Вкус подчинения (СИ) - "StilleWasser"

Размышляя о странном поведении своего друга, Гермиона тихонько кипела, начиная рвать и метать по малейшему поводу, и на работе все обходили ее стороной, кроме Сэйерса, который, казалось, вообще ничего и никого не боялся, и странным образом его уравновешенность действовала на нее успокаивающе. Она умудрилась дать нагоняй даже Кингсли, который забыл подписать важные бумаги, после чего он мягко предложил ей взять внеочередной выходной. Гермиона лишь покачала головой и отказалась, зная, что ей нужно было всего лишь добраться до Коукворта, и тогда все волнения будут изгнаны из ее души властной рукой ее Верхнего.

Она рвалась в «Агонию» так, словно от этого зависела ее жизнь, едва успев наскоро перекусить, чтобы Снейп не наказал ее за то, что она придет на сессию голодной. Накинув огромный толстенный свитер и в который раз мысленно поблагодарив за него Молли Уизли, она выскочила из Министерства и поспешила к ближайшей точке трансгрессии, пообещав себе, что завтра уж точно выкроит время, чтобы зайти после работы в магазин и купить новое пальто взамен оставленного в офисе Драко. Возвращаться за ним или посылать Малфою сову с просьбой вернуть ее вещь Гермиона не хотела. Она вообще не желала в ближайшее время слышать его имя.

В баре как всегда было шумно и весело, и Гермиона ощутила, как необъяснимое тепло поднимается из глубин ее души, когда из-за стойки ей застенчиво помахал Мэтт и поприветствовал своей неповторимой улыбкой Генри, сидящий за одним из столиков вместе с Матильдой, с которой он мило переругивался в прошлый раз. Картины между полками с алкоголем снова были перевешены, и теперь вся композиция радовала глаз идеальной симметрией форм и размеров. Решив расспросить об этом Мэтта позже, она поспешила на второй этаж, зная, что Снейп уже ждет ее.

Гермиона с внезапной робостью постучала в дверь его кабинета, гадая, какая атмосфера царит там сегодня: в прошлый раз ее встретило тревожное затишье перед готовой разразиться бурей гнева и ярости, но в этот раз, кажется, все обошлось. Снейп бросил на нее мимолетный взгляд, взметнувшийся от извечных бумаг у него на столе, и вместо приветствия холодно спросил:

– Почему ты так легко одета?

Гермиона помедлила, снимая свитер и отбрасывая его на журнальный столик. Ей не хотелось рассказывать своему нынешнему Верхнему о том, как ее бывший Верхний начал распускать руки в надежде вернуть ее.

Она вздрогнула, когда змейки на шее зашевелились, ловко и быстро перестраивая колье в ошейник, и нерешительно подняла глаза на Снейпа.

– Я задолжал тебе десять ударов розгами за тот же самый проступок, который ты совершаешь прямо сейчас. Думаю, мне стоит удвоить количество, чтобы ты лучше запомнила урок, – ледяным тоном произнес он, но взгляд его черных глаз не был холодным: в нем на кратчайшую долю секунды промелькнуло нечто, что удивленная Гермиона идентифицировала как беспокойство. Чтобы спрятать собственные эмоции, она опустила голову и медленно встала на колени, заложив руки за голову.

– Прошу прощения за свое непослушание, сэр, – ее голос дрогнул, но продолжила она уже куда более уверенным тоном: – Этого больше не повторится. Я одета не по погоде, потому что… оставила свое пальто там, куда не могу за ним вернуться, и у меня не было времени купить себе новое. Я сделаю это завтра, сэр.

Молчание окутало ее колючим покрывалом, пока Снейп несколько минут изучающе наблюдал за ней, стоящей в позе покорности у его стола. Она не приняла душ, не смыла с себя макияж и все еще была полностью одета, но уже ощутила томное прикосновение вожделения между бедрами, где начала скапливаться влага, выделяющаяся, кажется, просто от одного взгляда ее Верхнего.

– Иди сюда, – наконец прорезал тишину его бархатный голос, и Гермиона послушно поднялась и направилась к нему. – Садись ко мне на колени, – добавил Снейп, когда она остановилась рядом.

На этот раз приказ не вызвал такого сильного смущения, и Гермиона, направляемая его уверенными руками, через несколько секунд оказалась на жестких мужских коленях лицом к лицу со Снейпом. Он оглядел легкий румянец, выступивший у нее на щеках, и сказал:

– Рассказывай, что случилось.

