Пираты сибирского золота - Александр Сурков

   Это были мирные работяги-китайцы, промышлявшие продажей орехов и изготовлением кедрового масла, которое ценилось не только в России, но и в Корее, Японии, Индии.

   Детские голоса, треск лущильного агрегата, смех доносились до реки, уровень которой поднимался на глазах. Старый китаец сидел на берегу и смотрел на реку. Он был главой многочисленного семейства и уже много лет со всеми родственниками перемещался по тайге, зная все её места, где были кедрачи.

   В неурожайные годы семья не бедствовала, так как кедровое масло всегда пользовалось спросом, а он знал секреты его производства и хранения.

   Думая о своём, китаец заметил, что по высокой воде поплыли деревья, пучки травы и кочки. «Однако в верховьях реки дождь. Нам бы он очень повредил. Шишка намокнет и начнёт падать сама по всему кедрачу. Это плохо». Из-за изгиба реки прямо по стремнине выплыл остров из торфа. Старик встрепенулся. Поверх островка, без сомненья, лежал человек в китайской одежде. Старик вгляделся повнимательнее, остров проплывал уже под ним. Лицо человека было красно-бурого цвета — засохшая кровь, понял старик. Видно, мёртвый. Вдруг рука лежавшего согнулась в локте, а пальцы сжались и вновь распустились пятернёй.

   Старик вскочил и что-то гортанно крикнул. Через мгновенье трое парней подбежали к нему. Он рукой указал на воду и что-то сказал. Парни скинули одежду и, немного пробежав вниз по течению, бросились в воду. Старик побежал к навесу, там засуетились женщины, задымился костёр. Через некоторое время притащили бедолагу, принесённого водой. Когда его положили на циновки, старик склонил ухо к груди принесённого. Все разом смолкли. Через минуту стало ясно, что человек жив. Его раздели. Кроме кровавого ссохшегося месива на лице и синяков на теле, повреждений не было, всё было целым.

   Тёплой водой с мягким мхом отмочили ссохшуюся кровь на глазах, и старик поднял сначала одно веко, а потом другое. Увидел глаза живого человека. Две молодухи под руководством старика стали методично отпаривать и снимать ссохшуюся на лице кровь. Когда они закончили, старик подошёл и вгляделся в то, что с большой натяжкой можно было назвать лицом. Свежий страшный шрам, содранная бровь, изуродованный нос и шишка под скулой, при этом все раны покрыты тонкой розовой плёнкой, плюс редкая борода делали лик незнакомца чудовищно безобразным. Женщины отвернулись в испуге.

   Старик достал бутыль и коробочку. В коробочке была мазь. Мягкой кисточкой он смазал все раны веществом из коробки. Затем вставил в бутылочку тонкую бамбуковую трубку, раздвинул плотно сжатые губы плоской палочкой, вставил туда трубку и приподнял бутылку, что-то бормоча. Когда треть бутылки была вылита в рот человека, он слегка подавил на его живот, и человек глотнул сам, после чего шумно задышал, открыв рот. Он не двигался, но совершенно ясно дышал всё спокойней и спокойней. Его накрыли одеялом, предварительно смазав все синяки, а над головой поставили противомоскитную сетку. Старик посмотрел на труды своих опытных рук и, улыбнувшись, сказал, что этот завтра очнётся. Интересно, кто его так? Как он попал в реку и не утонул? Вероятно, Судьба!..

   Старик осмотрел одежду. В нагрудном кармане просторной рубахи он нашёл несколько крупных ассигнаций (российские бумажные деньги) и бамбуковый пенальчик с пробкой чуть толще карандаша. Вскрыв его, он вытащил свёрнутую в трубочку бумагу с иероглифами. Прочесть их он не мог. Все иероглифы, кроме имени, были ему незнакомы или он не мог вспомнить, что они выражают. Показал бумагу более молодому родственнику. Тот посмотрел с минуту на бумагу и подморгнул старику. Старик обратился к окружавшим их родственникам, и они все удалились.

   Это  был  документ для  китайской  пограничной стражи, в котором говорилось, что податель сего Джао Хун Вей должен быть без задержек и досмотра пропущен через границу со всеми его людьми, которых он укажет, и с почётом доставлен во дворец Правителя. Если он попросит о помощи, таковая ему должна быть оказана без расспросов —  немедленно. Подпись под бумагой была столь высокого лица, что оба китайца задумались. Имя владельца сей бумаги вызвало у них тихий ужас. Призрак золота, смерти и какой-то ужасной тайны, которую им знать не положено, закрутился в сознании мирных шишкарей. К лежащему под одеялом Джао приставили двух женщин и молодого парня. С циновки его переложили на ложе с шёлковым матрасом и подушками. Над его ложем соорудили чуть ли не шатёр. Глава семейства знал об этом человеке очень много, но даже старшему в роде после него ничего рассказывать не стал. Тот и так всё понял.

   Ночью вблизи шатра горел костёр, а рядом с Джао сидели старшие семейства и смотрели на спящего. Трижды ему давали воды и четыре раза поили из бутылки с трубкой травным настоем. На глаза раненого клали тряпки с настоем трав, а на восходе солнца его лицо ещё раз смазали мазью из коробочки.

   Дождь так и не пошёл, вода в реке стала спадать к радости таёжников. Раньше бы глава семьи был бы безмерно счастлив сему, а нынче во всём его существе был только страх за будущее, за детей, внуков. Перед ним, его стараниями оживал не человек — дракон. Его одежду выстирали, она сушилась рядом с его, по быту в тайге, лазаретом.

   Джао приходил в себя. Вначале он услышал резкий крик кедровки. Затем почувствовал запах дыма и ощутил боль и зуд, шедшие от собственного лица. На глаза давило, и открыть их сил не было. Боль стала уходить, веки глаз стали лёгкими, он услышал китайскую речь и открыл глаза.

   Старик,  сидевший рядом,  ожидал этого  момента и улыбнулся. Нараспев проговорил:

— С возвращением!

   Джао ещё не понимал, что с ним, но слова старика дошли до его сознания. Он спросил:

— Где я?

   Резкая  боль во  всём лице  молнией  обожгла его. Пальцы расслабленных рук сжались в кулаки.

     — Река вас принесла к стоянке нашего рода, промышляющего шишкованием. Мы рады и счастливы помочь вам,  —    продолжал  старик.  —    У  вас  раны  на  лице и говорить вам пока трудно. Лучше пока ничего не говорить, а если меня поняли, откройте глаза.

   Джао открыл глаза и снова их закрыл. Старик неторопливо рассказал ему о том, как его принесла река, где он сейчас, какие на его лице раны и как его лечат. Раненый всё понял и вдруг попросил зеркало. Боль в лице вновь обожгла его, но слабее, чем в первый раз. Когда он открыл глаза, перед ним было зеркало, из которого глядел некто. Джао знал своё лицо. Это лицо было совсем чужим и уродливым.

     — Это не я, — проговорил лежащий перед стариком человек и закрыл глаза.

Старик убрал зеркало и спросил: