Мир велик, и спасение поджидает за каждым углом - Илья Троянов

А потом вдруг погас свет.

— В чем дело?

— У-у-у, жопа!

— М-мать твою!

— О'кей, люди, зажгите фары.

Это был тяжелый ирландский голос генерального секретаря, который, судя по всему, вновь овладел ситуацией, смолкли гудки, разбрелись восвояси голоса, чтобы открыть и снова захлопнуть дверцы. В непроглядной тьме вспыхивали одни фары за другими.

— Последний раз пострадали стекла, и шеф предупредил, что, если мы не будем вести себя мирно, он вырубит свет, — пояснил Топко, включая тем временем фары. — А когда все успокоится, он снова даст свет. По-моему, атмосфера здесь очень крутая, все равно как на «Шатл-спейс», который облетает Землю.

— Мне стыдно за вас, — это снова ирландец, чья коренастая фигура мерцала за световым барьером от пяти машин, — раньше мы все были уверены, что нас что-то связывает, что мы, таксисты, должны держаться вместе, поскольку это нам на пользу. И это было самое важное, а всякие разногласия между нами были делом второстепенным. Я хочу сказать, что дома вы ведете себя так, как вам заблагорассудится, и никому до этого нет дела, но как таксисты мы все одинаковы. А сейчас пошли сплошь невежды, которые гордятся тем, что не могут уразуметь, как надо жить в этом городе.

Верхний свет моргнул несколько раз, а потом засиял в полную силу.

— Ребята, в этом нет смысла, на кой нам совет, чтобы ссориться и скандалить, я лично выхожу.

Возражения пенились со всех сторон, причем все по-английски. Среди этой оглушительной какофонии Бай Дан шепнул мне на ухо:

— А тебе не кажется, что нам пора лететь домой?

Я кивнул.

— Тогда надо наведаться в несколько авиакомпаний. Скажи, Топко, здесь можно поймать такси?

Завтра есть рейс, и осталось два свободных места. Алекс и Бай Дан вылетали из аэропорта Кеннеди. Им предстояла пересадка, с одной линии на другую. Они позвонили Златке, которая уже так долго их ждала, что успела за это время сварить на пробу все мыслимые и немыслимые десерты.

— Но я ведь предупреждал тебя, что на это уйдет не меньше нескольких недель. Все оказалось трудней, чем я предполагал, но теперь задержек не будет. Прибываем завтра вечером.

— Я вас встречу.

— Не надо, Златка, у нас есть собственный транспорт.

— Я вас встречу.

— Как это ты нас встретишь?

— Я попрошу соседа снизу, во-первых, у него есть «москвич», а во-вторых, ему целый день нечего делать.

— Мы очень рады, Златка, что скоро тебя увидим. — И он назвал ей время прибытия.

Сосед с готовностью вызвался помочь. Хотя нельзя сказать, что Златка предоставила ему возможность выбора. Вот она сидит в зале ожидания на скамейке, в лучшем из своих костюмов, дважды перешитом, в туфлях, которые совсем недавно получила из Парижа, причем в левую туфлю был вложен привет от Бай Дана, а в правую — записочка от Алекса, прескверный почерк и несколько ошибок. Сидя она занимает сразу два места и радуется, что не опоздала. Прибытие рейса ожидается через час. Весь день Златка боялась опоздать. Через стеклянную перегородку она видит пассажиров, которые ждут свой багаж.

Она спрашивает соседа, прилетит ли самолет по расписанию, спрашивает, совершил он уже посадку или нет, она просит его навести справки. Он уходит в туалет, а воротясь, успокаивает ее: самолет только что совершил посадку. Но пройдет еще некоторое время, прежде чем они смогут выйти. Ей ничего не видно, потому что некоторые из ожидающих встали перед ней и загораживают обзор. Она выпрямляется. Это должны быть пассажиры с ее рейса. Первые уже миновали пограничный контроль.

Сперва она видит Бай Дана, загорелого и лет на десять помолодевшего, а рядом с ним — красивый молодой человек, Сашко, она делает несколько неуверенных шажков вперед, Сашко, она отталкивает остальных, ей надо к Сашко, сосед спешит за ней, подожди, Златка, сейчас они сами выйдут. Златка протискивается сквозь толпу. Она никого не замечает, она топает и топает и доходит до барьера как раз в ту минуту, когда из-за него появляются Бай Дан и Алекс.

Ты был прав, Алекс, в этих объятиях можно потерять сознание от счастья, но ты еще не подумал о поцелуях. Ты не знаешь, что сказать, впрочем, тебе и не нужно ничего говорить, потому что Златка плачет, плачет, как можно плакать только от счастья, и до того громко, что все взгляды обращаются к ней. Она перекрывает выход, за ней уже образовалась очередь из других пассажиров. Они покашливают, они уже начинают ворчать, а ты видишь, как подмигивает Бай Дан, и знаешь: это путешествие подошло к концу.

