Тайна Запада. Атлантида – Европа - Дмитрий Мережковский

Самоубийство пола – самооскопление. Ведал эти искушения и самый здоровый из нас, Гёте, когда писал «Вертера», и самый сильный из нас, Наполеон, когда плакал над «Вертером».

«Плотское соитие родственно убийству», – скажет Вейнингер, самоубийца и девственник, новый Вертер, новый Аттис, повторяя учение древних офитов: «Плотское соитие есть крайнее зло», pany ponêron (Hippolyt., 1. c., V. – Hepding, 33), и учение Саторнила, гностика: «Брак – от сатаны, девство – от Бога» (Bousset, 108).

«Я думаю, что человек должен перестать родить. К чему дети, к чему развитие, коли цель достигнута? В Евангелии сказано, что в воскресении не будут родить, а будут, как ангелы Божии», – скажет безумный Кириллов у Достоевского («Бесы»), и повторит мудрый Толстой («Крейцерова соната»).

Вот что значит: «Это не однажды было, но всегда есть». Всегда, везде, во всех веках и народах, от начала мира до конца, именно здесь, в поле – рождении – смерти – утоляющем жажду «дурной бесконечности», и разгорается неутолимая жажда конца.

XIII

«О, Матерь богов и людей, восседающая на престоле великого Зевса... даруй Римскому народу очиститься от пятна нечестия!» – кончает император Юлиан свою Пессинунтскую речь. «Пятно нечестия» – христианство. В том же IV веке папа Либерий устанавливает празднование Рождества Христова 25 декабря – день, когда от «Небесной Девы Матери», Virgo Goelestis, Кибелы, рождается «Непобедимое Солнце», Sol Invictus, Митра-Аттис. Два солнца борются, заходящее и восходящее, – Аттис и Христос.

Против базилики Св. Петра, уже воздвигнутой императором Константином Равноапостольным на Ватиканском холме, все еще возвышается древний жертвенник Аттиса (Graillot, 550). Имя римского первосвященника – самое древнее фригийское имя этого бога, Папа, Papas, – в детском лепете всего человечества, имя Отца (Frazer, Adonis, Osiris, Attis, 178). Папская тройная тиара есть фригийская шапка Аттиса, остроконечный пастуший колпак, только не падающий, мягкий, а жесткий, поднятый; tiara est frigium quod dicunt (M. Brückner. Der sterbenbe und auferstehende Gottheiland, 1908, p. 15. – Graillot, 232). Целибат римских священников – полускопчество, а темные длинные, как бы женские, одежды их напоминают одежды настоящих скопцов.

XIV

В ночь на 25 марта – весеннее равноденствие, победа солнца над зимой, – «полагается на гробовое ложе изваяние Аттиса... и долго, многими слезами, оплакивается». Вдруг, в темном святилище, появляется свет факелов и раздается клич:

Жив Аттис, жив!Радуйся Жених,Свет Новый, радуйся!

И жрец помазует (елеем) уста плакавших, с медленным шепотом:

Мужайтесь, мисты! Бог спасен,И будет нам от бед спасение.

«Так-то подражает дьявол воскресению (Господа), diabolus imaginem ressurectionis inducat», – негодует Тертуллиан (Tertullian, de praeschr. haeret., 40).

«Из тимпана вкусил, из кимвала испил, приобщился Аттису!» – говорят верные, после таинства (Firm. Matern., 1. c., с. III. – Loisy, 110). «Есть, видно, христиане свои и у дьявола, habet ergo diabolus christos suos», – возмущается Фирмик Матерн. «Дьявол до того соблазняет их кознями своими, machinamenta, что некий жрец Тиароносца („Пилеата“ – Аттиса) говаривал при мне: „И сам-де наш Пилеат – христианин, et ipse Pileatus christianus est“, – вспоминает бл. Августин (Loisy, 120).

XV

Правы учителя церкви: в этих кощунственных подобьях, слияниях тени с телом Христа был великий соблазн. Через столько веков, все еще жутко читать о радениях галлов-скопцов в Иераполе. Сливая протяжный вой, «улюлюканье», ololygma (Antholog. graec., VI, 173) с пронзительным визгом флейт и глухим рокотаньем тимпанов, кружатся в неистовой пляске, бичуются до крови, режутся, не чувствуя боли, пока не упадут, изнеможенные, на ступени Аттисова жертвенника. Многие, пришедшие только взглянуть на зрелище, заражаясь безумьем, вдруг сами пускаются в пляс и, хватая один из лежащих тут же всегда наготове мечей, оскопляются (Pseudo-Luc., de Syria dea. – Graillot Fir. Cumont, 86. – Loisy, 93).

Membra secandi inpetus… furor.Резать члены свои… исступленная похоть,

по страшному слову Овидия (Ovid., Fast., IV, v. 221).

Столько было оскоплений в Сирии, что царь Авиар повелел отрубать виновным руки (Movers, 684). Но не помогло: мученики Аттиса летели на кровавую жатву, как мотыльки на огонь.

Если бы и скептик наших дней попал в такую толпу, то, может быть, почувствовал бы в ней «присутствие», parousia, какой-то Силы нездешней, какого-то «Существа, действительно сущего»; понял бы, что здесь Кто-то буравит через человеческую плоть такую же воронку хаоса, какая уже поглотила первый мир, Атлантиду, и, может быть, поглотит – второй.

