Водоворот чужих желаний - Елена Михалкова

Из Москвы ему пришлось бежать, потому что нашли бы, не пощадили. Как жить дальше, он не знал, вот и вернулся в село. Их собственный дом был продан, и на последние оставшиеся от прежней хорошей жизни деньги Кирилл купил развалюху на окраине и стал потихоньку обживаться, приходить в себя после того, как лихо переменилась его жизнь.

Выпивать он начал не сразу, а на четвертый год — когда понял, что никуда отсюда не денется, потому что подвела его русалка, оставила один на один с его желаниями. Сама собой сложилась и подходящая компания, к которой иногда присоединялся Мишка Левушин из соседнего Кудряшова. Левушин медленно спивался, и Кирилл знал, что жена сбежала от него в город и вернулась спустя два года лишь затем, чтобы оформить развод — она собиралась снова выйти замуж. Теща умерла от сердечного приступа, а тестя забрала с собой теперь уже бывшая супруга. Мишка остался один, не считая собутыльников.

Когда люди стали разъезжаться из села кто куда, Левушин попытался пристроиться к односельчанину Кольке Котику на лесопилку, и хозяин поначалу даже решил попробовать его в деле. Но Мишка оказался никудышным работником, и от него быстро избавились. Тогда он запил окончательно, теперь уже до белой горячки, и в селе судачили, что жить ему осталось недолго.

Левушин опустился, распродал все из дома, ходил по поминкам и редким свадьбам в кургузом засаленном пиджачке и рассказывал о том, как хорошо жилось ему с тещей и какой светлой души была она человек. Хотя все знали, что Мишка с тещей жили как кошка с собакой, а помирились непонятно как за несколько лет до ее смерти. Незаметно он прибился к Сковородову и, если были силы, доходил до соседнего села, чтобы выпить с Кириллом.

В тот вечер, напившись, обычно молчаливый Кирилл вдруг разговорился. Они сидели вдвоем с Левушиным, и Кирилл не столько разговаривал с ним, сколько жаловался неизвестно кому на неудачную судьбу. Раскачиваясь, он перечислял все, что случилось с ним, и Мишка сидел, слушая и кивая, до тех пор, пока Сковородов не повторил в третий раз, что во всех его бедах виновата русалка.

— Если бы на нее не надеялся, а на себя, — с горечью рассказывал Кирилл, — глядишь, по-другому жизнь свою построил бы. Ну ничего, я еще отсюда уеду!

— Какая русалка? — неожиданно трезвым голосом спросил Левушин.

Кирилл, потерявший осторожность, махнул рукой и сказал, что есть у него одна особенная вещица, только ему больше пригодиться не может.

— Мне отдай, а? — вкрадчиво попросил Левушин. — Мне, может, она и пригодится…

В глазах его мелькнуло что-то странное, и это странное не понравилось Кириллу. Даже будучи пьяным, он почувствовал, что сказал лишнее, и попытался отшутиться. Но Мишка шутить не захотел.

— Отдай, Кирюша, — ласково уговаривал он, подходя к Сковородову. — Мы же с тобой друзья! Говоришь, много желаний она у тебя исполняла, да? Значит, и у меня могла бы…

Кирилл, кляня себя за болтливость, попробовал прогнать Левушина, но уговоров тот не слушал, а от табурета увернулся.

— Отдай… — просил он, быстро перемещаясь от стены к стене, зажимая мечущегося Сковородова в угол. — Ну отдай же!

Высокий, исхудавший, с заостренными чертами лица, он вдруг показался Кириллу таким жутким, что его оставила всякая способность к сопротивлению.

— Да забери! — выкрикнул он тонким голосом, закрывая лицо. — Забери!

— А где она у тебя, а? Скажи, где? Только не ври мне!

Тонкие холодные пальцы провели Сковородову по горлу, словно перерезая его, и Кирилл дернулся.

— Вот черт сумасшедший! Не трогай меня, понял? Там, в шкафу, твое сокровище…

Мишка преодолел пространство до шкафа молниеносно, так что Сковородову, сидящему на полу, на секунду показалось, что по комнате движется призрак. За окном сгустился вечер, и в тусклом свете единственной лампочки, свисавшей с потолка, все казалось нереальным.

Кирилл видел, как Мишка, стоя к нему спиной, открыл дверцу шкафа, взял с полки русалку и застыл. А потом засмеялся негромким смехом, пронзительным, как писк комара, и от его смеха Кириллу стало совсем не по себе.

— Вот, значит, что такое… — не переставая смеяться, сказал Левушин.

А затем повернулся к Кириллу.

Лицо у Мишки было такое, что Сковородов быстро пополз вдоль стены, ощущая, что ноги у него дрожат и встать он не сможет. Левушин, посмеиваясь, пошел за ним, размахивая русалкой.

— Обмануть меня хотел… — прошептал он, остановившись над Кириллом, забившимся в угол. — Подсунул мне куклу. Думал, я все мозги пропил? Где русалка?