— Садись, Сашко, рядом со мной, дай мне поглядеть на тебя, ах ты, мой родной. Вот мне и довелось еще раз тебя увидеть. Вы хорошо долетели?

— Да еще как хорошо. Самый удачный полет в жизни этого молодого человека, — ухмыляется Бай Дан.

— Почему самый удачный?

— Да так, ничего особенного. Я выиграл у Бай Дана пятерку.

— И правильно сделал. Молодость должна выигрывать.

— Бабо, это был первый раз, но я уверен, что не последний.

— Нам надо в багажное отделение, — напоминает Бай Дан.

В соответствующем окошечке он предъявляет свой билет и багажный талон. Проходит некоторое время, прежде чем двое грузчиков выносят деревянный ящик.

— А как мы доставим это в город? На моем «москвиче» не получится.

— Проще простого. У вас кусачек, случайно, нет?

Бай Дан перекусывает проволочную оплетку, и они вместе с Алексом извлекают свой тандем.

— Это еще что такое? — И Златка осеняет себя крестом.

— Это лошадь сатаны. — Грузчики смеются.

— Встретимся дома.

— Нет и нет, я вас из виду не выпущу. — И Златка снова целует Алекса.

— Тогда мы поедем следом, мы народ лихой, а дорога все больше идет под гору. «Это я народ лихой», — думает про себя Алекс и предоставляет Бай Дану возможность перегнать тандем на стоянку.

Златка схватила своего внука под руку и осыпает его вопросами. Про их побег, про лагерь, про родителей, про школьные годы, про университет, про его теперешнюю жизнь. И Алекс наконец может начать свой рассказ.

Вниз с первых холмов. Ветер свистит в седой бороде, с шипением задувает через все отверстия, врывается в уши, словно это его законное место, подхватывает слова обоих, катапультирует их безудержные выкрики назад, айда, айда, едем дальше, хака-харака, ветер опознает победоносный тандем: очертания конечностей и верхней части тела… знаки победы… они складываются из этапов и эпох… воздетый кулак, два пальца — знак победы, поднятый к небу большой палец, рука согнута, ветер запрыгивает в рюкзаки и весело свистит, хотя и не слишком громко, ну конечно же, он не хочет, чтобы они взлетели, а колеса крутятся до ближайшей разметки, карамба, хей-хо-хей-хо… Алекс трезвонит, но ветер воспринимает его трезвон как азбуку Морзе и умело переводит… мы боремся, и не сдаемся, и мечтаем, и играем, и проигрываем, и выигрываем, и обретаем свободу снова, и впредь, и во веки веков свободу.

КОНЕЦ ИГРЫ

…ШЛЕПАНЬЕ ТРИКАНЬЕ ШЛЕПАНЬЕ БАРАБАННАЯ ДРОБЬ ТРАКАНЬЕ И ТРИКАНЬЕ ШЛЕПАНЬЕ И ДРОБЬ, между двух крепостей, которые осаждают друг дружку. Как по заказу заявляет о себе одинарный дубль, теперь противник держит кости в руке, дышит на них, делает вид, будто плюет на счастье, втирает в кости свое нетерпение, пока они не становятся горячими. Как же я мог выбросить пустышку, когда всего-то двух и не хватало, ну и растяпа же я, а теперь, куда мне податься теперь, ох до чего ж дурацкий бросок. Димчо, Димчо, как ты можешь говорить о счастье, когда у тебя такие неловкие руки? Простая игра, вынужден признать Димчо, затем следуют несколько бросков и ходов и под конец — проклятия. Пятерка ухнула. Благодарю тебя, мастер. Димчо встает, чтобы уступить место следующему, усатому Элину. Пейо, хозяин, принимает и выполняет заказы. Кто заказывал «Мальборо»? Элин, это не ты просил двойное виски? Да, Элину перед игрой необходимо что-нибудь экстравагантное. А твой шнапс в этом случае не помогает. Спа-спа-спасииибо. Ннне слуушай их, о-о-они пппросто та-ак го-говорят. У Элина даже кости заикаются — крылатое слово за этим столом. Они долго-долго перекатываются с боку на бок, все с нетерпением ждут, что выпадет, а кости по большей части приносят разочарование. Но иногда, довольно редко впрочем, они неопровержимо свидетельствуют о том, что ждать все-таки стоило. Три и четыре. Влетает битая кость, отскакивает да при этом еще побивает одну из вражеских костей. Элин очень опасный противник. Но в первой игре у него на один дубль шесть больше, чем надо. И это смертельный промах. Дубль не даст тебе выиграть, Элин, дубль несет проигрыш. Элин и сам это знает. Он кивнул. Из круга выходит Иван. Время еще, правда, детское, но ему далеко ехать, в пригород, а его немощный старый дизель, западная продукция, которую сын привез ему из Германии, слишком медленно ползет по дороге. Иван выходит. Дверь за ним остается приоткрытой, из нее тянет холодом, появляется молодой паренек, за ним второй. И только после их появления дверь захлопывается.