Montpi - Габор Васари

Лишь когда он исчезает, я прихожу в себя.

Боже всемогущий на небесах, зачем ты проделываешь это со мной? Зачем ты моей рукой жалуешь ему целых пятьдесят франков? Опять начинается? Ведь он даже не поблагодарил. Конечно, он посчитал меня за кретина. Но может, он отец семейства и деньги ему позарез необходимы? У него двое маленьких больных деток. Жена в положении и срочно нуждается в деньгах. «Мой дорогой муж, хоть бы нам кто-нибудь дал пятьдесят франков». Наверняка его захлестнуло волнение, и потому он не сказал ни слова. Теперь он плачет от радости где-нибудь в укромном месте.

Нет-нет, что я. Это состоятельный человек; у него небольшая дача в окрестностях Парижа. И на книжке у него деньги есть. По выходным он подводит итог и пересчитывает свое состояние: «Еще один-два года помучаюсь, дитя мое, а затем мы обеспечены. Я куплю небольшое авто, и мы совсем переедем за город. Главное – найти побольше таких идиотов, каким был этот тип сегодня».

Лучше будет, если я выброшу всю эту дрянь из головы. Он был так отзывчив, что взял у меня пятьдесят франков? Да не давал я ему никаких пятидесяти франков, «Альманах» прислал мне всего восемьсот. Счастье, что у него было при себе пятьдесят франков, иначе я подарил бы ему сто франков. Радуйся, простофиля, ты сэкономил пятьдесят франков.

– Наполеон! Милейший Наполеон!

– Пип… пип…

– Посмотри сюда, глупый утище, а не то я размажу тебя по стене. Ты когда-нибудь в жизни видел столько денег? Я гений. Клянусь честью, гений. Так, прекрасно. Теперь надо быть дьявольски внимательным и осторожным. Никаких глупостей больше, все тщательно обдумывать. Сначала надо на бумаге подсчитать, как и на что можно потратить деньги. Скоро Рождество. Анн-Клер должна получить рождественский подарок. Это важно – никакого легкомыслия, нет. Шляпу или чулки… нет, что-нибудь другое, небольшую драгоценность. Сначала я заплачу за проживание. Это наиважнейшее, а там посмотрим. Я ни в коем случае не поеду в лучший ресторан и не стану есть маленьких черных рыбок!..

Тридцать первая глава

Я отобедал в русском ресторане, а затем пошел пропустить бокальчик пива в Латинский квартал. У моста Сен-Мишель старая женщина долго смотрела мне вслед. Определенно в своей прежней жизни я имел с ней связь. Могу себе представить, что она вытворяла бы, если бы узнала меня.

Во второй половине дня я получил от Анн-Клер письмо по пневматической почте.

«Mon petit, почему ты не был на вокзале? Я дважды извещала тебя телеграфом, когда я приезжаю. У меня сердце почти оборвалось, когда я не увидела тебя. Каждую женщину на вокзале встречают, всегда. На женщину, которую никто не ждет, другие женщины смотрят через плечо. Мне было так грустно. Такое ощущение, что тебе совсем не важно, приехала ли я. Ты бессердечный человек. Приходи сегодня вечером и жди меня около бюро, я хочу надрать тебе уши. Je t'embrasse comme une petite folle. Целую тебя как маленькая сумасшедшая.

Твоя Клер».

В половине шестого я и Наполеон едем на такси встречать Анн-Клер. Это событие для Наполеона. Никогда еще ни одна утка не жмурилась так от удовольствия, как эта, во время тряски на автомобиле.

Утром я тоже купил себе шляпу. Прекрасную модель голубиного цвета с небольшим ястребиным перышком. Сказали, что это последний писк моды в Париже. Действительно последняя мода! Самая последняя.

Когда мы подъехали к бюро, я вышел из машины, Наполеон же остался в салоне. Я погрузил его в коробку с позолоченными кантами, в которой проделал дырки.

Анн-Клер показалась мне совершенно изменившейся, когда выходила из конторы. Впечатление такое, будто она боится меня. За десять дней мы стали почти чужими. Она очень сдержанна и лишь протянула руку. Лицо ее округлилось, глаза, кажется, стали еще больше. Она с ужасом взирает на мою шляпу.

Если она меня спросит, я буду отрицать, что это новое приобретение.

Она совсем не пожимает мою руку. Не рискует. Я веду ее к машине. Она потрясена.

– Садись же!

В задумчивости она поворачивает голову, а в этот момент я как раз наклоняюсь вперед – и мы впервые целуемся таким образом: это чистая случайность…

Я показываю ей на утенка.

Она опасается его. Странно, что и он не доверяет ей.

– О! Что это?

– Это Его Величество Наполеон.

– О, какой уродец! Бедняжка! Oh, qu'il est moche, le pauvre!

– Заметь: тот, кто интеллигентен, не может быть красивым. – (Я чуть не сказал: «Посмотри на меня».) – Но есть и исключения.

Следующие строки я записываю с грустью и умилением.

Когда мы добрались до Буль'Миша, я сказал таксисту, чтобы он остановился. Я хотел зайти с Анн-Клер в небольшую кофейню, чтобы выпить с ней аперитив, так как мы условились поужинать вместе. Анн-Клер определенно не разрешит мне никаких черных рыбок. Она смотрит сначала на цены, а потом уже на блюда. Кроме того, дешевое ей почему-то кажется более вкусным. Когда я расплачивался с шофером и разменивал у него стофранковую купюру, коробка выскользнула у меня из-под мышки, упала наземь, раскрылась, и из нее выскочил бодрый и веселый Наполеон. Пятью секундами позже он уже помчался через мостовую, прямо в гущу уличного движения.

Приближается велосипедист.

– Опля! – кричит он, но переехать Наполеона ему не удается. Утенок издает громкий визг и шлепается брюхом о землю.

Сердце у меня бьется где-то возле горла.

Этот конопатый велосипедист нарочно хотел его переехать. Есть же такие подлые люди! Ну, погоди, на том свете, да… Я даже ничего с тобой делать не собираюсь. На небе все равно все твои грехи уже зафиксированы.

Между тротуаром и мостовой протекает небольшой канал. Сюда сгребают уличную грязь. Наполеон мгновенно обнаружил воду и уже, громко радуясь и хлопая крылышками, плещется посреди сигаретных окурков, клочков бумаги и прочего мусора. Ну, здесь с ним не может случиться ничего страшного. Дадим ему немного поплескаться.

Неожиданно Анн-Клер хватает меня за руку.

– Monpti! – кричит она.

– Да что там опять?

Автобус почти наехал на тротуар – водитель затормозил в самый последний момент. Восклицания, крики, ругань. Я совсем забыл про Наполеона. Когда я о нем вспомнил, он плыл уже далеко от нас. Я беру Анн-Клер за руку, и мы бежим за ним. Сточное отверстие канала недалеко. Быстрее! Мы должны предотвратить несчастье, чтобы… О Боже! Поздно!

Грязная вода просто-напросто втянула Наполеона в водосток. Ни о чем не подозревая, он плыл, весело крякая и руля лапками, к месту своей гибели, в западню. Мы тупо смотрим на место, где разыгралась эта трагедия. Наполеон уже плывет под землей, в кромешной тьме подземного русла. Что будет с ним дальше? Может, он уже мертв, разбился при падении, а может, и жив еще, отчаянно зовет на помощь там, внизу, в вечной ночи, и отвратительные черные крысы следят жадными глазами за каждым его движением, готовые к прыжку.