Опасная беременность. Девочка Басманова - Виктория Вишневская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прошу в салон. Там тепло.
— Не хочу, — невозмутимо проговариваю, капризничая. Ну, Басманов… — Она чёрная. Не хочу в ней ехать. Чёрный — плохой цвет и несёт с собой негатив. Фиолетовый хочу. Олицетворение нежности и моей любви к Булату.
Пусть думает, что я беременная дура. Может, сведу его с ума, и он убежит, выдергивая из головы волосы.
Вытягивает ладонь вперёд, останавливаясь меня. Зачем? Я и так стою.
— Секунду.
Отходит буквально на метр, доставая телефон из кармана тёмной куртки. С кем-то переговаривается. А я быстро под шумок сигаю к такси. Открываю дверцу, и она тут же захлопывается под натиском руки охранника.
— Не положено. Пройдёмте.
Аккуратно берёт меня за руку и уводит от автомобиля. Кажется, мой таксист не выдерживает и уезжает.
Да блин!
— Вы совсем с ума сошли? Мне на работу надо. Я опаздываю.
Вру. Но что делать?
— Десять минут, — безэмоционально чеканит.
— И что будет через десять минут?
— Пройдёмте пока в салон. Здесь холодно, — опять указывает на джип.
Бесят все! Топаю ногой, прекрасно зная, что, если и дальше продолжу стоять на морозе, могу и заболеть. А это риск для ребёнка. Болеть на ранних сроках крайне нежелательно. Поэтому, сдавшись, сажусь в тёплый салон иномарки.
Мы никуда не уезжаем, что жутко меня пугает. Достаю телефон, замечая новое сообщение от Булата, которого не было с утра.
«Фиолетовый — олицетворение твоей любви ко мне?»
Кидаю грозный взгляд на Гену, сидящего впереди. Урод. Всё ему рассказал.
«Что за выкрутасы, Басманов?» — зло печатаю, с каждой секундой закипая всё сильнее и сильнее.
Отправляю и убираю телефон в карман куртки. И мы продолжаем стоять перед моим подъездом.
Через семь минут что-то вибрирует в руке. Достаю смартфон, гляжу на сообщение:
«Как заказывала».
Что я заказывала? Его замашки деспота?
Поднимаю взгляд на тонированное стекло. А там, за ним, в нашем узком дворе рядом с нами останавливается автомобиль. Фиолетовый.
— Чего…
— Пойдёмте, вы на работу опаздываете, — проговаривает Гена. Выходит из салона, подаёт мне руку. А я, всё ещё пребывая в шоке, слушаюсь и вылезаю из салона следом, рассматривая чистую и как будто новую иномарку. Обхожу её спереди, замечая, что номеров у неё нет.
Он её что, десять минут назад купил?
Да он…
Хм…
Я хочу разозлиться, но успокаиваю тайфун у себя на душе. Остужаю бурлящую кровь и послушно сажусь в машину. Этот хвост в чёрном снова на переднем сиденье.
Интересная у Басманова реакция. Неужели он так заморочился только из-за того, что я теперь беременна? Странно… И он каждую теперь такую прихоть будет исполнять? Вряд ли.
Но с чего он стал… таким податливым? Вчера совершенно отказался слушать меня. А сегодня это…
Не верю, что это из-за беременности. Вчера, когда он сам узнал об этом, не проявил никаких эмоций. Мог приобнять меня, погладить по животу. Но… не сделал этого. Я рада, конечно, что он не трогал меня. Но теперь путаницы в мозгах ещё больше.
— Шеф просил передать, что вам нужно уволиться из-за вашего положения.
Я ничего не отвечаю на эти слова. Иначе сорвусь, начну кричать и плакать. Обидно до слёз. Он теперь вообще всю мою жизнь контролировать будет? И режим сна тоже? Сколько раз я схожу в туалет?
Прикусываю губу, ощущая металлический привкус.
Нет, я не хочу.
Я готова была терпеть это, но… до того, как узнала, что Булат играет грязно и трахает меня, зная, что я его племянница.
Моральный подонок…
В тишине доезжаю до клуба. Я должна была приехать намного позже, поскольку сначала планировала заехать в женскую консультацию. Но прихожу на работу к самому открытию. Сейчас вряд ли встретишь хоть одного посетителя.
Гена по моей просьбе остаётся сидеть в машине. Чтобы не привлекать внимание. Мне слухи не нужны. Он с трудом, но соглашается, при этом заранее обсудив с Басмановым. Все спорные ситуации он решает с ним.
Спокойно работаю несколько часов, не зная, что делать.
Я убегу, уеду. Но только вот… Как? Теперь этот охранник ходит за мной по пятам. Можно было бы выйти через чёрный выход, но… не сегодня. Нужно продумать план. И сбежать до того, как Басманов договорится со своим другом Громовым о моём увольнении.
Чёрт…
Иду по коридору, опустив взгляд в пол и обняв себя за плечи.
Ещё один выматывающий день.
И я снова в неизвестности…
— Ульянка!
Вздрагиваю, резко остановившись и чуть не упав. Поднимаю голову. Весёлая Машка вылетает из-за поворота. Возбужденная, на эмоциях. Подлетает ко мне.
— Там тот мужик пришёл. Спрашивал о тебе и в порядке ли ты, — тарахтит, запыхавшись.
— Какой мужик? — хмурю брови.
— Ну, Бодров же, — застываю с зависшей в воздухе ногой. — Ты же при нём тогда в обморок упала. И он вот — в привате сидит. Кофе заказал. От стриптизёрши даже отказался.
Поигрывает бровями.
— Может, тебя ждёт, а? Отнесешь ему кофе?
— Да ты что! — выпаливаю, возмущаясь. — Ты на что намекаешь?! Он мой…
Я резко замолкаю. Нет, не нужно ей об этом знать.
Но вот… кофе отнести ему следует.
Кажется… я нашла выход из своей ситуации. Один шанс, маленький, но хоть какой-то…
Быстро бегу по коридору под стук собственного сердца.
Хватит уже быть маленькой Ульяной, что боится показаться отцу. Скоро я стану мамой. Скорее всего, одиночкой. И мне нужно быть сильной. И найти спасение от Басманова.
Я сама делаю кофе Бодрову, отношу в приватный зал. Внутри светло, мужчина сидит в кресле с планшетом в руках. Я подхожу к столику, вновь ощущая дикое волнение, от которого сводит лёгкие.
Нелегко это говорить.
Но я кашляю, привлекая его внимание.
— Спасибо, — коротко кивает. — Можешь идти.
— Нам нужно поговорить, — выпаливаю заплетающимся языком. Я даже не уверена, что вообще говорю это. И судя по тому, что он переспрашивает, сказала я это, зажевав слова.
— Что?
— Нам нужно поговорить, — повторяю ещё раз, но на этот раз чётче. И неожиданно для самой себя, всё так же на эмоциях, выдаю: — Папа.
Басманов
Как дурак, пялюсь на «Ролекс», считая, сколько времени осталось до встречи с Ульяной.
Сегодня к трём я заберу её из клуба, и мы поедем к врачу. Узнаем, как поживает наш малыш. А потом, на днях, отправимся в ЗАГС. Сделаю этой глупышке предложение руки и сердца. Покажу ей свои серьёзные намерения.
Чтобы об аборте больше не думала,