Пираты сибирского золота - Александр Сурков

   Хорошо, что на долю секунды раньше наш игрок понял свою ошибку. Резким ударом завалил стол на китайца, перехватил падающий чайник за ручку и молниеносно нанёс им прижатому к завалинке  врагу удар прямо в лоб. Что-то хрустнуло, не то кость, не то тяжёлый фарфор. Брызнула кровь, китаец осел и завалился набок. Левая рука Василия, которой он держал чайник, была в крови от осколков фарфора, но он, выхватив револьвер, был уже на ногах и держал врага на мушке. Впрочем, это было излишне. Глядя в окровавленное лицо поверженного волка, он вытащил из-под его куртки оружие. Оно было на подвеске из ремней и представляло собой кольт. Такой он раньше видел только на картинке.

   Китаец лежал без движения и не дышал, но на всякий случай наш Аника-воин связал ему руки и ноги какими-то верёвками, спрятал свой пистолет за пояс и после того занялся своей разбитой рукой. Скрипя зубами от боли, с помощью ножа выковыривал из ребра ладони кусочки фарфора, промыл рану, приложил три листа подорожника и замотал руку висевшей у окна тряпкой. Рука сильно болела. Тут он вспомнил про водку. Бутылка была закрыта и валялась рядом. На счастье, не разбитая. Поднял не разбитую пиалу (вторая раскололась вдребезги), налил её полнёхонько и единым махом выпил. Когда выпил, сообразил, что это не водка, а спирт, так как перехватило дыхание.

   Размотал тряпку на руке, полил раны спиртом, сорвал новые листочки подорожника и вновь перевязал рану. Котелок с кипятком стоял здесь же на завалинке почти у двери и не пострадал в сей заварухе. Выхлебав остатки остывшего кипятка, он почувствовал, что захмелел. Поднял табурет, уселся на него и стал соображать, что   делать  дальше.  Китаец,   связанный   по   рукам и ногам, лежал под окном на завалинке в аршине от земли. Его лицо было повёрнуто к стене. Он не шевелился. Содеянное радости не принесло. Рука саднила. Надо было осмотреть зимовье. Он поднялся и, оглянувшись на тело под окном, шагнул в дом.

   Чистенькая комнатушка с печкой посредине, стол и лежанки вдоль стен, заплечный мешок не из маленьких. Две полки с посудой. Оружия видно не было. Заглянув под лежанки, кроме тапок с деревянными подошвами, ничего не обнаружил.

   Видать, оружие в тайнике. А в мешке что? Подвинув мешок к свету и перевернув его, он обнаружил кошель с золотыми монетами, кожаный мешочек с мелкими самородками приблизительно фунта на три, коробку с патронами к кольту, свернутый в скатку полог, нож в ножнах из комуса, несколько пар носок, табакерку с опиумом,  курительную трубку, мешочек с сахаром, спички, рыболовные крючки и кожаный конверт с застёжками.

   Открыл его и вынул сложенный вчетверо лист плотной бумаги. Развернул. Топографическая карта. Места незнакомые. Реки и ручьи без названий. В трёх разных точках китайские иероглифы, выписанные тушью, а от них стрелки к местам слияния рек, или ручьёв. Понять было трудно. На карте не был указан масштаб. Бросив трофеи в мешок, пересчитал не без удовольствия золотые монеты. Их оказалось восемьдесят две.

   Ночевать рядом с трупом было противно. Василий отволок его к реке и пустил вниз под крутой откос. Когда внизу раздался всплеск, он вернулся в зимовье. У двери стояла лошадь. Это кстати. Он уже решил, что ночевать здесь не будет, и тайник пускай до времени останется неоткрытым.

     — Уйти из посёлка пешком, а вернуться с лошадью под вьюком негоже. Народ везде тёртый, битый. Заберу схоронку после, — решил Василий.

   Лошадь он освободил от пут, забрал мешок китайца, предварительно запихав в него свой сидор. Прикрыл дверь в зимовье и ушёл в ночь по тропе туда, где ночевал накануне.

   Вновь он заснул на старом месте, но ещё не знал, что китаец останется живым, но в это место попасть ему не удастся, а тайник этот найдут через шестьдесят лет без него, по карте и приметам, им оставленными. Карту китайца он расшифрует лет через пятнадцать и завладеет почти пятьюдесятью пудами чужого золота, которые, впрочем, ему, кроме хлопот и кошмаров, ничего не принесут. Больше он не хотел ничего вспоминать.

   Эти воспоминания окончились сердечным приступом, и ещё ночью слуга Иван бегал к бабке Евдохе за аверьяновыми  каплями. Однако  старец  Василий не помер. Отлежался, ожил и всё время думал, как жасминовый чай связан с подлостью и «чёрным» золотом.

Как случилось, что Джао Косой не погиб

Роковая для Джао встреча с Василием на зимовье должна была привести к его уходу из мира живых людей, но этого не произошло. Речка, с обрывистого берега которой бездыханное тело Джао было сброшено вниз, имело русло, которое то плавно изгибалось в болотистых берегах, то было прямым и текло стремительно в берегах с глыбами, валунами и перекатами.

   Иногда течение отрывало от болотистой части долины куски торфяных берегов в длину, превышающую маховую сажень. Эти плавучие острова сносились рекой вниз и разваливались на перекатах и валунистой части русла на кочки, куски торфа и накапливались перед очередным болотистым участком ниже по течению.

   Зимовье, где произошла схватка Василия и Джао, было построено чуть в отдалении от берега недалеко от входа в болотистый участок. Здесь у берега почти на две сажени по ширине вдоль русла находилась как бы болотистая суша, сложенная плавающими торфяными кочками, которые весенним половодьем были отложены поверх камней и глыб почти на аршин. Под торфом между камнями была вода, и если наступить ногами, то провалишься почти по пояс.

   Сброшенный с обрыва Джао попал на такое место, что описано выше, катясь вниз, как веретено в горизонтальном положении. Упав на мягкий торф окровавленным лицом вверх, он не провалился, а остался лежать на поверхности. В верховьях этой реки уже двое суток лил проливной дождь, и повышающийся уровень воды к тому времени достиг мест, где на торфяном «плоту» лежал Джао. Уровень воды в реке поднимался считаные минуты. Вместе с ним под камнями и глыбами в русле поднялись и торфяные кочки, сплетённые травой в виде островка, он оторвался от берега вместе с лежавшим на нём китайцем. Вода понесла тело человека на странного вида природном сооружении — своеобразном ковчеге.

   Вблизи входа на новый болотистый отрезок реки, по берегам которой тайга состояла из могучих кедров, раскинулся полевой стан китайцев, которые «шишковали»[68]. Мужчины массивными деревянными молотками на длинных ручках били по нижней части стволов могучих деревьев, шишки, которые уже поспели, падали на землю с глухим стуком, женщины и дети собирали их и сносили на поляну. Там стоял лущильный барабан, в который эти шишки закладывались, один человек его вращал, а двое, сноровисто отделяя орешки от частиц шишек, собирали продукцию в мешки. Около десятка джутовых мешков уже были наполнены и лежали на поляне под навесом.