Том 1. Стихотворения - Василий Жуковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
<К кн. Вяземскому>*
Благодарю, мой друг, тебя за доставленьеТвоих пленительных стихов!На Волге встретилось с тобою вдохновенье!Ты, с крутизны ее лесистых береговСмотря на пышные окрестностей картины,С природы список нам похожий написал.И я тебе вослед мечтою пробегал Прибрежных скал вершины;Смотрел, как быстрые крылатые струга, Сокровищ земледелья полны,Рулями острыми разрезывали волны;Как селы между рощ пестрили берега;Как дым их, тонкими подъемляся столбами,Взвивался и белел на синеве лесовИ, медленно всходя, сливался с облаками, —Вот что, по милости твоих, мой друг, стихов, Как наяву, я видел пред собою.Прочел я их один, потом прочли со мноюТургенев с Гнедичем, и Блудов, и Дашков.Потом и критику-богиню пригласилиИх с хладнокровием, ей сродным, прочитать.Мы, слушая ее, стихи твои херили,Тебе же по херам осталось поправлять!Вот общий приговор богини беспристрастной: «Ваш Вяземский прямой поэт!Он ищет простоты, но простоты прекрасной;И вялости в его стихах призна́ка нет.Дар живописи он имеет превосходный!Природу наблюдать его умеет взор!Презревши вымыслов блистательный убор,Он в скромной простоте, красам природы сродный,Живописует нам природы красоты!Он в ней самой берет те сильные черты,Из коих создает ее изображенье И списка точностью дивит воображенье». Такой был общий приговор! Потом перебирать свободноБогиня принялась стихи поочередно, И вышел строгий перебор!Послушай и поправь, когда тебе угодно! Благоухает древТрепещущая сень. Богиня утверждает(Я повторяю то, поэту не во гнев),Что худо делает, когда благоухает, Твоя трепещущая сень!Переступившее ж последнюю ступеньНа небе пламенном вечернее светило —В прекраснейших стихах ее переступило,Да жаль, что в точности посбилось на пути;Нельзя ль ему опять на небеса взойти,Чтоб с них по правилам грамматики спуститься,Чтоб было ясно все на небе и в стихах?И скатерть синих вод сравнялась в берегах:Равняться в берегах твоих ей не годится,Когда в моих она сравнялася давноНе синей скатертью, а попросту рекою: Мой стих перед тобою*,Но красть у бедняка богатому грешно! О сем стихе, где живописи много:Кто в облачной дали конец тебе прозрит? Богиня говорит, И справедливо, хоть и строго: Прозреть, предвидеть — все равно! Прозреть нам можно то одно,Что́ не сбылось еще, чему лишь можно сбыться;Итак, сие словцо не может пригодитьсяК концу реки! Он есть давно, хотя и скрыт.Ты вместо вялого словечка различит,Великолепное прозрит вклеил не к местуИ безобразную с ним сочетал невесту:И неподвижный взор окованный стоит!Как хочешь стой, но он в жестоком положенье!Из одинаких весь сей стих лоскутьев сшит: Стоит, оковы, недвиженье —Одно! Такой халат читателя смешит!Огромные суда в медлительном паренье:Запрещено, мой друг, — и нечем пособить! —Указом критики судам твоим парить:Им предоставлено смиренное теченье; А странное: столбы на них — Простым словцом: и мачты ихСама своей рукой богиня заменила!Но те твои стихи она лишь похерила, В которых ты, внимая гласу волн, Нам говоришь: люблю гнать резво челнПо ропотным твоим зыбям и, сердцем весел, Под шумом дружных вёселИ прочее: зво… челн — ей неприятный звук.А вёсел рифма ли на весел, милый друг?Жаль! Ведь последний стих разительно прекрасен!Воображению он сильно говорит;Но рифма вздорная косится и брюзжит!Как быть? Она деспо́т, и гнев ее ужасен!Нельзя ли рифму нам другую приискать,Чтобы над веслами беспечно задремать,Не опасаяся, чтоб вздорщицу смутили,И также, чтобы нас воздушные мечты,А не тяжелые златые веселили?..