Ты, я и Париж - Татьяна Корсакова

Ян в одну секунду забыл про головную боль, сил хватило на то, чтобы вскочить на ноги и схватить испуганного Шурика за шкирки.

— Ты хочешь сказать, что мы с тобой улетели в Москву, а Тина осталась в Париже?!

Тот растерянно кивнул. Чтобы не набить ему морду, Яну пришлось мобилизовать всю свою силу воли. Тина осталась совсем одна. Наверное, она там с ума сходит. Наверное, думает, что он ее бросил.

— Мне нужно возвращаться, — сказал он мрачно.

— Это невозможно. — Шурик опасливо покосился на его сжатые кулаки.

— Ты меня остановишь?! — спросил Ян с угрозой.

— Не я, — друг замотал башкой, — взгляни, что творится на улице.

Ян подошел к окну, отдернул штору и тихо застонал. За окном было настоящее светопреставление: деревья пригибало к земле порывами ветра чудовищной силы, по асфальту лились потоки воды.

— И так всю ночь, — прокомментировал ситуацию Шурик. — Так что придется подождать маленько.

— А я не могу ждать! — взвыл Ян. — Там моя жена, и она теперь думает, что я ее бросил. Вот скажи мне, — он уставился на друга ненавидящим взглядом, — какого хрена ты решил, что я хочу в Москву?!

— Я подумал…

— Да плевать, что ты подумал! Надо было не думать, а меня спросить!

— Прости, — Шурик покаянно опустил голову, — это я на радостях. Решил, что раз ты воскрес, то и в Париже тебе теперь делать нечего. Хотел сюрприз сделать…

— Сделал! Сюрприз удался!

— Я же не знал, что у тебя с той девчонкой…

— Она моя жена!

— Прости, я же не знал, что у тебя все так серьезно, думал, что это просто легкая предсмертная интрижка, — сказал Шурик и на всякий случай попятился. Правильно сделал, черт возьми. Чтобы не давать воли кулакам, Ян закрылся в ванной.

Холодный душ вернул ему способность соображать более или менее здраво. Ненастье наверняка не продлится слишком долго, разумнее переждать. А пока можно попробовать дозвониться до гостиницы мадам Розы. Да, у него нет номера ее телефона, но во Франции тоже есть справочная служба, а адрес гостиницы, к счастью, он помнит. Надо лишь найти человека, бойко разговаривающего по-французски.

Ян вышел из ванной, бросил совсем поникшему Шурику:

— Ты еще можешь искупить свою вину.

— Да? А как? — Друг встрепенулся. — Что мне нужно сделать, чтобы ты сменил гнев на милость?

— Найди мне переводчика с французского!

Шурик превзошел самого себя: на поиск и доставку переводчика ушло менее двух часов. Еще двадцать минут понадобилось, чтобы узнать номер отеля и выяснить что мадам Клементина совсем недавно, буквально только что, съехала из гостиницы. За ней зашел какой-то очень импозантный месье, и вуаля — Пташка улетела…

Вот так! Его Пташка не терзалась и не мучилась, она улетела с каким-то «очень импозантным месье» и даже не оставила ему, Яну, прощальной записки.

Он уже знал, что такое головная боль, а после звонка в Париж узнал, что такое боль сердечная, когда сердце превращается в осколок льда и вместо крови гонит по жилам смертельный холод. От холода этого сводит челюсть и больно дышать.

А «очень импозантный месье» — это скорее всего тот самый Пилат, которым Тина бредила по ночам. Первая любовь или что-то вроде того. Она попыталась спастись от любви бегством, она даже вышла замуж, но Пилат нашел ее, и все сразу вернулось на круги своя. Хорошо, что он, Ян, этого не видел. Спасибо верному Шурику, что увез его в Москву. Если бы не увез, то драма могла бы запросто превратиться в фарс, а так все закончилось как нельзя лучше, цивилизованно. Теперь все произошедшее с ним можно списать на Париж, на его отравленный романтикой воздух. Сумасшествие — они оба подцепили его где-то на узких улочках Монмартра и приняли это чувство за любовь. Но жизнь все расставила по своим местам. Черт, почему же тогда так больно?..

Ее возвращению обрадовались немногие. Пожалуй, только Анна Леопольдовна да Надежда Ефремовна. Ну, может быть, еще Серебряный. А остальные… остальных ее появление в поместье в сопровождении дяди Васи и нотариуса убило наповал.

До начала следующего дня оставалось всего каких-то пять часов, Амалия и Серафим уже чувствовали себя полноправными наследниками. Кажется, они уже начали праздновать, если судить по ведерку со льдом и открытой бутылкой шампанского. Поспешишь — людей насмешишь. Впрочем, в сложившейся ситуации смеяться никому не хотелось: ни «родственникам», ни самой Тине. Ей хотелось послать все к чертовой матери и вернуться обратно в Париж, но она дала слово, заключила сделку с дядей Васей. Обратной дороги нет. Пять лет она бежала от отца и от ответственности, но отцовская воля все равно ее настигла. От судьбы не уйдешь. Раз надо быть сильной, она станет сильной.

Цивилизованного разговора с «родственниками» не получилось. Получился скандал, щедро приправленный истерикой и угрозами. И то, и другое сразу же прекратилось, стоило только в комнату войти дяде Васе и Серебряному, Тининой группе поддержки. Дальше переговоры шли практически без ее участия. Тина теперь была скорее наблюдателем и с легким сердцем отдала бразды правления этим двум зубрам от бизнеса и криминала. А может, здесь, в России, бизнес и криминал — это одно и то же? По большому счету, ей было все равно, она тут по велению долга, а не по зову сердца и вникать в тонкости ведения бизнеса в России не станет.

Спорные вопросы были урегулированы ближе к ночи. Кажется, Серебряному и дяде Васе удалось отстоять все ее права и убедить Амалию в бесполезности дальнейших судебных тяжб. «Родственники» укатили в Москву, а Тина осталась в отцовском, нет, теперь уже своем доме, кое-как добралась до постели, положила рядом с подушкой их с Яном свадебные фотографии — всего две — и провалилась в глубокий, без сновидений сон…

Дни тянулись один за другим, прошло уже две недели, а от дяди Васи не было никаких известий. Тина начала паниковать: слишком мало осталось времени, она может не успеть.

Тот день она запомнила на всю оставшуюся жизнь. Дядя Вася приехал рано утром, в ответ на ее вопросительный взгляд бросил:

— Собирайся, девочка.

— Вы нашли его?

— Собирайся, я жду тебя в машине.

Они ехали в полной тишине: дядя Вася молчал, а Тина боялась заговорить.

Она все поняла, когда их «Мерседес» въехал на кладбище, чтобы не закричать от отчаяния и безнадежности, до крови закусила губу. Опоздала…

…На свежей могиле не было ничего: ни венков, ни цветов, только черное гранитное надгробие. Она опоздала на неделю. Целую неделю жила вдовой и ничего не почувствовала…

— Как ты, девочка? — Дядя Вася обнял ее за плечи.