Мой любимый сфинкс - Людмила Зарецкая

– Я не хотела никого обидеть, – покаянно пробормотала Злата. – Меня мама всегда ругает за социальный снобизм. Но мне все равно важно, чтобы с человеком было о чем поговорить. Потому что любые связи, даже самые крепкие, рвутся, если нет родства интересов. Родства душ, если хотите.

– Ну, с Антоном у нас как раз есть родство душ, – сухо сказал Аржанов. – Бизнес, охоту, водку и баб можно обсуждать до бесконечности. Вы извините, Злата, я искупаюсь, пожалуй. Жарко.

Легко поднявшись на ноги, он нырнул прямо с полутораметровой высоты носа катера. Злата в задумчивости растянулась на нагретом солнцем кожаном лежаке.

– С Антоном у него есть родство душ, а с Машей? – пробормотала она себе под нос, чуть слышно. – Она ведь тоже вряд ли задумывается, почему Каренина бросилась под поезд и зачем Герасим утопил Муму. Или женщину, которая прожила рядом с тобой четверть века и родила тебе четверых детей, не бросают, даже если с ней совсем не о чем поговорить, кроме рецепта засолки огурцов? Извините меня, господин Аржанов, но я абсолютно уверена в том, что вам смертельно скучно с вашей образцово‑показательной женой. Хотя меня это, конечно, совершенно не касается.

Минут через десять неслышно вернувшийся Аржанов растянулся рядом. На разогревшуюся на солнце Злату полетели колкие брызги. От неожиданности она вздрогнула.

– Я не кусаюсь, – негромко сказал Аржанов. – И привычки насиловать женщин я за собой не замечал. Так что можете расслабиться.

– Зачем вам насиловать женщин, когда они отдаются сами? – сухо ответила Злата. – Это так современно. Особенно когда они потом сами расхлебывают последствия, оставшись с ними один на один.

– Вы о чем?

– Об Ирине. Я уже несколько дней хочу у вас спросить, хотя меня это, конечно, совсем не касается. Вы же знаете, что она ждет ребенка. И вы не выглядите жестоким. Почему же вы тогда так жестоко ведете себя по отношению к ней?

– Какая Ирина? Какого ребенка? – Изумление на лице Аржанова было таким искренним, что Злата как-то сразу поняла, что он действительно не сделал ничего плохого. Огромная волна облегчения накрыла ее с головы до ног, хотя она еще не могла точно сформулировать, из-за чего чувствует это самое облегчение.

– Ирина. Официантка в вашем ресторане. Она ждет ребенка. И я своими ушами слышала, как она говорила вам об этом.

– Говорила? Мне? Когда? И какое отношение, черт подери, я могу иметь к ее ребенку?

– Назавтра после нашего приезда. Днем. По телефону. Я зашла в кухню, чтобы попросить воды для цветов, и услышала, как она говорит по телефону, что не знает, что ей делать, что вы не можете ее бросить, тем более в таком положении.

– Да с чего вы взяли, что она говорила со мной?

– Потому что она обращалась к вам по имени, «Александр Федорович». Она так плакала…

– Послушайте, Злата, – голос Аржанова, как и его взгляд, стали очень серьезными, – вы точно уверены в том, что сейчас говорите? Потому что это очень важно.

– Конечно уверена! – Злата снова начала сердиться. – Я же не сумасшедшая. Я потом еще сказала ей, что вы, простите, – мерзавец. А она вытерла слезы и стала меня уверять, что вы совершенно замечательный человек.

– Дело не в том, мерзавец я или замечательный человек, – задумчиво сказал Аржанов. – Дело в том, что у меня никогда не было даже намека на роман с Ириной. У меня, знаете ли, нет привычки гадить там, где я живу, и небольшой перепих с обслуживающим персоналом не входит в круг моих развлечений. Так что ждать от меня ребенка она никак не может. И это означает только одно.

– Что? – затаив дыхание, спросила несколько сбитая с толку, но счастливо взбудораженная его словами Злата.

– Она ждет ребенка от Громова. Он же тоже Александр Федорович, как и я. Неужели до вас еще это не дошло? Вы же читали историю его отца, Федора Громова. И это с ним она разговаривала по телефону и умоляла ее не бросать. И было это за несколько часов до того, как его убили.

– Вы думаете, это она? – страшным шепотом спросила Злата.

– Я ничего не думаю. Я только знаю, что Ирина по образованию медсестра и в прошлом – мастер спорта по биатлону. И белке она попадает в глаз с такого расстояния, с которого я даже в голову не попаду. А я, смею вас заверить, стреляю очень недурно.

Глава 13

Штормовое предупреждение

Помните, если люди хотят быть вместе, им надо отказаться от двусмысленностей, от неоднозначных слов и поступков. Это все-таки возможно – не играть, если вы вместе.

Легкое покачивание палубы под ногами преследовало Злату весь вечер. Мир плыл вокруг нее, сияя солнечными бликами на воде. И столовая была покрыта этим немеркнущим сиянием, и сидящие в ней люди, как мрачные от ничегонеделанья, так и довольные проведенным днем, и жаренные на гриле перепела под брусничным соусом, и лицо сидящего напротив Аржанова, практически неотрывно на нее смотрящего.

Глубинным, древним как мир знанием она понимала все, что произойдет дальше. Сегодняшний день принадлежал им двоим. Несмотря на Светку и Котика, которые были рядом, участвовали в общих разговорах на обратной дороге, задавали какие-то вопросы, что-то рассказывали и смеялись, им казалось, что они на катере только вдвоем.

Все было решено. Предрешено. Записано на скрижалях судьбы. И приближающаяся ночь была внесена в эти скрижали как тоже принадлежащая только им двоим. Аржанов знал, что придет этой ночью в ее комнату и произойдет все то, к чему он стремился всю эту неделю, с того самого момента, как увидел ее бредущей по овсяному полю. И Злата знала. И ни дождь, ни сель, ни пожар, ни еще одно убийство не могли ничего изменить.

За ужином она оживленно участвовала в общей беседе, хотя, поднимаясь по лестнице в свою комнату, не могла вспомнить ни слова из того, о чем шел разговор. Она смеялась, запрокидывая изящную головку на тонкой шее, от чего ее распущенные волосы переливались за спиной, как волнующееся на ветру поле спелой пшеницы.

Злата не волновалась и не боялась. Внутри ее царило полное спокойствие. Так чувствует себя человек, который твердо знает, что изменить уже ничего невозможно. Она просто терпеливо ждала, пока кончится этот бесконечный ужин, когда уже будет пристойно встать из-за стола и, вежливо пожелав всем спокойной ночи, покинуть столовую, чтобы подняться в свою комнату.

Встретив взгляд Аржанова, она безошибочно поняла, когда этот миг настал. Она столько раз представляла, как отодвигает свой стул, откладывает салфетку, встает, произносит нужные слова и, не оглядываясь, идет к двери, спиной ощущая, что ее мужчина идет следом за ней, что, проделав все это на практике, испытала чувство легкого дежавю.