– Сэр? – пробормотала Гермиона, чуть крепче сжав лежащие у него на предплечьях ладони, и тут же обругала себя за эту оплошность. Хотя он наверняка и без того уже заметил, что она что-то скрывала и поэтому нервничала.

– Защитные чары на твоем ошейнике срабатывали как минимум два раза, – горячие руки легли ей на бедра и слегка сжали их. – Неужели вы заразились от Поттера его способностью влипать в неприятности и теперь не можете прожить без них и дня, мисс Грейнджер? Смотри на меня и отвечай, или я снова удвою количество ударов розгами, которое ты сегодня получишь, – добавил он, когда она попыталась уклониться от затягивающих вихрей просыпающегося гнева в его глазах.

– В первый раз это была случайность, сэр, – выпалила Гермиона, которую всерьез напугала перспектива получить сорок ударов розгами: она была уверена, что не сможет выдержать такое наказание. – Мой… м-м друг захотел… рассмотреть колье поближе, и оно его оттолкнуло. А потом…

– На моих уроках из тебя не приходилось вытягивать ответы, – раздраженно прорычал Снейп. – Может, мне принести Сыворотку правды?

– Потом один человек поцеловал меня… без моего согласия, сэр, – решив не обращать внимания на его угрозы, наконец смогла ответить Гермиона. – И ваш ошейник отбросил его от меня. Сначала я не поняла, что произошло, но потом заметила, что цепочки светятся… Сэр, могу я задать вопрос?

– Мне следовало знать, что этим все и закончится, – в его голосе четко слышалось раздражение, но на лице, которое сейчас было так близко, на секунду мелькнула другая эмоция. – Задавай, иначе твое любопытство все равно рано или поздно настигнет меня.

– Спасибо, сэр, – Гермиона поерзала на его бедрах, и Снейп поморщился. – Сэр, ваш ошейник теперь будет отталкивать от меня каждого, кто… м… прикоснется ко мне? Естественно, я имею в виду не рукопожатия и случайные прикосновения, иначе у меня уже возникли бы проблемы на работе, но… если я захочу кого-то обнять… м-м… по-дружески, его тоже оттолкнет ваша магия?

– Твое беспокойство вполне понятно, – кивнул Снейп и на секунду задумался. – Я покажу тебе, как работает ошейник.

Его руки, сжимающие ее бедра, скользнули на талию и настойчиво потянули ее тело вперед. Время остановилось, замерев от неожиданности, и, кажется, все вокруг вдруг стало мелким и незначительным, когда Снейп склонился и мучительно медленно потянулся к ее губам. Их дыхание соприкоснулось, и в глазах потемнело от интимности этого момента, казавшегося самым эротичным из всего, что Снейп когда-либо делал с ней, несмотря на то, что их губы пока даже не дотронулись друг до друга. Кровь застучала в ушах, перекачиваемая слишком разогнавшимся сердцем, а внутри окаменевшего в предвкушении тела замерла сама душа, трепеща от невероятности происходящего. Неужели сейчас она ощутит вкус поцелуя своего Верхнего? Тогда, наверное, небеса обрушатся на грешную землю, и вокруг расцветут райские сады… потому что не было на свете большего счастья, чем поцелуй столь желанного человека.

Каждая секунда, пока его губы тянулись к ней, казалась вечностью, наполненной жестокой агонией ожидания, но Гермиона не смела шевельнуться, чтобы сделать движение ему навстречу, боясь, что тогда волшебство прервется, рассеется, как сладкий мираж, оставив вместо себя лишь бесплотный призрак надежды. В последнее мгновение она закрыла глаза в безумном стремлении заставить весь окружающий мир исчезнуть, чтобы в образовавшейся пустоте, подобной той, из которой рождаются миры, ощутить живительное прикосновение создателя своей вселенной.

Жесткие губы дотронулись до ее губ невесомо, невероятно нежно, и замерли на секунду… чтобы потом отстраниться и больше не вернуться.

– Теперь понятно? – мягко прозвучал бархатный голос, показавшийся сейчас грубым ударом бладжера прямо под дых, разбившим вдребезги хрупкое блаженство, не успевшее даже до конца окутать Гермиону. Она медленно открыла глаза, не осознавая, что произошло и где она находится, а на губах все еще полыхало острым огнем прикосновение его губ – которое длилось едва ли дольше секунды и в следующее мгновение трансформировалось в горечь, пролившуюся в горло едкой кислотой и начавшую жечь нежную ткань души.