Но наше дело — хер! Поправки ж делай ты.Покаты гор крутых! — не лучше ли пещеры?Воспрянувших дубрав! — развесистых дубрав,Или проснувшихся! Слова такой же меры,А лучше! В этом вкус богини нашей прав!Воспрянувших, мой друг, понятно, да не ясно. Все прочее прекрасно!Но я б весьма желал, чтоб своды глас забавНе галлицизмами окрестности вверяли,А русским языком волнам передавали.Младое пенье их — прекрасная черта!Их слава ясная, как вод твоих зерцало!Стих сильный, а нельзя не похерить начало!Поставь, прошу тебя: и слава их чиста,Чтоб следующим трем был способ приютиться.О двух других стихах — прекрасных, слова нет —Ни я, ни критика не знаем, как решиться:В них тьма, но в этой тьме скрывается поэт!Гремящих бурь боец, он ярости упорнойСмеется, опершись на брег, ему покорный!Боец не то совсем, что́ ты хотел сказать.Твой Гений, бурь боец, есть просто бурь служитель,Наемный их боец; а мне б хотелось знать, Что он их победитель!Нельзя ли этот стих хоть так перемарать:Презритель шумных бурь, он злобе их упорнойСмеется, опершись на брег, ему покорный!Презритель — новое словцо; но признаюсь:Не примешь ты его, я сам принять решусь!К Фетиде с гордостью… Твоей, мой друг, ФетидеЯ рад бы из стихов дорогу указать.В пучину Каспия приличней бы сказать.Сравнение полней, и Каспий не в обиде! А бег виющийся ручья — Неловко — власть твоя;Я б смело написал: журчащего в дубраве. Спроси о том хоть музу ты свою,Виющийся идет не к бегу, а к ручью.Вот все!.. Согласен будь иль нет, ты в полном праве!
Славянка[55]*
(элегия)
Славянка тихая, сколь ток приятен твой,Когда, в осенний день, в твои глядятся водыХолмы, одетые последнею красой Полуотцветшия природы.
Спешу к твоим брегам… свод неба тих и чист;При свете солнечном прохлада повевает;Последний запах свой осыпавшийся лист С осенней свежестью сливает.
Иду под рощею излучистой тропой;Что шаг, то новая в глазах моих картина;То вдруг сквозь чащу древ мелькает предо мной, Как в дыме, светлая долина;
То вдруг исчезло все… окрест сгустился лес;Все дико вкруг меня, и сумрак и молчанье;Лишь изредка, струей сквозь темный свод древес Прокравшись, дне́вное сиянье.
Верхи поблеклые и корни золотит;Лишь, сорван ветерка минутным дуновеньем,На сумраке листок трепещущий блестит, Смущая тишину паденьем…
И вдруг пустынный храм в дичи передо мной;Заглохшая тропа; кругом кусты седые;Между багряных лип чернеет дуб густой И дремлют ели гробовые.
Воспоминанье здесь унылое живет;Здесь, к урне преклонясь задумчивой главою,Оно беседует о том, чего уж нет, С неизменяющей Мечтою.
Все к размышленью здесь влечет невольно нас;Все в душу томное уныние вселяет;Как будто здесь она из гроба важный глас Давно минувшего внимает.
Сей храм, сей темный свод, сей тихий мавзолей,Сей факел гаснущий и долу обращенный,Все здесь свидетель нам, сколь блага наших дней, Сколь все величия мгновенны.
И нечувствительно с превратности мечтойДружится здесь мечта бессмертия и славы:Сей витязь, на руку склонившийся главой; Сей громоносец двоеглавый,
Под шуйцей твердою седящий на щите;Сия печальная семья кругом царицы;Сии небесные друзья на высоте, Младые спутники денницы…
О! сколь они, в виду сей урны гробовой,Для унывающей души красноречивы:Тоскуя ль полетит она за край земной — Там все утраченые живы;
К земле ль наклонит взор — великий ряд чудес;Борьба за честь; народ, покрытый блеском славным;И мир, воскреснувший по манию небес, Спокойный под щитом державным.
