Жар костей не ломит (СИ) - Углов Артем

Разные слухи ходили по школе: кто-то видел, как молодую учительницу подвозили на дорогой тачке, кто-то видел их обедающими в ресторане. Лично я свечку не держал, поэтому относился к подобным сплетням с долей здорового скептицизма.

Мотор утробно зарычал, прибавив оборотов. Автомобиль резко дернулся, и взвизгнув шинами, описал полукруг по мокрому асфальту. Яркий свет фар выхватил из темноты стену школы, заросли кустов, и двух человек, стоящих возле беседки. Диану Ильязовну я узнал сразу, по кокетливой шляпке из прошлого столетия. В отличии от спутницы Василий Иванович умел сливаться с серой массой, поэтому и был облачен в лётную кожанку, продающуюся на каждом углу, плюс надвинутую на глаза кепку. Если бы не характерный жест, я бы сроду его не признал. Вечно у Василия Ивановича протез заедал, оттого и хлопал себя по колену, словно революционный матрос, собирающийся сплясать «Яблочко».

Дубоватый уборщик, изрядно потрепанный жизнью, и молодая симпатичная учительница… Интересно, что они делают вместе на улице? Неужели Василий Иванович, не склонный к «глупому романтизму», вдруг взялся проводить девушку до дома? Нет, быть того не может, у них же контры: постоянно цапаются друг с другом. А после того, как Диана Ильязовна была уличена в работе на психолога из Москвы…

Додумать мысль я не успел. Даут в очередной раз взрыкнув мотором, сорвался с места и полетел в сторону беседки, набирая ход.

«Все, хана Василь Иванычу», — столь же стремительно пронеслось в голове. Глаза сами собой зажмурились, а когда они открылись то обнаружилось, что ничего с уборщиком не случилось, как и с учительницей, схватившей спутника за плечи и теперь выглядывающей из-за его спины.

Даут успел затормозить, проделав оставшийся путь юзом. С визгом проскользил по мокрому асфальту, поднимая волну брызг.

Дверцы машины хлопнули, выпустив наружу двоих. Тот, что сидел на месте водителя, явно никуда не спешил, манекеном замерев возле капота, а вот второй… Второй подлетел к Василию Ивановичу и принялся активно жестикулировать. До ушей долетели обрывки фраз, насыщенные угрозами и матом.

Нужно быть полным кретином, чтобы не понимать, кто это… Тот самый зарвавшийся Мажор, на днях отметеливший трудовика. Доказательств тому не было никаких, но в школе поговаривали, что зря Аркадий Борисович взялся столь рьяно ухаживать за «програмичкой». Вот и заработал проблем на свою лысую голову. Следующим на очереди был Василий Иванович.

— Пиз…а уборщику, — прокомментировал Дюша происходящие события.

Да вот хрен вам!

Я сам не понял, как сорвался с места, как ноги понесли в сторону горящего ярким светом автомобиля. На встречу пахнуло дождем и отчего-то одеколоном, приторным до одури и сведенных скул. Мыслей в голове не было никаких, только сердце стучало в ушах, а еще голос Мажора, отчетливо прозвучавший в ночи:

— Дядя, я же тебя предупреждал, чтобы к Дианке не совался…

Я опустил взгляд, пытаясь разглядеть под ногами завалявшуюся железяку или булыжник, как тогда, перед гаражами. Но вот беда — не было ничего на асфальте, кроме разноцветной листвы, занесенной ветром с дикого сада. Ни камня, ни даже веточки, лишь блики света дрожали на темной поверхности луж.

— О-па… а ты кто такой, залетный?

Я поднял голову и понял, что пришел. Порванные на бедрах скинни, толстая цепочка на загоревшей шее и наглый, чутка прищуренный взгляд — все это принадлежало Мажору. Раньше не доводилось встречаться лично, но чуйка отчего-то подсказывала — он это, больше не кому.

— Вали, сопляк, пока цел.

Кулаки сжались до боли, тело напряглось, готовое к удару в любую секунду. Кажется, Мажор, что-то такое почувствовал, потому как угрожающе процедил:

— Жить надоело?

И даже корпус наклонил в мою сторону, но тут заговорил Василий Иванович:

— Ты про меня не забыл?

Щека Мажора нервно дернулась, перекосив ухоженное лицо. Он нарочито медленно принялся разворачиваться в сторону главного оппонента. Слишком медленно… За это время мы успели обменятся взглядами с уборщиком. Кажется, он хотел, чтобы я свалил к чертям собачьим. Только поздно, Василий Иванович, вы же сами учили поступать правильно. Вот я и поступаю.