XVI

Столпники стояли на каменных столпах-фаллах, перед святилищем Аттиса в Иераполе (Pseudo-Luc., de Syria dea). Аттис пал, но на такие же столпы стали христианские столпники. Столько их в VI–VII веке, что Византийская империя признала их особым в государстве сословьем, под именем stylitai, columnarii (Иером. Алексий. Юродство и столпничество, 1918, с. 272).

В царствовании императора Льва Великого, св. Симеон Столпник умер 103 лет, простояв на столпе 50 лет. «Тело свое он стягивал сплетенною из пальмовых ветвей веревкою так, что она проникала до самых костей, и, через десять дней, загноилось оно и закипело червями, издавая смрад», – повествует житие Преподобного.

XVII

Атлас – тоже вечный столпник, хотя и обратный: не он – на столбе, а столб – на нем; «громаду длинноогромных столбов, раздвигающих небо и землю», он держит на плечах своих, и голову его покрывает, как тиара, звездное небо. «Звездною тиарою, pilos asteroetos, увенчала и Аттиса Матерь богов, так что зримое небо сие покрывает главу его» (Fl. Julian, Orat. V); этим двум древним мифам, одному – у Гомера, об Атласе, другому – у Юлиана, об Аттисе, вторит житие преподобного Олимпия Столпника: «Свергнув со столпа бывший на голове его малый покров, стоял он, имея покровом одно только небо; зиму же и зной, дожди и грады, снег и лед терпел доблестно», как страстотерпец и небодержец Атлас.

«Матерь богов, – говорит Юлиан, – дозволила Аттису, юноше прекрасному, как солнечный луч, плясать, возноситься до самого неба»... – «Аттис правил всегда колесницею Матери». – Житие св. Симеона Столпника вторит и этому. «Левая нога его загноилась от многого стояния, ибо целый год стоял он на ней, в наказание за то, что хотел поддаться дьявольскому искушению вознестись в колеснице на небо». – «Падали же черви от ноги его на землю, а ученик его, Антоний, собирал их и носил ему на столп; и прилагал Симеон червей к язве, говоря: „Ешьте, что дал вам Бог!“ (Иером. Алексий, 137.) – „Стыдную рану ешьте!“ – мог бы он сказать вместе с Аттисом.

XVIII

Столпники совсем не принимали женщин. Св. Симеон ни за что не хотел видеться с матерью, «дабы отсечь мерзкую похоть» (Иером. Алексий, 138), как будто помнил любовь Кибелы, матери, к сыну, Аттису.

«Кто ты, человек или существо бестелесное?» – спросил однажды преподобного один сирийский священник. О, конечно, не Юлиан, мудрец плачущий, не Гелиогабал, шут пляшущий, а св. Симеон Столпник, венчанный тиарою звездного неба и возносящийся на небо, как солнечный луч, в колеснице Матери, – истинный поклонник Аттиса-Атласа!

Может быть, хорошо, что воздвигнут был столп во славу Аттиса, и что стоял на нем св. Симеон, во славу Христа; но нехорошо, что никто никогда не задумался об этих двух столь противоположно подобных столпах – двух центрах исполинской параболы, по которой движется мир все еще слепо, не зная куда, к спасению или погибели.

XIX

Аттис нам уже не страшен. Дух нечистый, некогда вселившийся в древний, запустелый дом его, вышел из него давно и вошел в другие дома, новые: сколько их, для него готовых, выметенных и убранных, в самом христианстве! Древний соблазн, превращавший тень в тело, заменился новым, превращающим тело в тень, Христа – в миф. Но мы уже видели, что «крещеные боги» Атлантиды неповинны в этом соблазне.

И снова Аттис – распятый Эрос – ложится смиренно тенью к ногам распятого Господа, и ведет к Нему всех, кто хочет идти.

XX

Душ человеческих вечный Возлюбленный, нежный, как розовый цвет миндаля, грустный, как темная фиалка Дарданийских лугов, Пастырь человеческих душ – белых коз на берегу земного Галла, белых звезд на берегу небесной Галаксии, – играет Аттис на камышовой свирели, elêgn, фригийских пастухов (Perrot et Chipiez, Histoire de l’art dans l’antiquité, t. V, 28) элегию, грустную песнь любви, с такою небесною сладостью, что люди уже были раз и, может быть, снова будут готовы отдать за нее все радости земли.

XXI

Имя Аттиса древнейшее, – Papas, a имя небесной Матери его, земной Возлюбленной, – Mama. Как любили друг друга Папа и Мама, – вот о чем незапамятно-древний миф Кибелы и Аттиса, вечно повторяющийся сон человечества, детская сказка об Отце Небесном и Матери Земле.

XXII

Аттис умирает, истекая кровью, под сосной или елкой, и, после смерти, сам превращается в вечнозеленое, райское Дерево Жизни. Каждый год, 15 марта, после погребения Аттиса, срубают сосну или елку в лесу, украшают ее венками фиалок – «Аттисовой крови», обвивают пестрыми повязками, прикрепляют к веткам, посередине ее или на самом верху, восковое изваяньице бога и дендрофоры, «древоносцы», несут священное дерево, в торжественном шествии, по улицам Вечного Города, Рима (Hepding, 133, 150).