подавить это чувство.

Лёша позвонил в управление и Николаю Алексеевичу, узнал новости. Недвижимость и активы Горского начали арестовывать. Кольцо сжималось. Когда он поймёт, что он в западне… Как мне защитить родных? Как там Макс с семьёй? Меня стала пробивать нервная дрожь, Лёша это заметил.

— Ты в порядке? — я посмотрела на него. Впервые мне было невыносимо страшно.

— Да… Нет… Не знаю, — я отвернулась. — Мне страшно, — это вырвалось само. Видимо, предел того, что я была способна вынести, заканчивался. Он взял меня за руку.

— Скоро всё кончится… — я посмотрела не него. Его взгляд был сосредоточен,