— Ты как со мной разговариваешь, ты…, - Мажор снова стал заводиться. Подкидывал в топку слова, распаляя угасшее пламя гнева, только выглядело это как-то… Не знаю, не убедительно, что ли. Вот безногий инвалид с надвинутой на глаза кепкой смотрелся солидно, как и водитель «Даута», с ленцой наблюдавший за разворачивающимися событиями. Он не спешил помогать приятелю, предпочитая роль театрала, пресыщенного зрелищами.

Помимо вышеозначенных персон был здесь еще один человек. Диана Ильязовна не выглядела жертвой с трясущимися губами и круглыми от страха глазами. Не пряталась за чужой спиной от яркого света автомобильных фар — это Василий Иванович сделал шаг вперед, пытаясь загородить собою молодую учительницу.

А еще она понимала, что любое неосторожно сказанное слово может привести к непредсказуемым последствиям. Поэтому молчала и смотрела суровым взглядом: то на Мажора, то на меня… И снова на Мажора, и снова на меня… А я-то здесь причем?

Пока пытался понять, от кого больше исходит угрозы: от бандюгана местного пошиба или строгой учительницы, атмосфера заметно накалилась. Мажор таки умудрился набрать оборотов и теперь разгонял ситуацию, готовый перейти к решительным действиям.

— Я тебя по базам пробил! — орал он, обнажая ряд идеально ровных зубов. — Ты, поломойка школьная!

Видать плохо пробил — у Василия Ивановича армейское прошлое на роже высечено.

— Чё, в героя поиграть вздумал, хрен старый?!

И тут неожиданно не выдержал водитель красного Даута. Может успел просчитать ситуацию и понять, что ничего хорошего из намечающегося конфликта не выйдет, а может просто устал стоять у пышущего жаром капота.

— Кир, поехали.

Сказанное пришлось повторить дважды, потому как орущий Мажор не сразу услышал обращенные к нему слова.

— Подожди, я с ним еще не закончил.

— Кир, не здесь.

— Почему нет? Самое время учить борзых.

— Не слишком ли молод, чтобы учить? — удивился Василий Иванович.

— Слышь, дядя, не тебе решать, кто и на что право имеет. Я в жизни своей столько всего перевидал, тебе даже не снилось, — рука Мажорчика взвилась в воздух.

Я дернулся всем телом, думая, что вот оно — началось, но отполированный до блеска ноготь лишь ткнул в грудь Василию Ивановичу. Точнее, указал направление, так и не рискнув коснутся блестящей от капель дождя кожанки.

— Каждый чепушила должен знать свое место, — растягивая звуки, протянул бандит.

«Ох ты ж, бл. ть», — прочиталось на удивленном лице Василия Ивановича. Он может быть и ругнулся в ответ, вот только рядом стояла Диана Ильязовна, не терпящая бранных слов.

— Ты у меня ходить не сможешь, сука! Кровью харкать…, - Мажор вдруг заткнулся и уставился в темноту. Дернулся и его дружок у капота, спешно засовывая правую руку в карман. Их можно было понять, потому как из темноты ночи выплыла фигура богатырских размеров.

Это я в свои девятнадцать выглядел пацан-пацаном, а Дюша походил на здоровенного мужика, особенно когда отпускал щетину. Он и днем-то смотрелся солидно, а ночью и вовсе выглядел угрожающе: квадратный шкаф с выпирающей антресолью. И куртку носил соответствующую, которая нифига не грела, зато до анатомических подробностей обтягивала здоровенную бицуху.

— Ты еще кто такой? — искренне удивился Мажор.

— Я с ними, — Дюша кивнул в мою сторону.

— Тебе чего, жить надоело?

Секунда, вторая — пропитанная промозглой сыростью. Физиономия Мажора — злая и одновременно растерянная. Неразговорчивый водитель Даута, спрятавший руку в кармане пальто. Явно не озябшие пальцы греть засунул, и уж точно не за леденцами полез. Почувствовал неладное и Василий Иванович, одним неуловимым движением сместивший корпус и полностью закрывший собою учительницу: то ли от ножа, то ли от выстрела.

Секунда, вторая… ничего не случилось. Лишь замершие в напряжении фигуры и мелкие капли вновь принявшегося накрапывать дождя.