Боем живет истребитель - Николай Скоморохов

Вражеский летчик, который преследовал меня, далеко не пешка. И его ход точно рассчитан. Следующий ход за мной. Он должен быть единственным и правильным. В моих руках мощная техника, отличное оружие, в моем распоряжении бескрайний воздушный океан. Разворачивайся, твори, ищи самый нужный, самый эффективный маневр. Но не медли. Сейчас может пригодиться каждый метр высоты, каждый километр скорости, любая выигранная даже сотая доля секунды. Кажется, все, висишь на пределе, но сумеешь воспользоваться даже ничтожным преимуществом – и ход конем. Уже ты навязываешь свою волю врагу.

Итак, комбинация разыгрывается. Я чувствую, как моя машина вписывается в перекрестие прицела «мессера», а в моем прицеле крутится подбитый «мессер». Что делать? Риск?

Как часто нас выручает случай!

Дымящийся впереди «мессер» вдруг начинает уклоняться влево – пытается увернуться от меня: тоже ведь жить хочет. В мгновение ока вписываюсь во внутрь его разворота, даю короткую очередь и скольжением ухожу влево. Выпущенные моим преследователем эрликоны прошли рядом со мною – я не видел их, но почувствовал характерный запах дыма в кабине.

Ход сделан! «Мессер» проскакивает мимо меня, и теперь я хозяин положения. Прицеливаюсь, открываю огонь. И тут вижу, что фашист попадает в «объятия» Филиппова и Цыкина. От них ему не уйти…

После посадки оба подошли ко мне расстроенные, с виноватым видом:

– Понимаешь, командир, мы с шеститысячной высоты увидели этого «мессера», ринулись на него, а в прицел никак не поймаем. А он сближается с тобой. Вот тогда мы и начали бить тревогу.

– Ничего, все закончилось хорошо, а урок есть, – сказал я ребятам. Они очень переволновались из-за меня, и я чувствовал себя неловко…

Половина января позади. Виктор Кирилюк за это время уничтожил одиннадцать вражеских машин, Олег Смирнов довел свой счет до девятнадцати, нескольких летчиков представили к званию Героя Советского Союза. Все это умножило наши силы, придало нам еще больше решительности и самоотверженности.

Мы перебазировались на аэродром Чаквар. Произошло это так быстро, что я даже не успел повидать кузнеца Шандора и попрощаться с ним.

В Чакваре устроились всем летным составом в особняке, хозяин которого бежал с гитлеровцами. Сразу же приступили к боевой работе. Соблюдая маскировку, при любом ветре взлетали на восток, а садились курсом на запад с бреющего полета.

И вот однажды возвращается на аэродром Петр Якубовский и приводит за собой «хвост». Якубовский выпустил шасси и не заметил, что ему грозит опасность. Смотрим – «мессер», не сделав ни единого выстрела, увеличивает обороты, вроде бы собирается уходить. Вот он уже проносится над «лавочкиным». Якубовский увидел его, убрал шасси, бросился вдогонку. «Мессер», уже спасаясь, прижался к самой земле. И тут происходит нечто невероятное. Старший техник-лейтенант Петр Трепашкин хватает трехлинейку, прицеливается – и «мессер» на земле. Он совершает пробежку, застывает на месте. Сразу никто не поверил в столь удачный выстрел. Решили, что гитлеровец прилетел сдаваться. Но оказалось, Трепашкину здорово повезло – пуля перебила бензопровод «мессера», и мотор заглох. Вскоре удивительный случай произошел в одном из штурмовых полков нашего корпуса: из горящего самолета выбросился стрелок, а парашют у него не раскрылся. Так и падали они на землю: впереди самолет, а за ним человек. Казалось, гибель неминуема. Но при ударе самолета о землю стрелка спасла взрывная волна. Мне лично довелось встретиться с этим человеком. Прыжок, конечно, даром ему не обошелся, однако чудо-то все-таки произошло!..

Между тем из кабины «мессера» вылез летчик и, увидев бегущих к нему людей, сразу же поднял руки.

Окружили мы его, стали выяснять, кто он. Немец мадьярского происхождения. Спрашиваем:

– Почему не стрелял?

– Ваш пилот был беззащитен. Я не хотел стрелять.

Подумать только – какое рыцарство! Так ли это? Лезем в кабину «мессера», проверяем систему вооружения. Эге, отказал электроспуск.

Вот тебе и фашист-гуманист… Не откажи пушка – несдобровать бы Петру.

Все-таки нельзя ни при каких обстоятельствах забывать золотое правило: осмотрительность нужна от посадки в кабину до выхода из нее.

На память об этом необычном случае Якубовский взял у немца новенький добротный шлемофон.

– Ему он уже не пригодится, отлетался…

Но на этом события не закончились.

