Единственный выживший - Дин Кунц

Голос ее неожиданно надломился, и Барбара замолчала, засунув руки в карманы джинсов. Ветра не было, и ни одна пчела не оживляла басовитым гудением редкую россыпь желтых полевых цветов. Близкие деревья стояли неподвижно и тихо, словно монахи, давшие обет молчания.

Оторвав взгляд от низких грозовых облаков, изредка разражавшихся сдавленным, гортанным рычанием, Джо посмотрел на воронку, на самом дне которой под слоем битого камня было похоронено воспоминание о громовом эхе давнего взрыва.

– Со мной все в порядке, – промолвил он спокойно, хотя слова давались ему с трудом. – Рассказывайте дальше, Барбара. Я должен знать, как это все было.

Почти полминуты Барбара собиралась с мыслями, видимо решая, как много она может ему открыть. Наконец она сказала:

– Когда прибываешь на место катастрофы, первое впечатление всегда одно и то же. Запах… Этот жуткий запах невозможно забыть, Джо. Даже за сто лет. При некоторых условиях горят даже современные термостойкие пластики и негорючие пластмассы на фенольной основе, а тут еще топливо, вонь от горящего винила, изоляции и паленой резины… не говоря уже о запахе горелого мяса и органических отходов из сливных цистерн бытовой системы. Из туалетов, попросту говоря…

Джо заставил себя снова заглянуть в яму, ибо знал, что ему нужно будет уйти с этого места не ослабленным и уничтоженным, а накопившим достаточно сил, чтобы искать справедливость вопреки всему, и в первую очередь – вопреки неограниченному могуществу его предполагаемых врагов.

– Обычно, – продолжала Барбара, – даже после самых страшных катастроф остаются достаточно большие обломки, глядя на которые можно представить самолет таким, каким он когда-то был. Например, крыло, часть фюзеляжа или хвостовое оперение… Иногда, в зависимости от угла падения, на месте катастрофы можно найти отломившийся целиком нос или почти не поврежденную кабину.

– Но в данном случае все было не так? – спросил Джо.

– Да, – решительно кивнула Барбара. – Обломки были словно пропущены через мясорубку. Все, что уцелело, оказалось настолько деформировано, перекручено, смято, что с первого взгляда невозможно было определить даже тип самолета. На виду оставалось слишком мало обломков, и нам показалось, что это не мог быть "Боинг"… И все же он весь был тут; просто самый большой обломок был не больше автомобильной дверцы. Единственным, что я сумела опознать с первого взгляда, оказалась часть турбины и встроенное пассажирское сиденье. Все остальное разбросало по всему лугу и даже рассеяло в лесу, на холмах к северу и западу.

– Скажите, Барбара, в вашей практике это было самое серьезное крушение? – спросил Джо.

– Пожалуй, ничего более страшного я действительно не видела. Сравниться с этой катастрофой могут, пожалуй, только две… Об одной я уже упоминала – я имею в виду трагедию в Хоупвелле в 1994 году, когда разбился самолет компании "Ю. Эс. Эйр", следовавший рейсом 427 на Питсбург. В тот раз не я была старшим следователем, но на месте катастрофы мне побывать довелось.

– А… тела? В каком состоянии были тела к моменту, когда вы добрались сюда из Пуэбло?

– Джо, послушай…

– Вы сказали, что никто не мог уцелеть. Почему вы так уверены в этом, Барбара?

– Не знаю, стоит ли мне объяснять тебе почему… – тихо ответила она и отвернулась, когда Джо попытался встретиться с ней взглядом. – Картины, которые я видела… они потом являются во сне, терзают сердце и душу.

– В каком состоянии были тела? – не сдавался Джо.

Барбара обеими руками отвела назад свои седые волосы и, отрицательно покачав головой, с самым решительным видом спрятала руки в карманы.

Джо набрал в грудь побольше воздуха, выдохнул судорожным рывком и повторил свой вопрос:

– Я хочу знать, что стало с людьми, Барбара. Это очень важно, и каждая деталь может помочь мне разобраться в… во всем этом. Даже если я не узнаю от вас ничего важного, эти… картины, как вы их назвали, помогут моему гневу не остыть, а гнев мне очень и очень нужен. Он дает мне силы и решимость идти до конца.

– Неповрежденных тел не было, – с ледяным спокойствием ответила Барбара, не глядя на него.

– Совсем не было? – не поверил Джо.

– Ни одного целого тела.

– Скольких человек из трехсот тридцати сумели в конце концов опознать ваши специалисты? По зубам, по частицам тканей, по каким-то другим признакам, которые могли бы подтвердить, что такой-то и такой-то действительно погиб в этом адском котле?

Голос Барбары оставался ровным, лишенным всяческих эмоций, но ответ прозвучал так тихо, что Джо едва расслышал его.

– Я думаю, чуть больше сотни.

– Остальные были раздавлены, разорваны, обожжены, – сказал Джо, намеренно раня себя этими жестокими словами.

– Гораздо хуже, – поправила его Барбара. – В момент удара происходит взрыв и высвобождается такая колоссальная энергия, что большинство останков органического происхождения вообще перестают быть похожи на части человеческих тел. В данном случае из-за разлитой крови и разлагающихся останков риск инфекционного заболевания был настолько велик, что нам пришлось переодеться в биозащитные костюмы. Несмотря на опасность, каждый, самый ничтожный, обломочек необходимо было вывезти из зоны падения, зарегистрировать и передать для исследования специалистам и экспертам, поэтому для того, чтобы защитить наших сотрудников, нам пришлось установить на бетонке возле шоссе целых четыре дезинфекционные станции. Большинство останков и обломков прошли через них, прежде чем попали в специальный ангар в аэропорту Пуэбло.

С жестокостью, которая, по его мнению, должна была доказать ему самому, что горе никогда не заслонит и не погасит его гнева до тех пор, пока он не завершит своего собственного расследования, Джо сказал:

– Как я понял, и самолет, и люди выглядели так, словно их пропустили через камнедробилку. Так?

– Достаточно, Джо. Если ты узнаешь больше, это ничем тебе не поможет.

На лугу стояла абсолютная тишина. Можно было подумать, что они двое находятся в начальной точке Творения, откуда в момент Начального Взрыва божественные силы устремились к дальним пределам Вселенной, оставив здесь только немую, безвоздушную пустоту.

Несколько крупных пчел, разморенных августовской жарой – бессильной, впрочем, победить приступы холода, охватывавшие Джо изнутри, – выбрались наконец из своих затерянных в лесу гнезд и лениво перелетали от одного маслянисто-желтого цветка к другому, двигаясь так, словно они вдруг стали действующими персонажами своих собственных коллективных грез о сборе сладкого нектара. Во всяком случае, никакого жужжания, производимого этими апатичными лакомками, Джо не слышал.