Княжич Соколов - Роман Саваровский

Легкое чувство дежавю кольнуло сознание, а холодок пробежал по спине.

Подобные ощущения у меня последний раз вызывал «дворецкий» Прохор Семенович на ночных спаррингах. Двигалась эта пятерка очень похожим с ним образом и отследить их четко не удавалось даже с помощью моего «Ока».

Лишь короткие вспышки присутствия вокруг выдавали их намерения.

— Статичные силовые барьеры безнадежно устарели, — со знанием дела констатировал я, и протянул выуженную из другого кармана серебристую визитку с гербом рода Соколовых, — советую обратить внимание на воздушные дроны с четырехфазным эфирным датчиком фиксации, личной разработкой Омского княжества.

— То есть, ты признаешь, что злонамеренно проник на охраняемую территорию? — проигнорировал мой совет гвардеец и процедил явно заученную фразу.

Ну и зря.

Эти дроны великолепно показали себя в Омском княжестве, а представлять их широкой публике мы не планируем. Император то наверняка знает об их существовании, но знает ли он что его нынешние хваленые барьеры имеют фатальную уязвимость и требуют немедленной доработки?

Вряд ли.

А этот гвардеец мог проявить инициативу и донести умную мысль до государя, глядишь, медаль бы какую получил. Или что там бультерьерам положено. Кость?

— Никак нет, — перешел я на понятный ему язык, — проверка внутренних систем безопасности царского лицея, — добавил я уверенным голосом.

По неизменно угрожающему внешнему виду я заключил, что сработало не так эффективно, как на Щепине.

Жаль.

— Отлично. Вот заодно и царскую темницу проверишь, — устрашающе поиграл желваками гвардеец и, качнувшись в мою сторону добавил, — изнутри.

— Это ко мне! — вдруг донеслось из беседки командным голоском.

Долго же Елизавета Елецкая сохраняла молчание. А ведь мое появление заметила сразу. Наслаждалась процессом?

Услышав голос цесаревны, гвардеец замер, осмысливая новые вводные.

— Не положено, — нарочито громко выдал он, спустя три секунды.

С меня же своего цепкого взгляда не сводил, готовый в любой момент продолжить с того момента, где остановился. Сложить нарушителя лицом в пол, скрутить с особой жестокостью, демонстративно показав наглецу что бывает с теми, кто нарушает покой цесаревны и отбить всякую мысль о повторении сей дерзости.

После чего доставить в закрытую темницу, где особо эффективными методами специально обученные люди будут выяснять кто я и что делал на самом деле.

Ну, по крайней мере, в его голове это выглядело так и с реальностью бы совпало мало. Правда свой шанс узнать это на собственной шкуре гвардеец уже упустил. Так и будет теперь жить несбыточными мечтами.

— Это он, — коротко добавила Елизавета Елецкая с показательной нетерпеливостью в голосе.

— Тц, — недовольно скривился гвардеец, но отступил на шаг, открывая мне путь к беседке, — у тебя десять минут, спаситель, — с подчеркнутым презрением на последнем слове выдавил он.

— Там девчонка за елью, — кивнул я себе за спину, — у нее сердечко слабое, как у хомячка. Если напугаете и умереть может. А если умрет, — с нескрываемой угрозой в голосе добавил я, — спасать придется уже вас.

Гвардеец ничего не сказал в ответ, но его взгляд дрогнул, а пятерка дружков прекратила движение к Эмилии.

Люблю понятливых.

Дальнейший мой путь по уютному ночному саду мне никто преграждать не смел, хоть и вернулось ощущение прожигающих спину злобных взглядов.

Надо признать, дрессируют их хорошо. Как перемещаются так незаметно, а как хотят нарочно обозначить свое наблюдение, так пожалуйста. Отделаться от липкого ощущения постороннего присутствия весьма проблематично, и я искренне сочувствую цесаревне если она так вынуждена провести всю свою жизнь.

Хотя, навряд ли на нее пялятся с такой же пробирающей до самой души злобой.

Шел я неспешно.

Названный лимит в десять минут легко превратится хоть в час, если Елизавета Михайловна Елецкая того пожелает. Навряд ли наша встреча согласована с ее отцом и поднимать лишний шум гвардейцы не станут.

Без нужды, разумеется.

В воздухе витал умиротворяющий цветочный аромат. В водной глади ночного пруда отражался мягкий лунный свет, словно зазывая внутрь этого оазиса покоя и безмятежности.

Если не считать окруживших нас гвардейцев, место безусловно приятное и тихое. Вкус у Елизаветы Елецкой определенно есть.

«Око» я развеял, за периметром тут и без меня есть кому приглядеть, а вчерашний день научил меня бережнее относиться к источнику эфира.

— Доброго вечера, ваше высочество, — вежливо поприветствовал я цесаревну, стоило мне преодолеть резной мостик из красного дерева и оказаться внутри беседки.

Там, внутри, с горделивым видом императрицы, полуоборотом ко мне стояла рыжеволосая девушка. В истинно аристократической манере, Елизавета Михайловна Елецкая глубокомысленно смотрела вдаль, сложив ручки на каменную кладку окна.

Показная невозмутимость, утонченные черты лица, гордо вздернутый носик, осиная талия, которую идеально подчеркивало легкое огненно-красное платье. Оно едва доходило до колен, во всей красе демонстрируя стройные ножки на высоком каблуке и вызывающе просвечивало в свете луны ровно столько, сколько позволяли правила приличия.

На самой грани правил приличия, оставляя самый допустимый минимум для воображения.

— Ты опоздал, — обвинительно фыркнула Елизавета Елецкая, не поворачивая головы.

Но, даже так, я смог оценить сложно уложенную прическу, дорогой макияж и эксклюзивные украшения, за стоимость которых можно прожить одну безбедную жизнь.

Словом, всем своим видом и поведением цесаревна стремилась показать, что ее внешний вид в том подвале гостевого дома был случайностью и не имеет ничего общего с реальной красотой юной представительницы правящего дома Елецких.

— Был на свидании, — спокойно ответил я, вдыхая нежный аромат парфюма с цитрусовыми нотками и щепоткой эфирных феромонов, — к тому же мы не обозначали время, — добавил я, подметив как дернулась щека цесаревны.

Не то, чтобы мне доставляло удовольствие доводить людей, но темпом диалога, который задала Елизавета Елецкая мы бы действительно говорили целый час, а это меня не устраивало.

Судя по крайней степени тщательности подготовки девушки к этой встрече, десять отведенных мне минут я должен был только восхищаться ее красотой. Потом еще двадцать просить прощения за то, что закрыл ее в подвале. И еще двадцать чтобы, наконец, перейти к сути вопроса, ради которого я и попросил Алекса передать Елецкой просьбу о личной встрече.

Конечно, цесаревна могла не согласиться, но я снабдил моего юного гонца убойным аргументом, звучащим как: «я спас тебе жизнь». Просто так Елизавета Елецкая отмахнуться от этого не могла, ведь, фактически, никакой награды за отвагу и героизм