Видимоо у сбитого «мессера» был ведомый, которого мы не заметили. Наверное, он и доложил, что в двух-трех километрах от переднего края расположился русский авиационный полк.

Поздним вечером, как только мы улеглись спать, где-то совсем рядом заухали разрывы снарядов. Все ближе, ближе. Скоро могут накрыть особняк. Вот снаряд врезался прямо в угол особняка, из окон повылетали стекла, что-то рухнуло с потолка.

Спокойным голосом Онуфриенко сказал:

– Хватит судьбу испытывать – все в подвал!

К рассвету стрельба утихла. Решили сходить в столовую чайку попить. Вылезли из подвала, пришли в столовую, а там прямым попаданием убита повариха, ранены официантки. Какой уж тут может быть чай…

Измученные тяжелой бессонной ночью, приступаем к полетам К вечеру начинаем думать, где будем ночевать. Пришли к выводу, что лучше всего устроиться там, где расположились техники, – в небольшом поселке рядом с Чакваром.

На новом месте уснули как убитые, но в три часа ночи нас опять подняла на ноги стрельба.

В наш дом влетел встревоженный начальник штаба подполковник Горнов.

– Немцы наступают!

Я глянул в окно – действительно немцы.

Откуда они взялись? Онуфриенко приказал подготовиться к бою, мы вытащили из кобур пистолеты, ждем, что будет дальше.

Стрельба то затухает, то нарастает. Постепенно вся эта кутерьма улеглась.

Что же произошло?

Заблудилась немецкая маршевая рота и неожиданно столкнулась с нашими обозными, которые огнем ручных пулеметов встретили непрошеных гостей.

Утро тоже не принесло нам спокойствия. Где-то рядом с аэродромом грохотал бой за небольшую высотку, на летном поле то и дело с треском взрывались мины. Пришлось засыпать воронки.

Подполговник Горнов стал уговаривать Онуфриенко сменить аэродром. Один нажим, второй – Онуфриенко сдался, позвонил в штаб дивизии. Ему ответила: нечего дрейфить, надо воевать.

Мы остались на месте. Нас прикрывал специально приданный зенитно-артиллерийский полк. И когда на аэродром пошли танки, орудийные расчеты смело вступили с ними в бой, сумели подбить четыре машины. Мы помогали – взлетали, отсекали от танков пехоту. Общими усилиями сорвали вражескую атаку. Но воздушно-наземную борьбу вели еще несколько суток. Нам, летчикам, было нелегко: из-за многочисленных осколков от мин и снарядов одно за другим лопались колеса шасси при взлетах и посадках. Видя это, капитан Алексей Капустянский – летчик из эскадрильи Кравцова, лучший друг Василия Калашонка – быстро освоил трофейный самолет, стал на нем доставлять покрышки с основной базы.

Фашисты лютуют все больше и больше. Стали засыпать нас минами и снарядами. Самолеты, стоявшие в канонирах, то и дело выходили из строя, мы тут же восстанавливали их.

Пришлось основательно заняться охраной аэродрома. Мы разбили его на семь секторов, в каждом из них – тоже свои секторы наблюдения и обстрела. Отрыли щели, траншеи, наладили тесное взаимодействие с зенитчиками и пехотинцами.

Но, несмотря на все принятые меры, наступил день, когда нам стало совсем тяжело: аэродром весь в воронках, каждая посадка опасна, многие самолеты вышли из строя, остались без резины.

Тут уж Онуфриенко ничего не оставалось, как обратиться к командарму.

– Не паникуй, Онуфриенко, – был ответ, – не так страшен черт, как его малюют. Мне бы не хотелось менять свое мнение о вас.

Нам оставалось одно – стоять насмерть.

Стали думать, как облегчить наше положение. Надо сделать так, чтобы не мы находились под постоянным огневым воздействием противника, а его самого поставить в наши условия. Но как? С утра до вечера парами, сменяющими друг друга, штурмовать огневые позиций противника. Попробовали – получилось, фашисты приумолкли, расползлись по щелям. Зато они попытались взять реванш ночью – мы общими усилиями еле отбили их атаку, А с рассветом появились «фоккеры» и «мессеры», обрушили на нас удар с воздуха. Кто сумел взлететь – завязал бой с противником.

Под вечер над аэродромом появляется По-2. Вот он смело садится. Кто прилетел к нам в такое жаркое время? Владимир Александрович Судец. Мы давно слышали, что он часто бывает на самом переднем крае, там, где складываются критические ситуации. Фашисты открыли по аэродрому шквальный минометный огонь. Кто-то тут же свалил командарма на землю, и все мы поползли к командному пункту. В укрытии В. А. Судец стал отчитывать Онуфриенко:

– Почему не докладываете, что у вас такая тяжелая обстановка?