— У тебя она, дурак! — крикнул Кирилл, не понимая, что происходит. — В руке ты ее держишь.

— В руке-е? Это, что ли?

Мишка взмахнул фигуркой, и в глазах его заплескалось безумие.

— Разве я что-то держу? Нет, ничего у меня нету. Нету, нету… Была, да пропала. А ты меня обмануть хотел, дурачок. Нет, не обманешь.

Он повернулся и взял со стола тупой кухонный нож, которым они резали хлеб. К лезвию присохли крошки, и Кирилл застрял на них взглядом, не в силах отвести его. Дикая мысль о том, что нужно попросить Левушина стряхнуть крошки, пришла ему в голову, а в следующую секунду Мишка отбросил русалку в сторону и резанул Кирилла ножом по лицу.

— Тело его только на следующий день нашли, — закончила Наталья Котик. — Милиция приезжала, много людей было. Шутка ли — его всего изрезали! Потом кто-то сказал, что он до утра не умирал, а Мишка над ним все глумился. Окна закрыл ставнями, дверь запер и творил расправу. Страдалец тот, Сковородов, может, и кричал, да только дом стоит на отшибе, и Левушин ему, видно, рот затыкал. Соседка потом сказала, что крови было — по всем комнатам. Не смогли отмыть, и покупателя на дом не нашлось. Так и стоял он, пока весь не обветшал и не развалился.

Она отпила воды, провела рукой по лицу.

— Если б я все это знала, когда Мишка утром ко мне пришел, не остаться бы мне живой.

— К вам?!

— Ко мне, Макар, ко мне. Я на огороде работала, а Колька мой был дома. Ты думаешь, шрам-то мой откуда? От него, Левушина, ирода.

Утром, увидев покачивающуюся тощую фигуру, Наталья не удивилась — Мишка часто побирался по соседям. Она хотела сказать, что и рубля алкоголику не даст, но Левушин опередил ее.

— Расскажи мне, Натальюшка, про русалку, которую я тебе подарил, — ласковым голосом попросил он, и Наталья отчего-то не осмелилась его прогнать. — Кому ты ее отдала? Или себе оставила?

Наталья честно сказала, что русалки у нее нет, но Левушин ей не поверил.

— Отдай! — слезно попросил Мишка, дергаными движениями вытирая руки о рубашку, всю в каких-то темных пятнах. — Что тебе, жалко? Я же вижу, ты получила все, что хотела.

Сама не зная, зачем, Наталья спросила, откуда у Левушина взялась фигурка, и Мишка рассказал ей все, что знал.

— Не принесет она тебе добра! — начал пугать он. — Помнишь, что с Хохловым случилось? Утопился он, вот как! Беду принесет тебе русалка, точно говорю. Отдай, а? Отдай, Наталья!

— Отдала бы, — сказала она, глядя на него с жалостью и брезгливостью. — Только я ведь ее, Миш, и правда подарила.

— Кому?!

От его крика Наталья испугалась и поспешила ответить:

— Марье Авдотьевне отдала, соседке.

Мишка нахмурился, припоминая.

— Какой Авдотьевне? Которую пять лет, как похоронили?

Наталья кивнула.

— А русалку… — прошептал Мишка, наступая на нее, — русалку она где спрятала?

— Она мне рассказывала, что отдала ее, а кому — не помню. Ей-богу, Миш, не помню. Ступай своей дорогой, забудь ты про свою игрушку.

— Игрушку?! Игрушку?!

Левушин вмиг пришел в дикую ярость.

— Ты, значит, поигралась игрушкой, получила что хотела, а Левушину — шиш? Отдала, стерва! Я — тебе, а ты — подарила!

Он заверещал что-то совсем невнятное, брызжа слюной ей в лицо, и перепуганная Наталья слишком поздно поняла, какую ошибку она совершила. Вытащив из кармана нож, покрытый темными разводами, Мишка бросился на нее, размахивая лезвием перед лицом Натальи.

— Ты!.. — запыхавшись, выкрикивал он, и из его рта разило перегаром. — Я тебе подарок сделал царский, а ты Левушина без жизни оставила! Выпила жизнь мою, кровушку мою! За мой счет пировала, подлая! Все обманули Левушина, все!

Он понес что-то совсем невразумительное, и Наталья, выйдя из ступора, завизжала по весь голос. В следующую секунду Мишка, изловчившись, дотянулся до ее лица ножом и распорол ей щеку.

— Убил бы он меня точно, — рассказывала Наталья Илюшину, трогая шрам, — если бы Колька мой не выскочил из дома. Пока он до огорода добежал, Мишка успел сбежать в лес, а там ищи-свищи его, алкаша ненормального! Я так Коле своему и сказала: радоваться, мол, надо, что не убил он меня. Потому что как вспомню его глаза бешеные, так в дрожь меня бросает. Сколько лет прошло, а до сих пор страшно: снится иной раз, что вернулся он и хочет меня зарезать. А когда тело Сковородова нашли и мне все рассказали, я чуть сознание не потеряла. Поняла, какой судьбы избежала.