Но вкруг меня опять светлеет частый лес;Опять река вдали мелькает средь долины,То в свете, то в тени, то в ней лазурь небес, То обращенных древ вершины.
И вдруг открытая равнина предо мной;Там мыза, блеском дня под рощей озаренна;Спокойное село над ясною рекой, Гумно и нива обнаженна.
Все здесь оживлено: с овинов дым седой,Клубяся, по браздам ложится и редеет,И нива под его прозрачной пеленой То померкает, то светлеет.
Там слышен на току согласный стук цепов;Там песня пастуха и шум от стад бегущих;Там медленно, скрипя, тащится ряд возов, Тяжелый груз снопов везущих.
Но солнце катится беззнойное с небес;Окрест него, закат спокойно пламенеет;Завесой огненной подернут дальний лес; Восток безоблачный синеет.
Спускаюсь в дол к реке: брег темен надо мной,И на воды легли дерев кудрявых тени;Противный брег горит, осыпанный зарей; В волнах блестят прибрежны сени;
То отраженный в них сияет мавзолей;То холм муравчатый, увенчанный древами;То ива дряхлая, до свившихся корней Склонившись гибкими ветвями,
Сенистую главу купает в их струях;Здесь храм между берез и яворов мелькает;Там лебедь, притаясь у берега в кустах, Недвижим в сумраке сияет.
Вдруг гладким озером является река;Сколь здесь ее брегов пленительна картина;В лазоревый кристалл слиясь вкруг челнока, Яснеет вод ее равнина.
Но гаснет день… в тени склонился лес к водам;Древа облечены вечерней темнотою;Лишь простирается по тихим их верхам Заря багряной полосою;
Лишь ярко заревом восточный брег облит,И пышный дом царей на скате озлащенном,Как исполин, глядясь в зерцало вод, блестит В величии уединенном.
Но вечер на него покров накинул свой,И рощи и брега, смешавшись, побледнели;Последни облака, блиставшие зарей, С небес, потухнув, улетели.
И воцарилася повсюду тишина;Все спит… лишь изредка в далекой тьме промчитсяНевнятный глас… или колыхнется волна… Иль сонный лист зашевелится.
Я на брегу один… окрестность вся молчит…Как привидение, в тумане предо мноюСемья младых берез недвижимо стоит Над усыпленною водою.
Вхожу с волнением под их священный кров;Мой слух в сей тишине приветный голос слышит;Как бы эфирное там веет меж листов, Как бы невидимое дышит;
Как бы сокрытая под юных древ корой,С сей очарованной мешаясь тишиною,Душа незримая подъемлет голос свой С моей беседовать душою.
И некто урне сей безмолвный приседит;И, мнится, на меня вперил он темны очи;Без образа лицо, и зрак туманный слит С туманным мраком полуночи.
Смотрю… и, мнится, все, что было жертвой лет,Опять в видении прекрасном воскресает;И все, что жизнь сулит, и все чего в ней нет, С надеждой к сердцу прилетает.
Но где он?.. Скрылось все… лишь только в тишинеКак бы знакомое мне слышится призванье,Как будто Гений путь указывает мне На неизвестное свиданье.
О! кто ты, тайный вождь? душа тебе вослед!Скажи: бессмертный ли пределов сих хранительИль гость минутный их? Скажи: земной ли свет Иль небеса твоя обитель?..
И ангел от земли в сиянье предо мнойВзлетает; на лице величие смиренья;Взор к небу устремлен; над юною главой Горит звезда преображенья.
Помедли улетать, прекрасный сын небес;Младая Жизнь в слезах простерта пред тобою…Но где я?.. Все вокруг молчит… призра́к исчез, И небеса покрыты мглою.
Одна лишь смутная мечта в душе моей:Как будто мир земной в ничто преобратился;Как будто та страна знакомей стала ей, Куда сей чистый ангел скрылся.
Голос с того света*